>АЗЕРБАЙДЖАН. На московской улице Гиляровского, бывшей 2-й Мещанской, "отметилось" немало известных архитекторов: Рерберг, Масленников, Бардт, Перетяткович, Гельрих, Крюков, а также Мехти Хасаевич Уцмиев - член Союза архитекторов СССР, по его проектам которого были построены Институт нефтехимии в Уфе, пешеходный вокзальный мост в Тбилиси, жилой квартал в поселке Монтино под Баку, железнодорожная станция "Каспи" в Грузии, дом культуры в Цхалтубо. Уцмиев и сам жил на Гиляровского, в доме, который спроектировал, со своей женой Дорой Самойловной Гусман – тетей Юлия и Михаила Гусманов.
Вообще, изучение чьего-либо генеалогического древа нередко приводит к самым неожиданным результатам. Так, азербайджанский и российский писатель, литературовед, доктор филологических наук Чингиз Гусейнов, нередко встречавшийся с Уцмиевым в последние годы жизни архитектора, узнал, что его друг – правнук совершенно замечательных людей, героев романа "Фатальный Фатали".
Прадедом архитектора был кумык Хасай Уцмиев, учившийся в петербургском Пажеском корпусе и во французской Сен-Сирской военной академии, которую в своей время окончил Наполеон, и дослужился до генерал-майора.
Этому царскому генералу, к тому времени управляющему Карабахским ханством, отдал в жены свою дочь Хуршидбану последний карабахский хан Мехтигули.
Хуршидбану была единственным ребенком в семье и последней наследницей одного из самых могущественных азербайджанских ханств - Карабахского, поэтому во дворце ее называли “Дюрру йекта” (единственная жемчужина), а люди просто - Ханкызы (ханская дочь).
Родилась "единственная жемчужина" 6 августа 1832 года в Шуше, ее воспитанием и начальным образованием в основном занималась родна тетя Говхар, которая привила девочке любовь к музыке, живописи и поэзии Фирдоуси, Низами, Саади, Навои и Физули. Помимо родного азербайджанского ханская дочь владела фарси, арабским и русским языками.
Брак Хуршидбану с генералом Уцмиевым состоялся по политическим соображениям. Мужа, который был старше Ханкызы почти на четверть века, девушка, честно говоря, не любила, тем не менее в семье было и взаимоуважение, и общие интересы. В 1856 году них родилась дочка Ханбике, а годом раньше сын Мехтигулу, названный в честь деда, последнего Карабахского хана, позднее прославившийся как поэт, творивший под псевдонимом Вефа (верный). Сама Хуршидбану еще до рождения детей очень неплохо рисовала и писала прекрасные стихи .
Томлюсь и жду, но нет тебя, ты не пришел, скажи, зачем?
Опять вздыхаю я, скорбя...Ты не пришел, скажи, зачем?
Не занялся ты, мой рассвет, унес ты сердце – сердца нет.
И я в тоске ищу твой след...Ты не пришел, скажи, зачем?
Свою мольбу к тебе неся, я сотрясаю небеса,
Мой кипарис, моя краса...Ты не пришел, скажи, зачем?
Так плачет Натаван и ждет – и дни, и ночи напролет.
К ней исцеленье не идет...Ты не пришел, скажи, зачем?
Князь Уцмиев считался просвещенным человеком своего времени, тесно общался с азербайджанскими писателями Мирзой Шафи Вазехом и Мирзой Фатали Ахундовым, с писателем-декабристом Александром Бестужевым-Марлинским; менее тесно – с французским этнографом, путешественником и писателем Ксавье Мармье, художником Клодом Моне… В свой круг Уцмиев ввел и Хуршидбану.
Естественно, когда в 1858 году в Баку приехал Александр Дюма-старший, князь Уцмиев не упустил случая познакомиться с ним и представить ему красавицу-жену. Та подарила писателю собственноручно вышитый кисет и обыграла его в шахматы. Дюма был поражен и восхищен.
Уцмиевы не сидели безвылазно в Шуше – ездили в на родину князя в Дагестан, в Тифлис и, конечно, в Баку, где князь познакомил Хуршидбану с Мирзой Фатали Ахундововым, благодаря общению с которым ханская дочь занялась общественными проблемами и стала известна как поэт. Но об этом чуть ниже. Здесь же заметим, что карабахская знать не одобряла брак дочери хана с царским генералом, к тому же кумыком, видя в этом знак почитания царского правления. Чингиз Гусейнов пишет, что "по этому поводу отпускались язвительные шутки, даже сочинялись пасквили, так что, в конце концов, брак их распался".
От второго брака ханская дочь родила троих сыновей и двух дочерей. В то время, как подобает многодетной матери, она озаботилась благоустройством места, где жила семья, причем занималась этим с поистине ханским размахом. В 1870-х Хуршидбану задумала обеспечить Шушу водой и вложила огромные деньги в строительство десятикилометрового водопровода, на ее же средства в городе был разбит великолепный парк, где появились дворец, мечеть, торговые дома, театр, клубы, реальное училище.
