Политико-правовая реабилитация репрессированных народов Северного Кавказа.

Реабилитация жертв репрессий тоталитарного режима началась сразу же после смерти И. Сталина. Как ни парадоксально, но инициатором таких мер выступил Л. Берия, один из главных карателей миллионов невинных жертв большевистского террора, в т. ч. и целых народов.

В новой ситуации, которая складывалась в стране в связи со сменой высшего партийного и государственного руководства, восстановление законности и исторической справедливости стало одной из его ключевых задач. При этом реабилитации подлежали не только отдельные лица, но и народы, долгие годы томившиеся на чужбине. После смерти Сталина и расстрела Берия у них тоже появилась надежда, что новые лидеры страны осознают бессмысленность их поголовной ссылки, в 1948 г. официально объявленной вечной.

В адрес центральных партийных и государственных органов, персонально членов Президиума ЦК КПСС и Советского правительства, Генерального прокурора СССР и руководителей союзных правоохранительных структур, международных организаций, включая ООН, хлынул поток писем и обращений от пострадавших, их близких и родственников. Солидарность с ними продемонстрировали известные советские писатели, деятели культуры и искусства, ученые, представители широкой общественности, в т. ч. и зарубежной.

С 1950 г. и вплоть до XX съезда КПСС, чеченец Салаудин Гугаев - гражданин США - с письмами и заявлениями, подготовленными им от имени репрессированных народов Северного Кавказа, регулярно обращался в посольства различных стран, добивался встреч с известными и влиятельными общественными и политическими деятелями, настойчиво призывая их по своим каналам оказать воздействие на правительство СССР, непосредственно ответственное за судьбы своих граждан и народов, по воле советских тиранов оказавшихся жертвами чудовищного террора. По его инициативе у здания ООН, дипломатических миссий крупнейших стран мира, в т. ч. и Советского Союза, в знак солидарности с «наказанными народами» состоялись массовые акции1.

Надежда на справедливое решение своих проблем у депортированных народов появились в связи с решениями июльского (1953) Пленума ЦК КПСС, на котором преступная деятельность Л. Берия получила суровую оценку. Вместе с тем следует отметить, что никто из его участников даже не коснулся темы выселения целых народов. Лишь в заключительной части Постановления о преступных антипартийных и антигосударственных действиях Берия, принятом по итогам состоявшегося обсуждения, имелась формальная констатация о необходимости «ликвидировать последствия вредительских действий Берия в области национальных отношений»2.

Естественно, решения Пленума имели широкий общественный резонанс. Сразу же последовала и реакция представителей депортированных народов 11 июля 1953 г. свое заявление, свидетельствующее о преступных деяниях Л. Берия в дни выселения чеченского и ингушского народов, в адрес Председателя Совета Министров СССР Г.М. Маленкова отправил спецпереселенец Д.Г. Мальсагов, в годы Великой Отечественной войны один из высокопоставленных чиновников Чечено-Ингушской АССР3. А через неделю, т. е. 18 июля, заявление «группы ингушей-спецпереселенцев» было направлено Г.М. Маленкову и К.Е. Ворошилову4. Оно было отправлено из гор. Фрунзе - столицы Киргизской ССР - 18 июля 1953 г. Судя по помете [«Д. С[уханов]. 11/IX.53»], которую сделал помощник Г.М. Маленкова на первой странице данного заявления, оно попало в канцелярию председателя правительства 5. «Мы, - писали его авторы, - не сомневаемся в том, что Вы, члены правительства, до сего времени не знаете, что с нами творили под руководством Берия, что Берия, благодаря своим враждебным отношениям к нам, Вас информировал о нас о том, чего не было на самом деле. Существенный факт во всем этом был угон грузинской баранты* чеченцами и несколькими ингушами через границу ингушей и убийство при этом племянника Берия»6.

______________________________

*В свое время о факте угона овец с территории Грузии прокурор Чечено-Ингушской АССР Шугуров информировал прокурора СССР Бочкова и прокурора РСФСР Волина. Он сообщал: «По поступившим сведениям в НКВД ЧИАССР было известно, что жители хутора Гули Цоринского с/исполкома Галашкинского района принимали участие в угоне трех тысяч голов овец из Грузии. Оперативная группа НКВД, прибыв на хутор 22/YI-43 года, ни одного мужчины там не застала, а были только женщины с детьми. Зам. Наркома Внутренних Дел ЧИАССР Колесников, собрав женщин, предложил им немедленно пойти в лес предупредить своих мужей возвратиться домой с овцами, в противном случае весь хутор будет уничтожен. В результате переговоров вернулось только два человека, из коих один принес и сдал автомат. Тов. Колесников, побеседовав с ними, дал им задание вернуть всех овец: похищенных из Грузии и пригнать к 8 часам утра следующего дня. На следующий день эти два человека через других лиц пригнали 80 голов овец, а сами от явки уклонились.

В связи с невыполнением требования НКВД в части сдачи трех тысяч грузинских овец и отказа от явки мужчин на хутор, весь хутор Гули в количестве 23 домов по указанию тов. Колесникова был уничтожен. На второй день…снова прибыла оперативная группа НКВД, последнюю начали обстреливать. В результате завязавшейся перестрелки с нашей стороны был убит один красноармеец и ранено три человека. Со стороны бандитов убитых насчитали 4 человека. В процессе проверки было обнаружено в отдельных ущельях гор около 600 голов овец и было изъято около 200 голов крупного рогатого скота, принадлежащих участникам банды из хутора Гули» См.: ГАРФ, ф. 8131, оп. 37, д. 1428, л. 134 об. - 135.

Авторы письма пытались всячески продемонстрировать свою лояльность по отношению к советской власти. Естественно, этим они стремились убедить руководство СССР в своей невиновности и необходимости безотлагательно решить «...вопрос... предоставления (высланным народам - А. Б.) равных прав в советской семье». Поэтому было высказано пожелание рассмотреть данный вопрос в законодательном порядке на сессии Верховного Совета СССР, открытие которой планировалось на 28 июля 7. Однако просьба заявителей осталась не услышанной. И, вероятно, не потому, что она для нового руководства страны оказалась неожиданной. Скорее всего, потому, что его ключевые фигуры, вплоть до смерти И. Сталина входившие в его близкое окружение, естественно, не могли не осознавать свою причастность к этим преступлениям и свою долю ответственности за них. Видимо, к этому времени у них еще не хватало решительности раскрыть весь масштаб и механизм преступных репрессий.

Кстати, Берия, ближайший соратник Сталина, был разоблачен «как агент международного империализма», «подлый провокатор и враг партии» и как «подлый враг народа»8. Однако имя Сталина, благодаря стараниям его верноподданных, до ХХ съезда КПСС (февраль 1956 г.) оставалось незапятнанным. Из решений июльского 1953 г. Пленума ЦК КПСС следовало, что партия, «закаленная в боях под руководством Ленина, ученика и продолжателя дела Ленина великого Сталина и их соратников» и впредь, не отказываясь от их наследия, собиралась продолжать играть роль ведущей силы советского общества 9. Поэтому новые имена, новые факты преступлений, тем более в полном масштабе, могли потребовать и саморазоблачений, что и случилось в скором времени.

Широкий резонанс, вызванный, во-первых, смертью «вождя всех времен и всех народов» И. Сталина, во-вторых, известием о расстреле самого Берия и его сотоварищей 10, в-третьих, последовавшими за этими событиями частичными, либерального характера изменениями в отношении жертв репрессий, имел существенное значение для освобождения общества от тяжелого наследия тоталитарного прошлого. Процесс персональной реабилитации, робко набиравший размах и обороты, вдохновлял надежды миллионов.

