Духовно-нравственноая культура чеченского народа как фактор его самосохранения в условиях депортации .

Человечество на всем протяжении своей истории бьет­ся над механизмом самопознания как в плане личностном, так и этническом. Нельзя сказать, что поставленная задача разрешена, даже по таким событиям, которые происходили на наших глазах. К ним относится и депортация чеченцев 23 февраля 1944 года. Передо мной не стоит задача найти и объ­яснить причины и мотивы выселения. На эту тему написано горы книг. Меня, как этнолога, интересует, может быть, со­всем не привычный для современника срез: раз уж это стало реальностью, то, как повели себя чеченцы в сложившейся конкретной ситуации и почему именно так, а не иначе? Вы­двинутый аспект не может быть освещен вне спектра темы вынесенного в заголовок. Выбор проблемы депортации чеченского народа, участником и наблюдателем которой оказа­лось мое поколение, представляется закономерной.

Первым делом хотелось бы повторить некоторые об­щеизвестные истины, которые в данном контексте представ­ляются уместными. Высланными оказались более десятка народов Советского Союза, и все они были поставлены на грань этнического вымирания. Понесенные депортирован­ными народами жертвы, среди самых обездоленных катего­рий: детей, стариков и женщин – никто еще не подсчитывал, и это ставит его в один ряд с Библейским. Если при фаши­стах евреи подверглись массовому уничтожению как часть этноса, оказавшегося в поле их влияния, то большевики – эт­носы в целом.

В 1948-49 гг., как известно, переселенные народы под­верглись переписи на предмет, по терминологии документов, убыли. Это сделали и в отношении власовцев. Причем, по­следние должны были бы быть, по логике, самыми ненавист­ными. Тем не менее, процент убыли среди них был ниже, чем среди северокавказских народов, объединенных в одну гра­фу. Причем к самим кавказцам отношение власти было также разным. Поэтому и процент потерь среди них, естественно, будет не одинаковым, что можно выявить при сопоставлении (приношу благодарность начальнику отдела национальной политики Министерства национальной политики... В.Гериханову, за напоминание этого факта) количества высланных и их численности по Всесоюзной переписи 1959 года.

Чеченцы, как и представители других народов, не из­бежали проявления человеческой слабости, девиации, но в преобладающем большинстве достойно перенесли все вы­павшие на их долю тяготы. В этих чрезвычайно трагических условиях они вызывали к себе не только повышенную нена­висть властных структур, но и служили примером для дру­гих, что не раз отмечалось и в СМИ. Мне лично известны ин­гуши, балкарцы, уйгуры, карачаевцы, немцы, украинцы и представители многих других национальностей, в том числе и русские, которые не только на словах, но и в 5-й графе на­зывали себя чеченцами. Это демонстрирует, что было в них что-то такое, что делало их притягательным для депортиро­ванных народов (кроме субпассионариев, по Л.Гумилеву, и представителей трех нижних категорий – по классификации Юсуп-муллы, которые ненавидят все выделяющееся), даже для тех, кто явно был прежде настроен к ним враждебно. Этот факт – проявление к ним абсолютной симпатии простых тружеников – свидетельствует о их высоком гражданском статусе.

Вдумчивый и наблюдательный ленинградский ученый Лев Николаевич Гумилев первым попытался доказать, вопре­ки господствовавшей тогда идеологии марксизма, что «каж­дый этнос имеет свою внутреннюю структуру и свой не­повторимый стереотип поведения».

«...Этнос – коллектив особей, выделяющих себя из всех прочих коллективов...».

«...Этнос не просто скопище людей, с теми или ины­ми чертами похожих друг на друга, а система различных по вкусам или способностям личностей, ...их деятельности, традиций, вмещающих географическую среду, этническое окружение...».

«...Этнос не поголовье людей, а динамическая систе­ма, возникающая в историческом времени. ...Таким образом, реальную этническую целостность мы можем определить как динамическую систему, включающую в себя не только лю­дей, но и элементы ландшафта, культурную традицию и взаимосвязи с соседями...».

Основная заслуга его заключается в том, что он пока­зал, что этнос зарождается и развивается по естественным за­кономерностям, а потому является природным феноменом (подч.- С. X.). Поэтому к этнической культуре следует отно­ситься бережно и осторожно, как и к самой природе, недо­пустимое, необдуманное, скоропалительное объявление того или иного обычая, традиции или института «вне закона». В этнической культуре не бывает малозначимых явлений. Все рассчитано, подогнано и соответствует мировосприятию эт­носа.