Ханская дочь оставила глубокий след не только в общественной-экономической жизни Азербайджана, но и в культуре. Одновременно с хозяйственными делами по благоустройству города она организовала в Шуше литературный кружок, где читали свои стихи лучшие поэты, а лучшие ханенде исполняли мугамы. Душой и сердцем кружка была сама Хуршидбану, ставшая к тому времени признанным поэтом и с 1870-х творившая под псевдонимом Натаван. Она писала и о любви, и о природе, и на социальные темы. В то время стихи о положении женщины в обществе были неслыханным явлением и для выражения своего мнения по такому щепетильному вопросу нужно было обладать изрядной смелостью. Стихи Натаван, полные искренности и душевной теплоты, передавались из уст в уста.
Лучше б и меня не стало, и тебя, о мир двуликий,
Боже, да не будет в мире сердца в путах, в тайном крике.
Лучше сердце бы не тлело от разлуки, и блаженным
И счастливым бы не стало от любви моей к владыке.
Лучше б от тоски ослепнуть, твоего не видеть стана –
Кипариса, чтобы стан мой не сгибало болью дикой.
Лучше не было бы моря, океана слез бездонных,
Чтоб росинки не сверкали на ее прекрасном лике.
Лучше не было бы розы и гулянья в Гюлистане,
Чтоб шипы ее мне сердце не кололи, словно пики.
Лучше б не было Египта и величия Ягуба –
Чтоб не знал он униженья, не влачил беды вериги.
Лучше не было бы пира, многолюдного базара,
Чтоб с Юсифом не встречалась Зулейха на этом рынке.
Лучше б не было колодцев, и темниц, и караванов,
Чтоб не видели Юсифа в миг его тоски великой.
Лучше б не было ни плача, ни разорванного сердца
Натаван, чтоб не истаять в безутешном этом мире.
/Перевод Абрама Плавника/
Ее газели, написанные простым языком, стали популярны не только в Карабахе, но и за пределами Кавказа. Главной трагедией жизни Натаван стала смерть 17-летнего сына Мир-Аббаса. Уже в XX веке знаменитая советская поэтесса Маргарита Алигер так переведет стихотворение Натван "Сыну моему":
Мой сын, разлуки злой огонь вздымается во мне.
Душа, как слабый мотылек, горит на том огне.
Как в каждой песне соловья тоска о розе есть,
Так в каждом возгласе души, гремящей в тишине,
Порыв печали и тоски, и скорби о тебе
Звучит и в темноте ночей, и в лучезарном дне.
Когда-то юноша Меджнун Лейли свою искал,
Так ищет и тебя моя безумная тоска.
Она, мечтая о тебе и о твоем лице,
Бредет по остриям камней, по водам и пескам.
И слава о твоей красе не сходит с уст моих,
Как не смолкает плеск волны у прибережных скал.
И жил каменотес Фархад, и гору он долбил,
Чтоб за горой увидеть ту, которую любил.
И сотню неутешных лет в страданиях провел.
А для того, чтоб ты, мой сын, опять дышал и жил, –
Страдать не месяц и не год, а сотни тяжких лет,
Аббас, у матери твоей достанет верных сил.
О, как туманна жизнь моя, как дни мои длинны!
Не вижу солнечного дня и молодой луны,
Мне помнится цветущий сад, свидание с тобой,
Душа парила, как орел в просторах вышины.
Но дикий вихорь крылья ей навеки надломил,
Любви моей не пощадив, не видя седины.
О, было б лучше, если б я всю жизнь была слепой,
Не любовалась бы твоей, твоей небесной красотой!
Как рано высох светлый ключ, и кипарис увял!
И вот, мой мальчик, ты лежишь в земле, в траве густой.
И только камень говорит о том, что это – ты.
А солнце яркое горит над каменной плитой.
Увидеть бы тебя на миг счастливым женихом,
Чтоб ты, потупившись, глядел в смущении кругом.
Отдать бы очи навсегда за взгляд твоих очей.
Не может сердце ни на миг подумать о другом.
Живу я в тесном уголке печали и тоски,
И слезы Натаван текут прозрачным родником.
Первый сборник стихов Натаван, изданный Салманом Мумтазом, увидел свет более чем через тридцать лет после ее смерти. Она пережила сына всего на 12 лет и умерла в родной Шуше в 1897 году, где ханской дочери установили памятник. Правда, в конце XX века в ходе карабахского конфликта Шуша была оккупирована армянскими националистами, а памятники и бюсты великих азербайджанцев были демонтированы. Под горячую руку оккупантов попали изваяния Натван, Узеира Гаджибекова и Бюльбюля. Говорят, их вывезли в Грузию на металлолом, но азербайджанским властям все-таки удалось выкупить памятники людей, на плечах которых держится великолепный дворец азербайджанской культуры.
Чингиз Гусейнов писал потом: "Натаван вторично вышла замуж за азербайджанца-поэта, и потому линия Хасай-хана как-то предалась забвению, а если и вспоминалась, то вскользь и невнятно, так что о том, что в Москве живет правнук Натаван Мехти Хасаевич [Уцмиев], а в Баку - правнучка Натаван Лейла-ханум Хасаевна, многие годы заведовавшая библиотекой консерватории в Баку, никто не ведал, пока я не взбудоражил и не всколыхнул азербайджанскую общественность, чем и горжусь".
checheninfo.ru