В декабре 1953 г. министр внутренних дел СССР С.Н. Круглов и Генеральный Прокурор СССР Руденко направили первому секретарю ЦК КПСС Н.С. Хрущеву предложения «в отношении лиц, осужденных Особым Совещанием при НКВД-МГБ СССР за время его существования**11. При этом они отмечали, что за указанный период им «было осуждено 442531 человек, в том числе к высшей мере наказания 10101 человек.» 12. Подавляющее большинство из них были привлечены к ответственности «за контрреволюционные преступления». Однако в практической деятельности Особого Совещания, как отмечали авторы, «имели место случаи недостаточно обоснованного осуждения граждан СССР»13. По этому для «пересмотра (в течение 6 месяцев. - А.Б.) архивных следственных дел, рассмотренных Особым Совещанием» предлагалось создать со-ответствующую комиссию 14.

______________________________

**Особое Совещание при НКВД СССР было создано Постановлением ЦИК и СНК СССР от 5 ноября 1934 года и существовало до 1 сентября 1953 года РГАНИ, ф. 89, оп. 18, д. 33, л. 1.

15 января 1954 г. Президиум ЦК КПСС обсудил вопрос «Об освобождении от спецпоселения отдельных категорий спецпоселенцев и снятии некоторых ограничений в правовом положении спецпоселенцев». Для подготовки в месячный срок проекта постановления по данному вопросу была создана комиссия в составе ответственных работников центральных органов государства во главе с К. Е. Ворошиловым 15.

24 февраля 1954 г. предложения, сформулированные в соответствии с этим поручением, были представлены Г.М. Маленкову и Н.С. Хрущеву 16. Члены комиссии указывали на чрезмерно стеснительный характер ограничений в правовом положении спецпоселенцев и на то, что действующий в местах их поселения комендантский режим является излишне строгим 17. Поэтому они считали возможным «снять некоторые (здесь и далее курсив мой - А.Б.) ограничения, и смягчить ответственность за нарушение режима в местах спецпоселения». Высказывалось также мнение, что спецпоселенцам необходимо предоставить право свободного передвижения на территории прикрепления, «а по командировкам, путевкам на курорты, в дома отдыха и т.д. - в любой пункт страны» на срок, указанный в соответствующих документах 18. Более либеральный характер имели меры, предложенные в отношении учета «всех детей спецпоселенцев, не достигших 18-летнего возраста». По мнению членов комиссии, их следовало незамедлительно освободить от любого вида учета, а в дальнейшем и вовсе к нему не прибегать. Почти такой же подход - «снять с учета» - был предложен и в отношении членов и кандидатов в члены КПСС, комсомольцев, орденоносцев и участников Отечественной войны19.

Анализируя инициативы комиссии, есть основание констатировать, что проблемы депортированных народов «присутствовали» в текущей рабочей повестке дня высоких партийных и государственных инстанций. Но подход к ним носил, во всяком случае до определенного времени, поверхностный характер. При этом в коридорах власти существовало мнение, получившее отражение в рассматриваемой справке, о нежелательности, чтобы выселенные «из Крыма, Кавказа, Поволжья, пограничных районов Украины, Белоруссии, из прибалтийских республик снова вернулись в эти районы»20. Как нам представляется, власть особо и не сомневалась в том, что ей успешно удастся решить эту задачу таким образом, как она поставлена. Именно поэтому руководящим партийным и советским органам соответствующих регионов было предложено подготовить перечень мер, «которые необходимо провести в целях закрепления спецпоселенцев, по возможности добровольного, на работе в промышленности и сельском хозяйстве этих районов»21.

Очевидно, что в данной директиве ключевыми являются установки «необходимо провести» и «по возможности добровольного». Таким образом, задача «закрепления спецпоселенцев» являлась приоритетной. По свидетельству известного советского ученого по социолингвистике, профессора Юнуса Дешериева - одного из первых организаторов коллективных обращений представителей депортированных народов в органы власти - в Президиуме ЦК КПСС существовало «серьезное сопротивление» против инициатив, направленных на осуждение политики депортаций целых народов. Сталинисты считали, что «нельзя пускать волков в горы»22.

4 марта 1954 г. К. Ворошилов проинформировал Президиум ЦК КПСС о категориях и количестве спецпоселенцев в СССР. Как отмечалось в записке, подписанной им, основная группа - это немцы, карачаевцы, чеченцы, ингуши, балкарцы, калмыки и крымские татары. Из 2819776 спецпоселенцев их доля составляла без малого 2 млн.человек, в т. ч. горские народы - 489118 человек 23. В «Приложении» к записке карачаевцы, чеченцы, ингуши, балкарцы, калмыки и крымские татары были перечислены в категории высланных «за связь с немецкими оккупантами и пособничество им. Срок поселения - навечно»24.

19 мая 1954 г. министр МВД СССР С.Н. Круглов обратился в ЦК КПСС с предложениями о снятии ограничений в правовом положении депортированных народов 25. После их обобщения был подготовлен проект, направленный в правительство СССР для формального согласования. В результате всех этих процедур 5 июля 1954 г. Совет Министров СССР принял постановление «О снятии некоторых ограничений в правовом положении спецпоселенцев» 26. В тот же день Президиум ЦК КПСС методом опроса утвердил его и оформил как постановление ЦК КПСС 27. Однако в отличие от Постановления, принятого Советом Министров СССР, в партийном документе появились два дополнительных пункта, кстати, очень существенных 28. В частности, из пункта 6 следовало, что Президиум ЦК КПСС поддержал Указ «Об отмене Указа Президиума Верховного Совета СССР от 26 ноября 1948 года «Об уголовной ответственности за побеги из мест обязательного и постоянного поселения лиц, выселенных в отдаленные районы Советского Союза в период Отечественной войны» 29, подготовленный Президиумом Верховного Совета СССР в установленном порядке.

Руководствуясь этими директивными документами, министр внутренних дел СССР С.Н. Круглов 16 июля издал приказ «О снятии некоторых ограничений в правовом положении спецпоселенцев» 30. Отныне «лицам, состоявшим на учете спецпоселения и занимающимся общественно-полезным трудом», предоставлялось «право проживания в пределах области, края, республики, а по служебным командировкам - право свободного передвижения в любой пункт страны на общих основаниях». Но это положение не распространялось «на спецпоселенцев, уклоняющихся от общественно-полезного труда, нарушающих режим и общественный порядок в местах поселений»31. В случае изменения постоянного места жительства на спецпоселенцев возлагалось обязательство сниматься с учета в спецкомендатуре, а по прибытии на новое место проживания - вставать на учет в органах МВД. Также устанавливалось, что все спецпоселенцы должны один раз в год являться в органы МВД для регистрации (по месту фактического проживания)32. Отмене подлежали административные меры наказания «в виде штрафов до 100 рублей или ареста до 5 суток, применяемые к спецпоселенцам за нарушение режима в местах поселений»33.

Устанавливался месячный срок для снятия с учета органов МВД детей спецпоселенцев «всех категорий, родившихся после 31 декабря 1937 года». При этом предписывалось «впредь детей на учет спецпоселения не брать». Детям старше 16 лет, желающим поступить в учебные заведения, разрешался выезд «в любой пункт страны». Зачисленные в учебные заведения, снимались «с учета спецпоселения по заключениям МВД-УМВД» 34.