Как оказалось, Л. Гумилев не оригинален в своем под­ходе к «этнической классификации». У Сумбулатова* Абузара в 90-х годах вышла публикация от имени Юсуп-хаджи о де­лении этноса на 6 типов по своему, скажем так, психологиче­скому складу. При ближайшем рассмотрении, они, по сути, очень похожи на Гумилевские. Я слышал еще в детстве, что автором этого деления был Денилха-мулла Яхиев из Курча­лоя. В конце 60-х годов авторство идеи приписывалось в г. Шали другому известному духовному лицу – Сугаип-мулле. Вполне допустимо, что в целом корни умозаключения ухо­дят в более отдаленные от нас времена.

Говорят, что история учит жизни. С этим нельзя не согласиться, но только с одним добавлением – «умных». Нет резона тут задерживать внимание на выяснении сущности последнего понятия, потому что каждый понимает его по-своему. К примеру, субпассионарий, по Л. Гумилеву, служит и доносчиком, и палачом, и... Это же следует сказать и о чеченском «IуьIа» и 2-х др. категориях. Естественно, и те, и другие собственное решение преподносят как обоснованное на УМЕ! Не только пассионарий ученого, но и «къонах» мулл с омерзением отвергнут подобное утверждение.

Интересно сопоставить широко распространенное мне­ние ученых об истории с одной из древнейших профессий. О другом сопоставлении помнят сегодня и знают лишь едини­цы. Речь идет об аналогичном сопоставлении у чеченцев ума-«хьекъал» с той же древнейшей деятельностью. Наши предки ум прозвали «кхахьпа» за его изворотливость. В этом отно­шении софисты, высмеивавшие основоположников классиче­ской философии за их излишнее увлечение тонкостями мыс­лительных процессов, выступали союзниками чеченцев. Чем больше размышляешь над гиперболизацией доли «ума» клас­сиками философии в жизни человечества и влиянием их идей на современность, тем больше сомневаешься в верности пути их выбора. Ведь не случайно, именно воспеваемая классика­ми сторона ума стала основой жизни европейских народов, привела к материализму, затем к повальному атеизму, к утонченной игре власти в отношениях с собственными наро­дами, ввергло мир в современную духовную нищету.

Выдвинув ум на передний план, классики философии отодвинули в тень этику – этого учителя жизни, учащего жить по велению сердца. Поэтому не удивительно, что раз­витие человечества пошло вкривь и вкось, где человек пере­стал понимать, что хорошо и плохо, можно или нельзя...

С позиций выбора между сердцем и умом, этикой и философией (традиционная культура чеченцев) чеченцы предпочтение отдали первым. Возможно, и поэтому каждый чеченец в отдельности не глуп, но в совокупности, мягко го­воря, всегда оказывается в проигрыше в отношениях с без­душной властью (это, видимо, следует отнести не только к Российской, но и, как показали события последних десятиле­тий, к т.н. собственной).

Когда мы говорим об этике, то всегда предполагается наличие некоего нравственно-этического поля, нравственно­го императива, которым руководствуется тот или иной инди­вид. Это столь же естественно, как и смена времен года, дня – ночью и т.п. Как верно заметил Л. Гумилев: «Этика рас­сматривает отношения сущего к должному, а должное, как и сущее, в каждую эпоху меняется. Этика всегда, при всех жизненных коллизиях сохраняет свою полярность: альтруи­стическая, когда этнические интересы (т.е.общие) ставятся выше личных (семейных) и эгоистическая, когда, наоборот, личные (семейные) интересы возобладают. Ясно, что этика отражает идеал, сложившийся в той или иной эпохе». Мы совершенно забыли об этих вещах и игнорируем их. Возвра­щаясь непосредственно к нашей теме, следует отметить, что констатация ученого подтверждается реалиями жизни. Во время депортации среди чеченцев преобладала альтруисти­ческая этика, тогда как в отношении сегодняшнего дня, к со­жалению, этого не скажешь.

Что же мешает чеченцам сегодня понять друг друга, объединиться? Кроме всего прочего, отсутствие ясного и четкого представления о должном. Этому есть свои причи­ны.

