Атакующий адвокат

Но он на этом не остановился, продолжая практиковать, Мурад Алавдинович написал докторскую диссертацию на актуальную тему: «Правовая и социальная защита жертв преступности в России». Это объемная монография в 350 книжного формата страниц и представляет собой системное изучение вопросов правовых и социальных средств защиты преступных посягательств и злоупотребления властью с использованием отечественного и международного опыта. Проблемы защиты жертв преступлений, включая жертв терактов, рассматриваются им в сфере уголовной политики государства и соответствующих социальных мер. В числе задач уголовного судопроизводства обосновывается приоритетное значение защиты потерпевших, что связано с необходимостью концептуальных изменений УПК РФ.

На базе обобщенного отечественного и зарубежного опыта предложены ориентиры определения размеров денежных компенсаций имущественного и морального ущерба жертвам преступлений и злоупотребления властью. Обосновывается необходимость создания комплексного правового акта – кодекса защиты жертв преступлений и злоупотребления властью и положения о государственном и общественных фондах помощи жертвам преступлений.

Монография М. Мусаева состоит из 10 глав, вступления и заключения. Углубляясь в содержание его фундаментального научного труда, начинаешь понимать, что ограждение граждан от преступных посягательств, материальной и психологической компенсации вреда, причиняемого жертвам преступлений, становится одной из актуальных задач современного государства и общества. Решению этой задачи во многих странах посвящаются специальные законодательные акты, создаются государственные и общественные фонды помощи жертвам преступлений. Российское законодательство в этом отношении существенно отстает от зарубежного, считает молодой практик и ученый. Он резонно констатирует: «Надежды на изменения, связанные с судебно-правовой реформой, не оправдались. Одним из существенных недостатков УПК РФ (Уголовно-Процессуальный кодекс) является его однобокая ориентация на защиту обвиняемого и игнорирование интересов процессуальной фигуры потерпевшего. И таким образом выводы криминологической науки о том, что граждане, пострадавшие от преступлений, как правило, избегают обращений за защитой в наши правоохранительные органы, считая это бесполезным, сохраняют свою актуальность и сегодня», - таково твердое убеждение Мурада Мусаева, соискателя теперь ученой степени доктора юридических наук, которому, кстати, 25 лет от роду.
Тем не менее, аргументированные тезисы, изложенные им в монографии «Правовая и социальная защита жертв преступности в России» отличаются новизной, убедительностью и глубиной мысли, основывающихся на неопровержимых аргументах и фактах.

- Нет надежной статистики, свидетельствующий о количестве лиц, пострадавших от преступлений, - заявляет соискатель. – Отдельные официальные источники сообщают, что это число перевалило за два миллиона человек и составляет ныне 2303756 человека. Подлинное число и преступлений, и жертв преступности неведомо ни правоохранительным органам государства, ни криминологической науке. Осведомленные же эксперты предлагают увеличить официальные статистические данные в 7-10 раз.

Привлекает внимание и такая информация, присутствующая в монографии Мусаева: «В последние годы были проведены рядом авторов значительные исследования положения потерпевшего в уголовном судопроизводстве. Но их рекомендации о защите потерпевших остаются в запасниках юридической науки. В сущности, такую же судьбу постигли и многие международные пакты, объявленные, между прочим, частью правовой системы России. В частности, «Декларацию основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотреблений властью», принятую 96-м пленарным заседанием Генеральной Ассамблеи ООН 29 ноября 1985 года».

Каждая из десяти глав исследования Мурада Мусаева пронизана красной нитью обобщения уже выстраданных идей, носит характер напоминания о них и предлагает посмотреть на проблему правовой и социальной защиты жертв преступлений с позиции современной преступности, правовой идеологии и нынешнего законодательства, включая международный опыт защиты жизни, здоровья, имущества и доброго имени гражданина России.

…Проведенное исследование Мусаева, посвященное жертвам преступлений в стране отразило неудовлетворительное состояние правовых и социальных средств защиты этой ущемленной части населения страны. Выводы автора монографии и сделанные им предложения о позитивных изменениях ситуации основаны на анализе статистики правоохранительных ведомств, действующего законодательства и практики высших судебных органов страны, достижений отечественной науки преимущественно уголовно-правового и социолого-криминологического цикла.

Важным источником конструктивных идей и их правового обоснования в монографии явилось использование метода сравнительного правоведения, позволившего оценить международные принципы и нормы, а также законодательного ряда государств Запада в области защиты жертв преступлений и злоупотреблений властей. 
В этой связи ученым обосновывается необходимость ужесточения правовых гарантий регистрации обращения граждан с сигналами о совершенных преступлениях.
Автором предлагается разработать проект закона «О защите жертв преступлений» с учетом достижений отечественной науки и рекомендаций органов международного сообщества. Отсутствие такового оставляет граждан беззащитными перед нарастающей преступностью, большая часть которой не только не раскрывается, но и не регистрируется даже при наличии убедительных сигналов…

Докторская диссертация кандидатом наук Мурадом Мусаевым будет, вне всякого сомнения, защищена. В этом со мной согласится всяк, ознакомившийся с его чрезвычайно серьезной монографией, которую без преувеличения можно назвать новым словом в науке юриспруденции.

В заключение не могу не привести один из многих в его адвокатской практике эпизод, любезно предоставленный нам талантливым поэтом и писателем Мусой Гешаевым.
«Пишу это, а по ТВ транслируется заседание суда в Ростове по делу Ульмана и его молодцов. Ульман и двое стрелков по живым мишеням сбежали. Их объявили в розыск. Мурад Мусаев, адвокат пострадавших, спокойно говорит: «Они заслужили наказание — двадцать с лишним лет. И — исчезли». Этот юноша умно и достойно защищает истину. Он спокоен, ибо праведен. И благороден! Истинный сын своего отца Алауди и внук деда Нажмудина.