Таким образом, к середине лета 1954 г. в результате сложного преодоления существовавших бюрократических барьеров, режим спецпоселения существенно смягчался, но не подлежал отмене.

23 марта 1955 г. Президиум ЦК КПСС принял постановление «О призыве на действительную военную службу некоторых категорий спецпоселенцев», в частности, родившихся в 1936 году. При этом предусматривалось, что в последующем будут призваны и родившиеся «после 1936 года, с которых согласно постановлению ЦК КПСС от 5 июля 1954 года сняты некоторые ограничения в правовом положении»35.

9 мая 1955 г. постановлением Президиума ЦК КПСС с учета спецпоселения были сняты члены и кандидаты в члены КПСС и их семьи. При этом все они освобождались из-под административного надзора органов МВД 36, т. е. лишались опеки спецкомендатур.

Безусловно, принятые меры, как первоначальные шаги в восстановлении гражданских прав репрессированных народов, имели исключительно важное морально-психологическое и, конечно же, политико-правовое значение. Хотя реабилитация, прежде всего как последовательная цельная юридическая и политическая акция, еще не состоялась, но и то, что уже было практически осуществлено, обнадеживало спецпоселенцев, несмотря на то, что отношение к ним повсеместно оставалось недоброжелательным. На эти нюансы обращалось внимание в постановлении Президиума ЦК КПСС «О мерах по усилению массово-политической работы среди спецпоселенцев», принятое 29 июня 1955 г. Особо указывалось, что на местах «не учитывают того, что спецпоселенцы пользуются всеми правами граждан СССР, с некоторым лишь ограничением в правах передвижения, и допускают к ним неправильное отношение, зачастую огульно и необоснованно выражают им политическое недоверие» 37.

Поэтому, конкретизировав просчеты и ошибки 38, Президиум ЦК КПСС строго предупредил органы власти, что «подобного рода практика, имеющая широкое распространение на местах, идет вразрез с линией партии и наносит большой вред делу коммунистического воспитания трудящихся»39. А для преодоления отмеченных недостатков руководящий партийный орган предложил комплекс мер, реализации которых им бралась под свой особый контроль. Но они оказались малоэффективными, поскольку по устоявшейся партийной традиции, в основном имели агитационно-пропагандистскую направленность. Поэтому и реляции об их выполнении носили формальный характер. Так, в сентябре 1955 г. ЦК КП Казахстана провел совещание с участием всех первых секретарей областных комитетов партии, председателей облисполкомов, посвященное специальному рассмотрению вопроса о мерах по усилению массово-политической работы среди спецпоселенцев. Перед редакторами областных газет была поставлена задача широкого освещения проблем спецпоселенцев, результатов их решения 40. 1 октября 1955 г. ЦК КП Казахстана принял постановление «Об усилении работы партийных организаций республики среди спецпоселенцев» 41.

Аналогичная работа проводилась и в Киргизской ССР. В начале декабря 1955 г. секретарь Центрального Комитета Компартии Киргизии И. Раззаков направил в Отдел пропаганды и агитации ЦК КПСС докладную записку «О ходе выполнения партийными организациями Киргизской ССР постановления ЦК КПСС «О мерах по усилению массово-политической работы среди спецпоселенцев» 42.

Во всех документах – и партийных, и государственных, и нормативно-правовых – красной нитью проводилась одна центральная мысль (задача) – закрепить спецпоселенцев в местах поселения. Но достичь ее практически оказалось невозможным. Уже в начале сентября 1955 г. секретарь Грозненского обкома партии И. Жегалин направил в Центральный Комитет КПСС письмо, в котором сообщал, что «за последнее время участились случаи прибытия на территорию г. Грозного и Грозненской области… членов и кандидатов КПСС из числа спецпоселенцев чеченцев и ингушей»43. При этом партийный чиновник, в соответствии с уставной дисциплиной, в духе бюрократического недовольства указывал на нарушение указанными фигурантами «требований инструкции «О пере­движении членов и кандидатов партии из одной парторганизации в другую»44. Он также информи­ровал вышестоящую партийную инстанцию о том, что, прибывая на территорию Грозненской области, они настойчиво требуют от местных властей предоставить им возможность трудоустроиться, получить жилплощадь, а некоторые из них даже ставят «вопрос о возврате ранее принадлежащих им домовладений»45. Приводился конкретный пример о том, что в сел. Тутово Новосельского района в ночное время в дома… ранее принадлежащие чеченцам, стучались неизвестные лица и предлагали нынешним жильцам немедленно освободить их, заявляя, что хозяева этих домов живы и скоро возвратятся в Тутово46. Также сообщалось о фактах появления в регионе чеченцев и ингушей, не являвшихся членами КПСС, но самовольно покинувших места спецпоселения под всевозможными предлогами (командировки, отпуска и т.д.) или нелегально. При установлении таковых, сообщал Жегалин, органы МВД немедленно возвращали их к местам спецпоселения, а нелегально прибывших – подвергали аресту47.

Руководство Грозненской области настойчиво пыталось убедить вышестоящие органы государства в том, что «возвращение чеченцев и ингушей создает нездоровое настроение среди проживающих в бывших чеченских или ингушских селениях колхозников», абсолютное большинство которых составляли переселенцы из центральных областей страны. Они, по мнению И. Жегалина, «боясь мести со стороны возвращающихся чеченцев и ингушей», уезжали к своим прежним местам жительства 48. Сообщалось также о мерах, принятых местными органами власти для возвращения «к месту последнего жительства» членов КПСС из числа чеченцев и ингушей и о том, что «среди населения проводится соответствующая разъяснительная работа 49.

В связи с информацией Грозненского обкома партии, Отдел партийных органов ЦК КПСС по РСФСР 28 сентября 1955 г. для руководства страны, в частности, секретаря ЦК КПСС Н.И. Беляева, подготовил пояснительную записку. В ней указывалось, «что спецпоселенцы возвращаются не только в Грозненскую область, но также в Дагестанскую, Кабардинскую и Северо-Осетинскую автономные республики». По неполным данным, которые приводились в указанной записке, во все эти регионы прибыло 136 человек чеченской и ингушской национальностей, в том числе 65 коммунистов 50. Несмотря на то, что в соответствии с постановлением ЦК КПСС от 9 мая 1955 г. коммунисты-спецпоселенцы освобождались от всех ограничений в их правовом положении, партийные чиновники настаивали на том, что они не могут «самовольно уезжать в районы старого местожительства», так как нарушаются «установленные в КПСС общие правила передвижения членов и кандидатов партии из одной парторганизации в другую»51.

Руководствуясь этими регламентирующими установками, ЦК КПСС «в оперативном порядке» давал соответствующие указания ЦК Компартий Казахстана, Таджикистана и Узбекистана 52, а также ряду областным комитетам партии. И. Жегалину, одному из высокопоставленных руководителей Грозненской областной партийной организации, было «разъяснено, что они не должны принимать на партийный учет коммунистов, прибывших в их парторганизацию самовольно…»53. Так предпринимались меры, направленные на предотвращение самовольных выездов «в районы старого жительства» спецпоселенцев-коммунистов – членов партии, официально провозглашенной авангардом советского общества.

Трансформация в постановке и решении проблем депортированных народов, перемены в отношении высшего руководства государства к ним, как к необоснованно наказанным, и в связи с этим декларируемая необходимость изменения (восстановления) их государственно-правового статуса, были очевидны. Если, например, в документах, принятых официальными органами или подготовленных должностными лицами, в первое время после смерти И. Сталина и ареста Л. Берия речь шла о «законных правах спецпоселенцев», то уже в середине 1955 г. органы власти как бы декларируют и защищают их конституционные права как граждан СССР.