В этике, как в зеркале отражается мировоззрение и ми­ровосприятие этноса. Те, кто утверждают, что чеченский тайп – род, пусть найдут в чеченских этикетных адатах хотя бы отдаленное напоминание права силы. И сила, и должно­стной, и имущественный статусы вынесены в чеченском этикете за скобки личностного достоинства. Наверное, нет необходимости доказывать, что сильный, здоровый уступает правую сторону более слабому и увечному. Человек чем вы­ше по должности, чем он богаче, поступает также. Казалось бы, это мелочи, но эти мелочи демонстрируют духовное со­стояние общества, степень его реальной демократичности. Это было, это есть – пусть сегодня это делается многими не­осознанно, но это духовное наследие чеченского народа, ко­торое не дает, пока не дает, соскользнуть окончательно в пропасть отрыва от отеческого наследия.

В истории чеченского народа сложилось так, что за по­следние (по крайней мере) 250-300 лет история его собствен­ной культуры не только не исследовалась, а наоборот, систе­матически дискредитировалась, уничтожалась, что и про­должается на наших глазах. Наши же «хондаргаш, 1уь1еш и б1ижалгаш» всячески способствовали этому, выслуживаясь перед господами, тем самым оказывая содействие формиро­ванию крайне негативного этнического образа чеченцев. В подобных обстоятельствах, когда идеал размыт, говорить о четком восприятии должного просто неуместно. Хорошо еще, что сохранились кое-какие представления об этом, и только это удерживает нас от последнего шага. Кроме поли­тических, экономических, социальных причин, расплывчатые представления о должном вносят дисгармонию в людские души и явную неудовлетворенность сущим. Поэтому слабая изученность чеченской духовности приобретает оттенок со­циального и политического фактора.

Типологически демократии различаются: вечевая Нов­города Великого разве походит на Швейцарскую, а послед­няя – на воспеваемую сегодня американскую? Они отлича­ются по многим признакам. Чеченская, представляя кавказ­ский тип, в свою очередь, отличается от перечисленных вы­ше. Сходство кавказской с остальными и их между собой – в способах их утверждения. Все они – порождение борьбы на­родных масс с сословно-иерархическим обустройством, где победивший народ отвергает опостылевшие общественные порядки. Чеченцы, однако, не перешли к буржуазному спо­собу производства, как в Западных странах и не возродили абсолютизм, как на Востоке. Они пошли, как говорится, «другим путем». Таких народов в мире насчитывается до де­сятка и разбросаны они мелкими крапинами на огромных просторах от Атлантики до Гималаев, в поясе так называемо­го золотого земледелия. Многовековой опыт, накопленный у этих народов в сфере общественного обустройства, пред­ставляет сегодня для науки огромный интерес. Тем боле, ес­ли учесть переломный период в истории человечества.

На Кавказе антифеодальные выступления народных масс, по данным дагестанских ученых, начались еще с VIII века, но в Чечне этот процесс окончательной ломки старых порядков, скорее всего, относится к послетимуровскому пе­риоду и, как мне представляется, связан с восстанием Шейха Бадреддина Симави! Кстати, чеченский феномен даже в ус­ловиях Кавказа состоит в том, что демократизация произош­ла на всей территории их расселения от Дарьяла до Дагеста­на, тогда как у других народов отдельные части оставались под управлением феодалов.

Ослабление позитивных человеческих позиций в лю­бом направлении усиливает его негативный антипод, чему ярким примером являемся мы в своем сегодняшнем бытии. Пока существует расплывчатость, а не четко очерченный об­раз «идеала» с осмысленным восприятием его сущности, достичь единства не удавалось еще никому, а если кому это и мнилось, как это не раз громко у нас утверждалось, то это было явным заблуждением.

Чеченский (кавказский) вадд по своей системе миро­воззрения и мировосприятия не идентичен ни европейской, ни азиатской. О существе «вадд» мало кто у нас сведущ, по­тому что до сих пор считается, что его у нас нет, так как его быть не может!? Между тем, это наука о Человеке и спосо­бах его перерождения в человекоподобное существо... Хо­тя и печальная, но это наша реальность. Вследствие этого, наше сущее не завидно, а должное пока – расплывчато и ту­манно!