Вот выдержка из речи адвоката Мурада Мусаева по делу Ульмана и его сообщников 4 апреля 2007 года. Прочитайте, и вы убедитесь, каков Мурад Мусаев как адвокат в свои двадцать два года и каково его будущее:

«Отстаивая свои права, подсудимые ссылались на Конституцию РФ. Значит, знают основной закон, статья 20 которого гласит: "Каждый имеет право на жизнь". Итак, приказ, полученный Э. А. Ульманом, А. Е. Калаганским и В. Н. Воеводиным от А. В. Перелевского, являлся заведомо преступным, а значит, указанные лица несут уголовную ответственность на общих основаниях, как то установлено ч. 2 ст. 42 УК РФ.

...Что еще? Подсудимые нам говорят, что приказ есть приказ, каким бы он ни был, приказ должен исполняться беспрекословно. Есть приказ — стреляй. Безоружного, беспомощного — стреляй. Лесника, учителя — стреляй. Старика, женщину — стреляй! Есть приказ — гори все синим пламенем!

И вот у меня возник вопрос: а что, если бы 11 января 2002 года Ульману на дороге подвернулись не родственники моих уважаемых доверителей, а его собственные родные? Стал бы он также рьяно выполнять "засадные действия" и стрелять по машине, если бы допускал, что в ней могут быть не чужие, а его собственные брат или сестра? Стал бы он "беспрекословно и в срок" умерщвлять своих близких по приказу хоть трижды Переловского? Приказал бы он "Цыбденычу" стрелять по бездыханному телу своего брата, также, как по Абдул-Вахабу Сатабаеву, чей брат находится в этом зале?

А "господин оперативный офицер" Перелевский? Стал бы он прикидываться "передаточным звеном", кабы по рации передали паспортные данные членов его семьи, а не "каких-то там чеченцев"? Стал бы он, не разбираясь, ульмановым кричать: "У тебя все двухсотые!"? Или все-таки отнесся бы к делу более ответственно? А стал бы он, хоть бы и по приказу самого верховного главнокомандующего, руками своих подчиненных убивать своего сына, как убил чужого?

А Калаганский стал бы стрелять в свою жену также послушно, как стрелял в Зейнап Джаватханову — жену присутствующего здесь Мухамеда Салманова? Сделал бы он "беспрекословно и в срок" сиротами своих детей, также как семерых детей Зейнап?

Помните, как у подсудимого Воеводина заболел отец? Как уважаемые защитники взывали нас подойти к ситуации "по-человечески"? Так вот интересно, стал бы Воеводин "беспрекословно и в срок" стрелять в спину своему любимому отцу? Убил бы он своего отца также, как отца четверых детей Шахбана Бахаева, как отца пятерых детей Хамзата Тубурова? Или, все-таки, "подошел бы к ситуации по-человечески"?

Так любой ли приказ должно выполнять беспрекословно и в срок?! Или все-таки не любой?! Мы не на допросе, уважаемый суд, поэтому вопросы мои — риторические. Но мы все знаем на них ответы.

И наконец, уважаемый суд, мы обратимся к коронному понятийному аргументу подсудимых, пусть он и не основан на действующем законе.

Дело в том, что нам много раз приходилось слышать, как Ульман и его сообщники, оправдываясь, прибегают к псевдосолдатской, квазиофицерской риторике. В свое оправдание они рассказывали нам об укладе военной жизни, неписаных правилах спецназа, кодексе чести офицера и всякой другой армейской "высокой материи".
Мы хотим заметить, уважаемый суд, что все это суть пустословие: настоящий офицер и честный воин, коим хочет казаться каждый из подсудимых, скорее застрелился бы сам, нежели выстрелил бы в спину беспомощной женщине!

Ульман и его сообщники переступили не только писаный уголовный закон, не только уставы воинской службы, но и все возможные этические нормы: от заповеди "не убий" до правил мужской и офицерской чести! Тем они и заслужили именоваться «псами войны», но никак не солдатами и не офицерами.

Это все, что мы намеревались сказать по существу обвинений, предъявленных подсудимым, и позиции стороны защиты в настоящем уголовном деле. Во всем, что не охвачено нашим выступлением (в частности, в рассмотрении вопроса об уничтожении имущества и превышении должностных полномочий), мы просим суд руководствоваться принципом аналогии, а также выступлением государственного обвинителя.

Что касается наказания, то мы считаем, что никакая мера не является достаточной для подсудимых убийц, и оставляем выбор вида и размера наказания на усмотрение прокурора и в конечном итоге суда.

Считаем, однако, должным высказаться по существу "смягчающих обстоятельств", о которых ранее говорил уважаемый государственный обвинитель. Первое обстоятельство — положительные характеристики на подсудимых с места службы. Они, на наш взгляд, заслуживают не большего доверия, чем другие документы, фальсифицированные командованием подсудимых с целью избавления последних от уголовной ответственности. Второе же — малолетние дети Калаганского и Перелевского. В связи с этим просим уважаемый суд обратить внимание на то, что у подсудимых, в сумме на четверых, трое детей (и дай Бог здоровья этим детям). Что же касается людей, безвинно убитых подсудимыми зимой 2002 года, то у них был двадцать один ребенок. Вдумайтесь в это: двадцать одна сирота.

У меня все, уважаемый суд. Благодарю за внимание».

…Как говорится, комментарии излишни.

Олег Джургаев