Возможно, эти метаморфозы обуславливались формирующимся и заметно усиливающимся международным резонансом. В сентябре 1955 г. в ООН поступило письмо-обращение кавказцев-эмигрантов, проживавших в США, подготовленное по инициативе Салаудина Гугаева. Авторы обращались к авторитетной международной организации с просьбой «использовать свое влияние на представителей Советского Союза, чтобы те из чеченцев, ингушей, карачаевцев, балкарцев, кто еще жив, могли бы быть возвращены из ссылки в Сибирь и Среднюю Азию на свою родную землю, Кавказ, и чтобы равноправие их как советских граждан было восстановлено»54.

Обращение не осталось без внимания. Ознакомившись с его содержанием, ООН приняла резолюцию, в соответствии с которой советскому руководству было предложено принять меры, отвечающие обязательствам члена ООН и иным международно-правовым нормам 55. Такая официальная международная реакция на проблемы депортированных народов стала беспрецедентной. Она обязывала принять последовательные меры, реально способные продемонстрировать мировому сообществу готовность новых советских лидеров окончательно избавиться от тяжелого наследия тоталитарного режима.

Однако и к осени 1955 г. советское руководство не решалось осуществить шаги, способные в полной мере восстановить законные права депортированных народов. Но даже и эти дозированные меры свидетельствовали о том, что процесс реабилитации «наказанных народов» (А. Некрич) становится необратимым, хотя вряд ли, и тогда кто-либо мог хотя бы в мыслях предположить, что в скором времени будет разоблачен неслыханный масштаб чудовищных преступлений сталинского режима.

В первой декаде ноября 1955 г. в ЦК КПСС поступила записка «О снятии с учета участников Великой Отечественной войны и других категорий спецпоселенцев», по поручению Секретариата ЦК КПСС подготовленная группой ответственных работников 56. В этом документе речь шла в первую очередь о тех, кто в годы войны Советского Союза против фашистской Германии совершили героические подвиги во славу своего Отечества, но по воле Сталина и его окружения вместе с семьями оказались на спецпоселении. И это несмотря на то, что их ратные подвиги санкцией самого Сталина были отмечены высокими государственными наградами.

В справке приводились данные о том, что до сих пор на спецпоселении под административным надзором органов МВД находятся 54176 участников Великой Отечественной войны и лиц, награжденных орденами и медалями СССР. В их числе 7008 чеченцев, 3825 ингушей 57.

Среди спецпоселенцев находились также 17 тысяч членов семей фронтовиков, погибших на полях сражений, и другие безвинные жертвы депортационной политики. Общая численность лиц, освобождение которых из-под надзора спецкомендатур рассматривалось в текущий момент, составляла, как цинично заявляли авторы записки, «не более 12 процентов к общему числу лиц, находящихся на спецпоселении»58.

Смысл итогового предложения тоже был не менее циничным. Во-первых, признавалось, «что в настоящее время содержание на спецпоселении перечисленных выше граждан не вызывается необходимостью». Во-вторых, допускалась возможность «снять их с учета и освободить из-под административного надзора органов МВД»59. Но одновременно оговаривалось: «без права возвращения на прежнее местожительство и требования жилых и других помещений, принадлежавших им до выселения. И это положение, бесспорно, ключевое, авторами записки квалифицировалось как «некоторое ограничение»60. При этом давалось разъяснение, что «предлагаемое… связано с тем, что возвращение снимаемых с учета спецпоселенцев на прежнее местожительство вызовет их претензии на принадлежавшие им ранее жилые и другие помещения, в свое время переданные колхозникам, рабочим и служащим, которые за последние 10 лет произвели значительные материальные затраты на поддержание и восстановление этих помещений»61.

Выход из этой тупиковой ситуации чиновники усматривали в обеспечении строгого соблюдения «паспортного режима лицами, освобожденными из спецпоселения»62.

Здесь очевиден, во-первых, традиционный советский бюрократический формализм, во-вторых, смена одного надзирательного режима другим, что, по сути, не меняло реального правового положения депортантов. Как бы в дальнейшем они не именовались, фактически же они оставались выселенными со своих этнических территорий, т. е. поселенцами на чужбине. И такое отношение к ним со стороны государства, на наш взгляд, объясняется тем обстоятельством, что при рассмотрении просьб, обращений, в частности, представителей северокавказских народов и крымских татар, высланных по т. н. «обвинительным мотивам», официальные инстанции их депортацию пока еще не рассматривали как незаконную меру. Об этом свидетельствуют документы, регламентирующие (пусть даже в постановочном плане) меры по снятию с учета спецпоселения греков – граждан СССР и немцев – граждан СССР. В первом случае в докладной записке, подписанной С.Н. Кругловым, признается, что семьи советских граждан греческой национальности высланы (в 1949 г.) из Грузии незаконно, поэтому они подлежат снятию с учета и освобождению из-под административного надзора органов МВД в течение 1956 г. При этом указывалось, что осуществление этой меры необходимо «начать с 1 января 1956 года и проводить ее по мере возмещения понесенного ими при выселении материального ущерба, создания для них жилищных и культурно-бытовых условий и закрепления их на постоянное жительство в Казахской ССР»63.

Во втором случае, когда речь идет «о снятии ограничений по спецпоселению с немцев – граждан СССР», в записке, подготовленной Комиссией ЦК КПСС, отмечается, «…что направление (а не выселение или переселение (???) – А.Б.) на спецпоселение немцев было вызвано особыми условиями военного времени…)64. Одновременно авторы записки предлагали «указать, что снятие с немцев ограничений по спецпоселению не влечет за собой возвращения им имущества, конфискованного при выселении»65.

24 ноября 1955 г. Президиум ЦК КПСС утвердил проект постановления «О снятии с учета некоторых категорий спецпоселенцев», представленный Советом Министров СССР. Положения данного документа распространялись:

– на участников Великой Отечественной войны и лиц, награжденных орденами и медалями Советского Союза, членов семей погибших на фронтах Отечественной войны и преподавателей учебных заведений;

– женщин, вступивших после водворения их на спецпоселение в законный брак с местными жителями, не являющимися спецпоселенцами;

– женщин русской, украинской, белорусской и других национальностей, не подлежавших выселению, но выселенных вместе с немцами, крымскими татарами, чеченцами, ингушами, карачаевцами, балкарцами, калмыками, турками, курдами и хемшилами по признакам их супружеских отношений, которые в настоящее время прекратились;

– одиноких инвалидов и лиц, страдающих неизлечимым недугом, которые не могут самостоятельно обеспечить свое существование и нуждаются в постоянном уходе за ними 66.

При этом все указанные в настоящем документе лица имели право «проживать в любом пункте страны, кроме той области (края, автономной республики), где они проживали до выселения 67. Устанавливалось также, что «жилые дома и другие помещения, принадлежавшие освобождаемым из спецпоселения по прежнему их местожительству до выселения, возвращению не подлежат»68.