В годы депортации альтруизм чеченцев поддерживал­ся, во-первых, фактом единого понимания и восприятия по­нятий «нахчо» и «бусулба». Для абсолютного большинства чеченцев, от малого ребенка до глубокого старика, это была далеко не относительной истиной. Если бы эта убежденность сохранилась у нас и в перестроечные годы, то навряд ли че­ченцы стали бы марионетками в чужих руках. Вторым стол­пом служила убежденность каждого, что дефиниции «на­хчо», «къонах» и «адам» подразумевают одно и тоже. Еще одна отличительная черта чеченского народа того периода, перед которой мы сегодня явно проигрываем – это менее ни­гилистическое отношение к роли тайп в собственной жизни. Дело в том, что чеченский тайп не есть по своей сущности первобытный этнографический род, как это нам внушалось, а результат нивелирования сословно-иерархической общест­венной системы. Терминологическая путаница привела к то­му, что мы перестали понимать сущность одного из основ­ных социальных инструментов чеченского гражданского об­щества. Конечно, тайп давно перестал быть основным инст­рументом общежития. Но через патронимию (цIийна нах) он выполнял регулирующую роль общественного бытия: имен­но здесь были сосредоточены исполнительные функции, в том числе и наказания, в первую очередь, собственного члена. Последнее есть особенность, которое отличает тайп от любого рода.

Это были три столпа, наиболее зримых, ощущаемых всеми в суровых условиях депортации. Однако при всей их весомости, нельзя сводить все только к ним, так как это было только вершиной пирамиды, подпираемой мощной этико-нравственной основой чеченской традиционной культуры.

Возникает закономерный вопрос: «Что было такое в чеченцах, что так привлекало представителей других на­ций?». Если быть кратким, независимость. Если развернуть эту константу, то поймем, что независимость возможна толь­ко у личности. Эти две дефиниции взаимообусловлены и взаимозависимы. Но, если на этом остановимся, то мы оста­вим в тени корень, который питает и поддерживает личность и её независимость – самодостаточность.

Самодостаточность и есть сущность независимой личности. Все это то, что лежит на поверхности и подмечено представителями и власти, и общественности в те годы. Под­держивали же самих чеченцев те нравственно-этические нор­мы, которые известны в чеченском языке под термином «вадд». К сожалению, за последние 30-40 лет, делая акцент на составных частях этой дефиниции: «гIилкх», «оьздалла», «яхь» и др. (как оказалось, ценности не одного класса и не со­всем фундаментальные) мы разорвали целое на части, тем са­мым лишив себя возможности увидеть всю картину в целом.

Таким образом, в перестройку мы «вошли» с весьма искаженными и расплывчатыми представлениями о сущно­сти, функциях структур тайпа, правах и обязанностях её чле­нов. Знаменательно, что патронимия обязывалась наказы­вать все и вся, противоречащее общественному благу, и только тогда защищать интересы своего члена, когда его права ущемляются в интересах другой личности.

Это схематическое изображение патронимии (цIийна нах), связывающая личность через семью – «доьзал», приво­дится тут в качестве основополагающего звена тайпа, кото­рый, в свою очередь, был опорой и фундаментом общества во всех его (социальном, хозяйственном, политическом и про­чих) проявлениях. Вся эта налаженная система демократии ломалась не только царизмом, большевиками, но и имамом Шамилем, как полярное противостояние узурпации.

Ниже мы попытались показать место патронимии в структуре народа – «къам», где экзогамность патронимии –налицо. Что касается остальных подразделений тайпа, то во­прос этот остается открытым, так как только мелкие тайпы придерживаются этого правила, что представляется весьма поздним нововведением, что демонстрируется при внима­тельном изучении фамилистики этих тайпов. По сути дела, тайповая экзогамность нонсенс, так как весьма деструктивна в своей основе, когда рассматривается народ в целом и её, всегда предпочитаемая, экзогамность.

Место человека в системе круговорота (воспроизводства) человеческой жизни нельзя понять, рассматривая его изо­лированно, в структурах: семьи, патронимии, тайпа и даже народа. Это структура высшего порядка. Следующая (упро­щенная) схема позволяет увидеть это и только в этом случае мы сможем дать ему объективную оценку.

1.     Мир эмбрионов мир потомков....    -        доь.

2.     Я............................................. …………-    Ас=со

3.  Семья доьзалш.....................    -    отец           да.

4.  Объед. семей: патронимия ц1ийна нах - глава           верас.

5.  Объед. патрономий: некъи                    -          --           нака.

6.  Гораш объед. некъи                            -           --           вати.

7.  Тайпы объед. гораш                              -          --           тана.

8.  Тукхумы объед. тайп                            -             ?

9.  Къам халкъ – народ объед. тукхумов              -           ?

10. Мир предков – кешни охIла;   11,.. 12,..

Сегодня у чеченцев нет словника, думается, что перечень терминов со временем может увеличиться.

