ЧЕЧНЯ. С конца XVI в. одним из факторов жизни вайнахов становится ислам. Именно в это время он распространяется в Чечне. Тогда же складывается местная письменность на основе арабской графики. Вообще центром распространения ислама на Кавказе с VII-VIII в. был Дербент. Однако вайнахские тейпы, сопротивляясь иноземным вторжениям, довольно долго отторгали ортодоксальный ислам. И это понятно — через владык Крыма и Дагестан, через кумыкских и кабардинских правителей и мулл из Турции распространялся ортодоксальный суннитский ислам с его ориентацией, помимо священного Корана, на сунну — предания о жизни и деяниях пророка Мухаммеда, проникнутые идеями о халифе — общем духовном повелителе всех правоверных.
Из Ирана шло не менее мощное воздействие ислама шиитского толка с пониманием богоизбранности праведных имамов — предстоятелей, сочетавших в одном лице духовную и светскую власть. (Забегая вперед, скажем, что ислам окончательно упрочил свои позиции лишь во второй половине XVIII — первой половине XIX в., когда в ходе серии на-родных освободительных войн выделились яркие военно-религиозные лидеры, такие как имам шейх Мансур (1780-е — 1791 г.), шейх Абдул Кадыр (около 1822 г.), шейх Авко, шейх Мухаммад Майртупский, имам Яуха Гаука (1825), затем имамы из Дагестана Гази Мухаммад, Гамзат-бек, наконец, сам Шамиль (1828-1859).)
Автохтонность чеченцев и ингушей, вообще вайнахов, особенности социокультурных традиций в сочетании с многовековой, вошедшей в генотип борьбой за свободу «малой родины» и синдромом постоянного опасения за судьбу своего аула, подверженного угрозе внезапного вторжения, способствовали закреплению некоторых отличительных этногенетических преданий.
В частности, мифический предок ингушей Маго-Ерды стал восприниматься как святой, неизменно обращавшийся к Корану. Позднее, в XIX в., утвердилось — как формирующее начало всего этноса — именно исламское миропонимание, причем с весьма любопытными отличиями от общепринятого. Якобы Аллах Всемогущий изначально сотворил чеченцев и ингушей первомусульманами. Некоторых родовых предков вайнахов мифы относят к Аравийскому полуострову, т. е. родине ислама и месту оформления в конце XVIII в. ваххабизма как религиозно-политического течения среди арабов, направленного против захватчиков-турок.
Переосмыслению через ислам древних верований и культов и оформлению местной специфики ислама содействовало распространение суфизма — мусульманского мистицизма, а также дервишества — бродячего подвижничества, нередко объединенного в своего рода «ордена» — братства. На чеченской почве получили особое развитие институт «учитель — ученик» (муршид — мюрид), связанный с почитанием культа предков, и уверенность в наличии опосредованной (через шейха, имама, ходжу) связи простого чеченца с Аллахом. Ритуалы суфиев, например почитание шейхов, зикр и др., совместились с условными и безусловными признаками сохранения тейповой и личной (семейной) чести.
Деятельность пришлых и местных шейхов накладывалась на бурную военизированную жизнь тейпов. «Политика — война» как концепция в сути своей были чужды суфизму с его опорой на сугубо мирное религиозно-нравственное самосовершенствование человека. Однако жесткий аскетизм и замкнутая дисциплинированность некоторых суфийских братств, нашедших, как им казалось, убежище в благословенном покое вайнахских гор, импонировали чеченцам, привыкшим к повседневной жизни горца с оружием в руках, но воспринимались ими не в духовном, а в организационном плане, использовались для строительства своих вооруженных сил.
Эти обстоятельства читатель должен принимать во внимание, знакомясь с описаниями (см. документы) жизни и борьбы шейха Мансура, самого Шамиля и даже шейха Кунта-хаджи.
Среди первых в Чечне шейхов упоминается проведший всю свою сознательную жизнь среди чеченцев внебрачный сын могущественного шамхала Тарковского — шейх Мут (конец XVII в. — 1744 г.?). На протяжении четверти века его убежищем была пещера Ших-Мут Хьех, известная и поныне как место, где чудесным образом исцеляются раны. Мавзолей шейха Уммалат-шайха близ Сержень-Юрта Шалинского района почитается молящими о ниспослании урожая. Сегодня в памяти и почиании чеченцев и ингушей — более двадцати почитаемых шейхов.
Очевидно, что по мере распространения ислама росла численность (читатель увидит это в некоторых публикуемых документах) мусульманского духовенства и его значение в обрядово-бытовой повседневности горных аулов, все более замыкавшихся на исключительном противодействии очередному вторжению иноземцев.
Мюридизм акцентировал на рубеже XVIII-XIX вв. политическое содержание вероучения ислама. Шейхи Мансур, Магомад Ярагинский, Джама- лудин Казикумухский (или Джамалуддин Аль-Хамуги Аль-Хусейни, родом из аула Кази-Кумух в Дагестане) сосредоточили свои проповеди и организованную как «поход за веру» просветительскую деятельность на воинствующей стороне исламских догматов, а именно на джихаде вооруженном, а не морально-этическом, заострив внимание на непримиримости и бескомпромиссности, жертвенности горцев в войне против неверных. Под таковыми в их проповедях стали пониматься не только все русские, начиная от солдат Отдельного кавказского корпуса, но даже и мусульмане, поддерживающие какие-либо контакты с русскими властями. Исламские духовные ценности, наложенные на политические цели вождей и адаптированные к социокультурным и этическим устоям воинов-горцев, обрели реальные институты в период бесконечной и кровавой Кавказской войнып.
(Из книги "Вайнахи и имперская власть: проблема Чечни и Ингушетии во внутренней политике России и СССР (начало XIX — середина ХХ в.)")