Практические меры, реализованные органами государственной власти и государственного управления СССР с марта 1953 г. (с момента смерти Сталина) и до конца 1955 г., свидетельствуют о том, что власть не была готова к официальному признанию всей депортационной политики Советского государства противоречащей действующей Конституции, нормам международного права, общечеловеческим ценностям. Некогда бывшая команда Сталина, члены которой в той или иной степени были причастны к этим и другим незаконным акциям, пока лишь имитировала, в первую очередь для мирового сообщества, настрой последовательно преодолевать преступное сталинское наследие. Вместе с тем официальные лица прилагали, как видно не вооруженным взглядом, немало усилий для того, чтобы раз и навсегда искоренить у «сосланных навечно» народов, в частности чеченского и ингушского, всякую мысль о возможности возвращения «на прежнее местожительство». Таким образом, парадоксальность ситуации состояла в том, что руководство страны, декларируя решения о восстановлении конституционных прав репрессированных народов, одновременно создавала барьеры на пути их практической реализации.

Формирование политики полной реабилитации всех депортированных народов по настоящему началось после исторического XX съезда КПСС, на котором, как известно, была дана жесткая оценка сталинским репрессиям, в т. ч. и в отношении целых народов. Первый секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущев, после расстрела Л. Берия, а затем и устранения с вершины политического Олимпа Г. Маленкова (январь 1955 г.), получивший «в свои руки документы колоссальной разоблачительной силы о преступлениях сталинской эпохи»69, в докладе «О культе личности и его последствиях», однозначно заявил, что эти массовые выселения целых народов со своих родных мест «никак не диктовались военными соображениями»70.

Эта оценка высшего партийного форума данная деятельности И. Сталина, на протяжении 30 лет бывшего бессменным лидером («вождем») КПСС и СССР – многонационального государства, поднявшего его из руин и превратившего его в сверхдержаву, положила начало новой масштабной вехи в разоблачении методов и цены достижения этого очевидного успеха.

Возникла необходимость развенчания культа Сталина, безмерно возвеличенного его же окружением. Очевидность этой истины бесспорна, если соизмерить все его деяния с масштабами преступлений, санкционированных им лично. А преступления такого масштаба, как известно, не имеют срока давности. Даже спустя более полувека, однозначно трудно утверждать, что инициаторы разоблачения культа личности Сталина и его последствий на XX съезде КПСС, руководствовались этой аксиомой. Скорее всего, прав сын Н.С. Хрущева Сергей Хрущев, полагающий, что на первом съезде после смерти Сталина новому руководству предстояло показать себя и определиться с ним самим 71.

Это нюансы! Важно, что XX съезд партии поручил ЦК КПСС «последовательно осуществлять мероприятия, обеспечивающие полное преодоление чуждого марксизму-ленинизму культа личности, ликвидацию его последствий во всех областях партийной, государственной и идеологической работы»72.

После того, как решения партийного форума стали достоянием широкой общественности, в центральные органы КПСС и советского государства, персонально в адрес политических и общественных деятелей, прославленных военачальников, известных писателей поступили сотни и тысячи писем, телеграмм, обращений. Выражая искреннюю благодарность за смелое разоблачение культа личности Сталина, советские люди, особенно необоснованно подвергнутые репрессиям, призывали вышестоящие инстанции безотлагательно принять соответствующие практические меры по преодолению его последствий.

7 марта 1956 г. в ЦК КПСС была направлена записка, подписанная Генеральным прокурором СССР Р.А. Руденко, министром внутренних дел СССР Н.П. Дудоровым, председателем КГБ при Совете Министров СССР И.А. Серовым* и министром юстиции СССР К.П. Горшениным, в которой предлагалось внести дополнения в постановление Совета Министров СССР «О снятии с учета некоторых категорий спецпоселенцев», принятого, как указывалось выше, в конце ноября 1955 г.

 ______________________________

* И.А. Серов в марте 1944 г. за образцовое выполнение специальных заданий Правительства – операция по выселению чеченцев и ингушей – был награжден высокой государственной (полководческой) наградой – орденом Суворова 1-й степени. См.: РГАСПИ, ф. 17, оп. 163, д. 1398, л. 157–180; газ. «Правда». 1944 г., 9 марта.

На основании этих предложений, признанных приемлемыми, правительство подготовило соответствующий проект и представило его на рассмотрение Президиума ЦК КПСС, который, в свою очередь, утвердил его своим решением (12 марта 1956 г.).

В соответствии с внесенными дополнениями теперь снятию с учета спецпоселений и освобождению из-под административного надзора органов Министерства внутренних дел СССР подлежали не только сами участники войны и лица, награжденные орденами и медалями Советского Союза, а также преподаватели учебных заведений, но и члены семей всех этих перечисленных категорий лиц73. Вместе с тем теперь, освобожда­емым одиноким инвалидам, не способным обеспечить себя средствами существования, разрешалось возвращаться к своим родственникам, проживающим в местах жительства до выселения **74.

 ______________________________

**Непонятно, к каким родственникам они могли вернуться, если для всех них существовал запрет на возвращение.

Таким образом, начинался новый этап в восстановлении исторической справедливости и ликвидации последствий, порожденных сталинской депортацией.

Естественно, что, томимые невыносимой тоской по своей родной земле, чеченцы и ингуши, как и другие «наказанные народы», в первую очередь поднимали проблемы, связанные с полной реабилитацией и безоговорочным возвращением на территорию своей этнической родины. В этом выражалось их естественное стремление к восстановлению исторической справедливости, признанию своих законных прав, созданию достойной жизни на земле своих предков. А ведь в этом не было чего-либо необычного, противоестественного, тем более ущемляющего чьи-то интересы и права. Вместо того чтобы удовлетворить справедливые ожидания невинно пострадавших, власть занималась циничными оговорками, волокитой. Практически все шаги и меры по реабилитации репрессированных (высланных) народов в то время были, во-первых, конъюнктурными, во-вторых, строго подчиненными логике бюрократического понимания интересов правящей элиты, а не законности и принципам гуманизма. В этом можно убедиться даже при поверхностном анализе первых директивных документов, принятых сразу после решений XX съезда КПСС по вопросам, непосредственно касающимся депортированных народов. Таковым был Указ Президиума Верховного Совета СССР «О снятии ограничений в правовом положении с калмыков и членов их семей, находящихся на спецпоселении», изданный 17 марта 1956 г. В его преамбуле без каких-либо пассажей сказано, «что существующие ограничения в правовом положении спецпоселенцев-калмыков и членов их семей, выселенных в 1943–1944 годах… в дальнейшем не вызываются необходимостью…». Но далее следует уточнение: «Установить, что снятие с калмыков ограничений по спецпоселению не влечет за собой возвращение им имущества, конфискованного при выселении, и что они не имеют права возвращаться в места, откуда были выселены»75.

Во всех государственных актах по вопросам смягчения режима спецпоселения, принятых в последующем, используются именно эти форму­лировки. Руководство страны при рассмотрении проблем депортированных народов с очевидным упорством избегало исчерпывающих установок об официальном признании незаконными акты их выселения. Формулировка «в дальнейшем не вызываются необходимостью», хотя и косвенно, но является констатацией о том, что в момент выселения целых народов, такая необходимость имелась. Отсюда логически вытекает вывод о том, что депортация являлась законной карательной мерой.

Естественно, решения съезда партии по разоблачению тяжелых последствий сталинского режима всколыхнули общественные настроения в стране и за ее пределами. Одновременно у миллионов граждан СССР, ставших невинными жертвами, появилась надежда, и даже вера, что наконец-то справедливость восторжествует. Поэтому время ожидания этого момента, независимо от его длительности, для них и их родных и близких, естественно, было тягостным. Если Сталин и Берия за считанные дни в условиях военного времени сумели погрузить сотни тысяч людей, целые народы, в эшелоны и отправить их на чужбину, то Хрущев и его окружение в условиях мирного времени не решались в установленном порядке признать незаконность всех актов выселения, осуществить необходимые практические меры для их организованного возвращения на территории своей этнической родины.