Я долго пребывал в недоумении, почему миру душ не противостоит другой, который человек через собственную жизнь соединял бы? Заслуга открытия мира эмбрионов при­ надлежит Я.В.Чеснову.  Резюмируя вышеизложенное, ответим на главный во­прос: «Почему чеченцы, поставленные в трагическую ситуа­цию, сумели сохранить свою этническую идентичность?». Дело в том, что они были поголовно отторгнуты от власти (Светской государственной Системы). Интуитивная тяга (об этом говорят: «Голос крови») к таким понятиям, как спра­ведливость, равноправие и др. и неискаженное восприятие «яхь», т.е. достоинство, честь и т.п., а также соблазн возвы­ситься над остальными был сведен на нет. Именно это делало их монолитным, на зависть остальным. Это и стало причиной симпатий к ним, как к самодостаточной независимой лично­стной системе человеческих отношений, которая противо­стояла, помимо воли самих чеченцев, официальной Системе.

Все это невозможно было продемонстрировать в еже­дневных поступках и деяниях без мощной поддержки духов­ного фундамента, его ясного, не искаженного «видения». По­сле восстановления Республики эта цельность стала посте­пенно распадаться. Ясность и четкость становились расплыв­чатыми и туманными. Как и прежде, мы надеялись на авось, ступеньку за ступенькой уступали позиции, кажущиеся цен­ности воспринимали и выдавали за реальные и дошли сего­дня практически до утраты этнической идентичности, с утра­ты вкуса к родному языку. И вместо того, чтобы заняться изучением основных, стержневых структур национальной духовности, снова и снова хватается за периферийные, мало­значимые явления.

Если серьезно вдуматься, то, очевидно, что видимые проявления духовности опираются на глубинные, значимые ценности. К слову, все то, что нами воспринималось в годы перестройки, как основополагающие национальные ценно­сти, на самом деле оказались периферийными. Это относится и к таким ценностям, как «маршо», «яхь» и др. Последняя воспринимается нынешним поколением, как, впрочем, и многое другое, в искаженном виде, где основное внимание акцентируется на материальной атрибутике – занимаемой должности, размерах мошны и т.п. На самом же деле – это показатель ответственности, мерило взваливаемых на себя обязательств. Мало кто сегодня задумывается над смысло­выми атрибутами чеченского «гIилкх». Он, являясь видимой (демонстративной) частью любой этики, вынес за скобки все, как говорят математики, за скобки: силу, должностной или материальный статус, что может исказить подход к достоин­ству человека!! Не задумываясь над этим, мы легко и безза­ботно воспринимаем западные или восточные эталоны пове­дения. А ведь это и многое другое глубоко противоречат на­шей этике.

Подведем краткие итоги:

- Чеченцы оказались изолированными от наиболее мощного соблазна – власти. Это сделало их едиными.

- Никому не приходило в голову, что чеченец и мусульманин не одно и то же.

- Единство тут признавалось полное и безоговорочное.

- Аналогичное единство, как никогда ранее, прослежи­валось и на другом векторе – по линии «нахчо-къонах-адам», где речь идет о наполненности человека чело­веческими качествами. Это все, в свою очередь, пре­допределило, что самодостаточность есть основной признак Личности. Самодостаточность проявляется ее независимостью.

Личности всегда руководствуются альтруистической этикой, что стало в истории азбучной истиной. Все это, вме­сте взятое, не могло быть действенным без опоры на мощный фундамент духовности. Об этом свидетельствует «нохчий вадд», т.е. этика.

Литература:

1.  Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера земли. - М, 2002. (См. библиографию).

2.  Тоффлер Э. Метаморфоза власти: знание, богатство и сила на пороге XXI века. - М., 02. (См. библиографию).

3.  Бадаев. С.-Э. С. К проблеме периодизации в совре­менной исторической науке (на примерах отечественной и зарубежной историографии) Материалы Всероссийской на­учной конференции. 25-27 декабря 2002 г. - Грозный, 2003.

4.  Гусейнов А.А. Великие моралисты. - М., 1995. (См. библиографию).

5.  Мамакаев М. Чеченский тайп в период его разложе­ния. - Грозный, 1973.

6.  Хасиев С. О ценностной шкале чеченцев. Вестник ЛАМ, 2000. № 4 /Она же была опубликована в газ. «Чеченец» в 1997; Ради и для чего жил чеченец в традиционном общест­ве. Журн. «Нана», 2004, № 6-7; Журн. «Орга», 1995, №№ 4-5.

С-М. Хасиев

checheninfo.ru