Главная причина этой коллизии, на наш взгляд, состояла в том, что у лидеров советского государства не было, во всяком случае, до осени 1956 г., твердой уверенности в целесообразности их возвращения. Проявлялись политическая недальновидность и сиюминутное прагматическое упрощение ситуации. Власть рассчитывала, что ей, как и прежде удастся испытанными методами и рычагами убедить спецпоселенцев согласиться на постоянное жительство в местах ссылки.

Эти вопросы после XX съезда КПСС периодически обсуждались на заседаниях Президиума ЦК КПСС, совещаниях различного уровня. В них участвовали ответственные работники аппаратов центральных партийных и государственных органов, руководители среднеазиатских союзных и северокавказских автономных республик, краев и областей. Практиковались встречи и с известными общественными деятелями, писателями, учеными… Но обстановка, особенно в местах компактного проживания спецпоселенцев, свиде­тельствовала о том, что их настрой вернуться к своим исконным родным очагам является твердым и решительным76.

Их чаяния и конкретные пожелания до сведения руководства страны, республик и областей, широкой общественности доводили представительные делегации репрессированных народов, активность которых заметно возросла весной 1956 г., т. е. сразу же после того, как стало известно о решениях XX съезда КПСС.

В конце мая 1956 г. по инициативе чеченского ученого-лингвиста Юнуса Дешериева и ингушского писателя Идриса Базоркина в гор. Москве началась работа по формированию делегации, которой от имени депортированных народов предстояло подготовить обращение к руководству Советского Союза, организовать и провести встречи на госу­дарственном уровне. По свидетельству профессора Ю. Дешериева изначально существовала идея организовать единую делегацию из представителей всех репрессированных народов. Однако она не получила поддержки. Поэтому и было решено ограничиться «включением в состав делегации чеченцев и ингушей, охотно согласившихся принять активное участие в этом важном мероприятии»77.

Делегация состояла из 13 человек: Зязиковой Жанетты78, Гайсумова Аббаса, Шатаева Магомета, Таштиева Османа, Муталиева Хаджибикара, Тайсумова Алаудина, Саидова Ахмада, Хамиева Султана, Ташухаджиевой Асет, Базоркина Идриса, Матаева Аки, Хаматханова Хаджибикара, Дешериева Юнуса79.

12 июня 1956 г. делегацию в Кремле принял член Президиума ЦК КПСС, первый заместитель председателя Совета министров СССР А.И. Микоян. Встреча была продолжительной и, естественно, обсуждались вопросы о положении депортированных народов, о политическом значении исторических решений XX съезда КПСС, о необходимости полной реабилитации незаконно высланных народов и восстановлении их национальных автономий. Для передачи Н.С. Хрущеву члены делегации вручили А.И. Микояну письмо и обращение, в которых излагались нюансы выселения, оценка реальной ситуации в местах спецпоселения, одобрение решений XX съезда КПСС. Безусловно, были и просьбы. Во-первых, разрешить чеченцам и ингушам вернуться на землю своих предков – на Кавказ. Во-вторых, восстановить Чечено-Ингушскую АССР «на исконной территории»80.

Спустя десятилетия после этих событий, Юнус Дешериев писал: «Эти дни навсегда останутся в памяти членов первой Чечено-Ингушской делегации, по существу первой делегации репрессированных народов, в нашей памяти, в памяти народной»81.

В последующие дни в Москву прибыли представители других репрессированных народов – калмыцкого, балкарского, карачаевского.

21 июня 1956 г. состоялось заседание Президиума ЦК КПСС, на котором рассматривались письмо группы коммунистов-карачаевцев и обращение от имени калмыцкого народа с просьбой о полном снятии ограничений в их правовом положении82. Была создана комиссия в составе: Л.И. Брежнев – секретарь ЦК КПСС, Н.И. Беляев – секретарь ЦК КПСС, заместитель председателя Бюро ЦК КПСС по РСФСР83, К.Е. Ворошилов – председатель Президиума Верховного Совета СССР, Г.М. Маленков – заместитель председателя Совета Министров СССР, А.И. Микоян – первый заместитель председателя Совета Министров СССР. Руководителем (председателем) комиссии был назначен А.И. Микоян*. Учитывая, что в различные инстанции государственной власти и управления, партийного руководства, в адрес общественных организаций, творческих союзов, отдельных общественных, политических деятелей, военачальников, а также международных институтов поступили и продолжают поступать многочисленные письменные обращения представителей репрессированных народов, комиссии было поручено продолжить изучение вопросов, связанных с их реабилитацией84. 

Уже 5–6 июля 1956 г. Президиум ЦК КПСС обсудил обзорную записку о письмах чеченцев, ингушей, балкарцев, карачаевцев и калмыков, подготовленную комиссией. В них неизменно ставились две проблемы: во-первых, разрешить спецпоселенцам вернуться на свою этническую родину и, во-вторых, восстановить национальные автономии85. В принятом постановлении комиссии Микояна было предложе­но подготовить конкретные предложения по всем вопросам, которые для спецпоселенцев являются наиболее злободневными. На этом же заседании было принято решение «снять со спецпоселения чеченцев, ингушей и карачаевцев на тех же основаниях, как это было сделано по отношению к немцам, калмыкам, балкарцам и крымским татарам»86.

 ______________________________

*В последующем эту комиссию называли «комиссией Микояна».

16 июля 1956 г. Президиум Верховного Совета СССР, руководствуясь этим директивным решением, издал Указ «О снятии ограничений по спецпоселению с чеченцев, ингушей, карачаевцев и членов их семей, выселенных в период Великой Отечественной войны»87. В его преамбуле отмечалось, «что осуществление ограничений в правовом положении находящихся на спецпоселении чеченцев, ингушей, карачаевцев и членов их семей, выселенных в период Великой Отечественной войны с Северного Кавказа, в дальнейшем не вызываются необходимостью88. Исходя из этого, Президиум Верховного Совета СССР постановил:

Снять с учета спецпоселений и освободить из-под административного надзора органов Министерства внутренних дел СССР чеченцев, ингушей, карачаевцев и членов их семей, выселенных на спецпоселения в период Великой Отечественной войны.

Установить, что снятие ограничений по спецпоселению с лиц, перечисленных в статье первой настоящего Указа, не влечет за собой возвращение им имущества, конфискованного при выселении, и что они не имеют права возвращаться в места, откуда были выселены»89.

Такие решения сохраняли урезанными конституционные права спецпоселенцев. Они лишь формально становились «бывшими», хотя фактически оставались ссыльными. Указ дал контрпродуктивный результат. Он вызвал недоумение и недовольство, и одновременно – законное негодование депортированных народов. В различные инстанции хлынул поток их письменных обращений. В местах спецпоселения акции, проводимые по инициативе представителей чеченского, ингушского, балкарского, карачаевского, калмыцкого населения, постепенно обретали характер демонстрационных мер. Требования восстановить историческую справедливость в полном объеме звучали все настойчивее90. Демонстрацией несогласия депортированных народов с положениями п. 2 Указа от 16 июля 1956 г. явился их массовый отказ собственноручной подписью подтвердить факт о своем ознакомлении с его содержанием. Вспоминая эти события, бывший спецпереселенец Локаев Габацу писал: «В Балхашский горком партии (в Киргизии. – А.Б.) приглашены старики-авторитеты – чеченцы и ингуши. На это собрание был приглашен и я. Нам зачитали Указ от 16 июля 1956 г. о снятии со спецучета и предложили всем присутствующим спецпереселенцам дать расписки в том, что они не будут претендовать на дома и имущество, оставленные во время выселения, а также на прежние места проживания. Мы категорически отказались давать такие расписки, хотя работники КГБ, присутствовавшие здесь, предпринимали отчаянные усилия уговорить нас дать такие расписки.

Выйдя из горкома, мы увидели большую толпу собравшихся чеченцев и ингушей… чтобы узнать причину нашего приглашения в горком. Надо отметить, что подобного раньше не случалось… Нас поддержали. Ни один чеченец и ни один ингуш не сказал, что надо бы дать такие расписки»91.

Во многих регионах спецпоселения общественно-политическая ситуация становилась неспокойной, местами напряженной. Об этом после своей ознакомительной поездки в данные районы подробно доложила группа сотрудников отдела писем Совета Министров СССР. Соответствующая развернутая записка была направлена М.Г. Первухину – члену Президиума ЦК КПСС, первому заместителю председателя Совета Министров СССР92. По данным ее авторов, ежемесячно в правительство СССР от спецпоселенцев и их представителей поступали 100–120 писем. Главным образом в них были изложены две вышеуказанные просьбы: положительно и без отсрочек решить вопрос о предоставлении им права на репатриацию; восстановить их национальные автономии93. Наибольшее число обращений, как отмечали высокопоставленные чиновники, поступали от чеченцев и ингушей94. 

Не имея представлений о тонкостях хитросплетений советской политической кухни, они питали надежду, что их проблемы наконец-то стали предметом особой государственной заботы. Поэтому, наивно полагая, что осуждение культа личности Сталина и его последствий, прозвучавшее с трибуны XX съезда КПСС, является достаточным аргументом для своей реабилитации, они все настойчивее и в категоричной форме требовали безотлагательно удовлетворить свои законные права. Порою верх брали эмоции, неизбежные в условиях томительного ожидания решения судьбоносных проблем. Поэтому даже активные участники стихийно образовавшегося обществен­ного движения из числа спецпоселенцев не были склонны подвергать не только логическому осмыслению, но и даже сомнению ключевые констатации и многозначительные формулировки официальных документов. 

Видимо, в силу этого осталась совершенно незамеченной ремарка, с первого взгляда безобидная, но свидетельствующая о том, что смягчение правового положения спецпоселенцев диктуется прежде всего не тем, что оно является следствием незаконной акции, а тем, что имевшие ограничения «в дальнейшем не вызываются необходимостью»95. Те, кто невинно пострадали, в то время в пылу эйфории не придали значения тому, что государство, покаравшее их в 1943– 1944 гг. вопреки всякой логике, спустя двенадцать лет не решалось безотлагательно и однозначно признать незаконными свои акты, в соответствии с которыми выселялись целые народы.

Но, несмотря ни на что, немало семей без каких-либо официальных разрешений возвращались в Грозненскую область, Дагестанскую, Кабардинскую* и Северо-Осетинскую АССР. Такой неорганизованный, порою стихийный отъезд неизбежно создавал серьезные проблемы в регионах их прибытия. Попытки же вернуть их обратно, как правило, заканчивались еще большим накалом. Более того, неприязнь между вернувшимися к очагам, некогда им принадлежавшим, и теми, кому государством они были переданы после выселения первых, обретала опасную остроту96. Такая обстановка складывалась в результате недальновидных, откровенно формальных действий органов власти всех уровней. Миллионы людей не по своей воле, а вопреки ей становились заложниками чиновничьей беспомощности.

______________________________

*Кстати, 3 сентября 1956 г. бюро Кабардинского обкома партии приняло постановление, в соответствии с которым перед районными комитетами КПСС и районными исполнительными комитетами в обязывающем порядке была поставлена задача в месячный срок трудоустроить всех прибывающих на территорию республики бывших спецпоселенцев–балкарцев и принять меры к решению других хозяйственно-бытовых вопросов, связанных с их расселением. Этот шаг явно вступал в противоречие с установками вышестоящих органов власти. Но, несмотря на это, руководство Кабардинского обкома КПСС решилось на такой благородный и достойный уважения поступок. См.: РГАНИ, ф. 5, оп. 32, д. 56, л. 64–68.

У руководства страны было достаточно оснований для того, чтобы без сомнений и колебаний понять и признать, что одними регламентирующими мерами законные требования депортированных народов не удовлетворить, что необходимо принять последовательные и исчерпывающие практические решения.

Есть основание полагать, что принципиальное решение о воссоздании национальных автономий репрессированных народов Северного Кавказа было принято, в значительной мере, в результате критического положения, наметившегося в местах компактного проживания самого крупного по численности чеченского населения, которое своими демонстративными акциями показало, что процесс реабилитации «наказанных народов» должен обрести полномасштабный и необратимый характер.

М. Гайрбеков, М. Висаитов, Ю. Дешериев, Х. Ошаев, И. Базоркин, Д. Мальсагов, И. Тутаева, Д. Яндиев и многие другие достойные сыны и дочери чеченского и ингушского народов, солидарность с которыми не скрывали, а порою и демонстрировали представители передовой общественности русского, казахского, киргизского и других народов СССР, терпеливо преодолевая различного рода барьеры, с упорством, бесспорно заслуживающего восхищения и уважения, сделали все то, что было в их силах. Благодаря их усилиям удалось довести до сведения политических и общественных деятелей страны достоверную информацию о законных требованиях всех чеченцев и ингушей.

14 ноября 1956 г. комиссия А.И. Микояна в соответствии с поручением Президиума ЦК КПСС обобщила накопленные материалы, резюмировала итоги встреч партийных и государственных деятелей с представителями репрессированных народов, руководителями ряда союзных и автономных республик, краев и областей. В результате была подготовлена итоговая записка.

Ее обсуждение состоялось ровно через неделю, 22 ноября. Серьезные замечания и конкретные дополнительные предложения высказали первый секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущев, председатель Президиума Верховного Совета СССР К.Е. Ворошилов, первый заместитель председателя Совета Министров СССР Л.М. Каганович, министр обороны СССР Маршал Советского Союза Г.К. Жуков, министр иностранных дел СССР В.М. Молотов и другие. В результате этого конструктивного обсуждения было решено «принять в основном проект постановления о восстановлении национальной автономии калмыцкого, карачаевского, балкарского, чеченского и ингушского народов». А.И. Микояну и Л.И. Брежневу было поручено «с учетом состоявшегося обмена мнениями» окончательно его отредактировать97.

24 ноября 1956 г. состоялось заседание Президиума ЦК КПСС. В его повестку дня был включен и вопрос утверждения указанного проекта. В результате его обсуждения было принято постановление Президиума ЦК КПСС «О восстановлении национальной автономии калмыцкого, карачаевского, балкарского, чеченского и ингушского народов»98. Исходя из решений XX съезда КПСС в преамбуле постановления констатировалось, что «…массовое выселение целых народов не вызывалось необходимостью и не диктовалось военными соображениями, а было одним из проявлений чуждого марксизму-ленинизму культа личности, грубым нарушением основных принципов национальной политики нашей партии»99.

Также отмечалось, что Центральный Комитет партии и Советское правительство за последнее время осуществили ряд мер по реабилитации выселенных народов, вовлечению их в активную производственную и общественную жизнь. Все лица, репрессированные по этническому признаку, были «сняты с режима спецпоселения». Местные партийные и советские органы, как указывалось в решении ЦК КПСС, стали проявлять больше заботы об улучшении их хозяйственного устройства и трудового использования, начали смелее выдвигать передовых людей этих национальностей на руководящую работу и в выборные органы100.

Вместе с тем Центральный Комитет КПСС признал, что ранее намеченные и реализованные меры не были достаточными. «Во-первых, они, как сказано в постановлении, не решают задачи полной реабилитации необоснованно выселенных народов и восстановления их равноправия среди других наций Советского Союза. Во-вторых, при большой территориальной разобщенности и отсутствии автономных объединений не создается необходимых условий для всемерного развития этих наций, их экономики и культуры, а, напротив, возникает опасность захирения национальной культуры. В-третьих, нельзя не учитывать и того факта, что в последнее время, особенно после XX съезда КПСС и снятия калмыков, карачаевцев, балкарцев, чеченцев и ингушей со спецпоселения, среди них все более усиливаются стремления к возвращению в свои родные места и восстановлению национальной автономии»101.

В постановлении ЦК КПСС особо обращалось внимание партийных и советских органов на то, что репатриация (возвращение указанных народов на свою этническую родину) должна «осуществляться на добровольных началах и не означает обязательного переезда всех граждан, живущих на поселении»102.

Одновременно власть декларировала свою готовность всячески поддерживать таковых. С этой целью ЦК КПСС поручил местным органам власти оказать помощь в улучшении их хозяйственного, трудового устройства и активизации их участия в общественно-политической жизни по месту жительства103.

Таким образом, после смерти Сталина и Берия государству потребовалось около четырех лет, чтобы принять основополагающий документ (политическое решение), в дальнейшем сыгравший ключевую роль в формировании и практическом осуществлении государственной политики реабилитации репрессированных народов. Наряду с этим следует отметить, что постановление ЦК КПСС «О восстановлении национальной автономии калмыцкого, карачаевского, балкарского, чеченского и ингушского народов» положило начало реальному (фактическому) преодолению допущенной по отношению к этим народам явной несправедливости.

Руководствуясь этим исторически важным партийным документом, Президиум Верховного Совета СССР 9 января 1957 г. издал свой Указ «О восстановлении Чечено-Ингушской АССР в составе РСФСР»104.

Так 60 лет назад начинался процесс не только восстановления национальной государственности вайнахских народов, но и возрождение их самих как этнических общностей. Эти страницы истории не подвластны времени. Память народная будет хранить их вечно!

Примечания

1 Газета «Голос Чечено-Ингушетии». 1991 г., 17 октября

2 РГАНИ, ф. 2, оп.1, д. 27, л. 22, 23.

3 РГАСПИ, ф. 17, оп. 171, д. 480, л. 112–114.

4 Восстановление Чечено-Ингушской АССР (1953–1962). Сборник документов и материалов. Нальчик: ООО «Печатный двор», 2013. Т. I. С. 34, 35.

5 Там же. С. 34.

6 Там же.

7 Там же. С. 35.

8 РГАНИ, ф. 2, оп. 1, д. 27, л. 15–17.

9 Там же, л. 24.

10 См. Реабилитация: как это было. Документы Президиума ЦК КПСС и другие материалы. В 3 т. Т. 1. Март 1953 – февраль 1956. М.: МФД, 2000. С. 351.

11 РГАНИ, ф. 89, оп. 18, д.33, л. 1.

12 Там же.

13 Там же, л. 2.

14 Там же, л. 3.

15 Реабилитация: как это было. Т. 1. С. 390.

16 Восстановление Чечено-Ингушской АССР (1953–1962). Т. I. С. 38–41.

17 Там же. С.39.

18 Там же. С. 40.

19 Там же.

20 Там же.

21 Там же. С. 40, 41.

22 Дешериев Ю. Жизнь во мгле и борьбе. О трагедии репрессированных народов. Палея. М., 1995.

23 Реабилитация: как это было. Т. 1. С. 97.

24 Там же. С. 101.

25 Восстановление Чечено-Ингушской АССР (1953–1962). Т. I. С. 41–43.

26 Там же. С. 44, 45.

27 Реабилитация: как это было. Т. 1. С. 395.

28 Там же. С. 395, 396.

29 Там же. С. 161.

30 Восстановление Чечено-Ингушской АССР (1953–1962). Т. I. С. 47, 48.

31 Там же. С. 47.

32 Там же.

33 Там же.

34 Там же. С. 48.

35 Там же. С. 49.

36 Там же. С. 50.

37 Там же. С. 51.

38 Там же. С. 51, 52.

39 Там же. С. 52.

40 РГАНИ, ф. 5, оп. 16, д. 755, л. 15.

41 Там же.

42 Там же, д. 744, л. 40–43.

43 РГАНИ, ф. 5, оп. 32, д. 30, л. 70.

44 Там же.

45 Там же.

46 Там же.

47 Там же. С. 71.

48 Там же.

49 Там же.

50 Там же, л. 73.

51 Там же.

52 Непонятно почему в этом ряду оказались ЦК КП Таджикистана и Узбекистана, но нет Киргизии. – А.Б.

53 РГАНИ, ф. 5, оп. 32, д. 30, л. 73.

54 См.: Газета «Голос Чечено-Ингушетии». 1991 г., 17 октября; Исаев Э., Терлоев З., Исаев З. Из особой папки Сталина (о депортации чеченцев и ингушей 23 февраля 1944 года). М., 2003. С. 116–119.

55 Там же.

56 Восстановление Чечено-Ингушской АССР (1953–1962). Т. I. С. 55, 56.

57 Там же. С. 55.

58 Там же.

59 Там же.

60 Там же. С. 55, 56.

61 Там же. С. 56.

62 Там же.

63 Реабилитация: как это было. Документы Президиума ЦК КПСС и другие материалы. В 3 т. Т. 2. Февраль 1956 – начало 1980-х годов. М.: МФД, 2003. С. 176–180.

64 Там же. С. 176.

65 Там же.

66 Восстановление Чечено-Ингушской АССР (1953–1962). Т. I. С. 56, 57.

67 Там же. С. 57.

68 Там же.

69 РГАНИ, ф. 89, оп. 61, д. 13, л. 2–3.

70 О культе личности и его последствиях. Доклад Первого секретаря ЦК КПСС тов. Хрущева Н.С. XX съезду Коммунистической партии Советского Союза // Известия ЦК КПСС. Март 1989. № 3 (290). С. 152.

71 Реабилитация: как это было. Т. 2. С. 200.

72 Там же.

73 Там же.

74 Там же.

75 Действительно, уже в декабре 1956 года численность чеченцев и ингушей, вернувшихся в места своего прежнего проживания, самовольно, без официального разрешения, составило более 11 тысяч человек (РГАСПИ, ф. 556, оп. 14, д. 56, л. 104).

76 РГАНИ, ф. 89, оп. 61, д. 13, л. 3.

77 Там же.

78 Там же.

79 Там же, л. 4.

80 Там же, л. 5.

81 Дешериев Ю. Указ. соч.

82 РГАНИ, ф. 89, оп. 61, д. 13, л. 5.

83 Там же, л. 6.

84 Там же, л. 7.

85 Реабилитация: как это было. Т. 2. С. 202.

86 РГАСПИ, ф. 556, оп. 14, д. 56, л. 100.

87 Там же, л. 105.

88 Восстановление Чечено-Ингушской АССР (1953–1962). Т. I. С. 88.

89 Там же. С. 89.

90 РГАСПИ, ф.

checheninfo.ru