ИНГУШЕТИЯ. Не врагами были вайнахи, а жертвами

Февраль сорок четвертого года. Его последние уходящие дни навсегда запечатлелись в памяти ингушского народа как начало неслыханно горестной поры в его истории.

75 лет назад, 23 февраля 1944 года, ингушский народ был насильно депортирован в Казахстан и Среднюю Азию. В этот же день депортации подвергся и чеченский народ. Спустя две недели после этого акта вандализма против целого народа, а точнее — 7 марта 1944 года, Чечено-Ингушская АССР была полностью ликвидирована. На части ее территории была образована Грозненская область, а другая часть была передана в состав соседних республик.

После депортации ингуши были вычеркнуты из списка народов СССР, и власть делала все для того, чтобы окончательно стереть их из памяти страны. Для этого варварски уничтожались редкие рукописи, книги и архивы, записи фольклорных текстов, любая литература и периодические издания с упоминаниями ингушей.

Это сегодня политические чиновники отмечают, что зима 1944 года — одна из самых позорных дат в летописи истории такой славной, казалось бы, страны, как нерушимый Союз Советских Социалистических Республик. А в то время, и даже спустя много лет после возвращения ингушей и чеченцев из ссылки, на тему депортации нельзя было говорить даже шёпотом.

Во время операции под названием «Чечевица» советские офицеры объявили горцам, что все они изменники Родины, и поэтому по решению правительства СССР выселяются в среднеазиатские республики: в Киргизию и Казахстан.

Людей начали увозить, отрывая от своей родной земли, в далекую неизвестность. Сначала в большегрузных машинах, без теплой одежды, запасов питания, а затем в скотских товарняках, которые совершенно не были приспособлены для перевозки людей — без сидений и самых элементарных удобств. Вместо окон — маленькие люки, по два с каждой стороны вагона, а в стенах — щели, через которые задувал пронизывающий холодный ветер. Вагоны набивались битком, тут же со скрежетом наглухо закрывались двери. Среди них были и беременные женщины, и матери с детьми, старики и больные. Но с более чудовищной жестокостью советские военнослужащие поступали с немощными, которые без посторонней помощи не могли передвигаться: их вынуждали оставлять у дорог, обрекая на холодную и голодную смерть.

Из воспоминаний жительницы поселка Карца Мадии Тумгоевой: "В год высылки мне было то ли пять, то ли шесть лет, точно не могу сказать. Но, несмотря на свой маленький возраст, я отчетливо запомнила эту черную среду (так этот день называли взрослые). До выселения мы проживали в селе Базоркино, тогда эта территория принадлежала ингушам, и у нас был один из самых добротных домов в округе. Отец наш, Берс Тумгоев, был сильным человеком, любил трудиться и зарабатывал хорошо, поэтому мы могли позволить себе содержать большое хозяйство.

Этот день, как рассказывали старшие, вроде бы не предвещал ничего необычного. На улице стояла зима, и дневные солнечные лучи, хоть и изредка, но всё же напоминали о скорой весне. Но так распорядилась судьба, или жестокие правители, которые бесчеловечными способами управляли людьми, что увидеть наступление весны на родине нам ни в том году, ни в последующие тринадцать лет так и не довелось.

Помню, как рано утром нас разбудили сильные крики и вопли на улице, а через некоторое время стали стучаться и в нашу дверь. Родители засуетились и начали будить старших мальчиков. Я быстро вскочила с кровати, подошла к окну, которое выходило во двор, и увидела, как солдаты с автоматами в руках ходят вокруг нашего дома. Мы, дети, конечно, не понимали, о чём они кричат, но своим детским умом понимали, что происходит что-то ужасное. Зайдя в дом, солдаты грубыми окриками, прикладами начали поднимать с постелей детей, а нас было пятеро, и никакие уговоры наших родителей не могли их унять.

Когда нас вывели во двор, через калитку мы увидели, что соседские дети тоже, кто во что одетые, стоят на улице, и нас потащили к ним, а родителям дали два часа на сборы. Лай собак, мычание коров, плач детей и женщин, окрики солдат — все это слилось в сплошной и протяжный гул, который стоит в моей голове до сих пор. А когда мы услышали рёв грузовых машин, многие дети обрадовались, узнав, что нас куда-то повезут. Но везти нас собирались не на развлечения, а на верную погибель...

Намного позже, повзрослев, я узнала от старших, что при малейшем сопротивлении местных жителей покинуть свое жилище, солдаты и офицеры советской армии открывали огонь. Сотни и сотни умирали в дороге, поэтому по прибытии на место назначения мы не досчитались многих своих родственников, которых депортировали из других районов Ингушетии«.

Потерянные, оскорбленные, униженные, убитые горем люди ехали в никуда, ехали в безвестность, а в покинутых ими домах в это время шел массовый грабеж. Вывозились ковры, кинжалы, одежда, драгоценности, книги — все, что люди наживали поколениями. Одним словом, вслед за физической расправой началось истребление культурных и исторических памятников вайнахов. Документы, книги свозились на площадь у Дворца пионеров в Грозном и сжигались.

Много людей погибло в год депортации, не выдержав долгую дорогу в холодных вагонах, многие от голода и болезней умирали в первые годы жизни на чужбине. К тому же враждебно настроенное местное население среднеазиатских республик боялось помочь прибывшим переселенцам. Но это было только в первые месяцы поселения. Прошло немного времени, и они поняли, что ингуши и чеченцы — вовсе не головорезы и не бандиты, какими их хотелось представить советскому правительству, а обыкновенные люди, которые хотели жить на своей земле и мирно созидать.

«Прошло какое-то время после нашего переселения, как мы остались без матери, — вспоминает Мади. — Это были очень тяжелые и печальные дни, может быть, даже тяжелее тех, когда нас везли неизвестно куда. Дело в том, что мама была на сносях, когда мы покидали родину, и когда наступила пора рожать, она, ввиду того, что была очень стеснительная женщина, никого не известив об этом, пошла одна в холодный сарай и там без посторонней помощи родила двойняшек-девочек. Узнав об этом, наш отец сильно ругал её за это, но было поздно: врачи поставили маме диагноз «послеродовой сепсис», то есть заражение крови, и увезли на вертолёте в областную больницу. Мы долго верили, что она выздоровеет и вернется домой, но надежды наши превратились в несбыточную мечту, и через несколько дней узнали, что мама умерла в больнице. Моей старшей сестре в тот момент было 12 или 13 лет, и ей в таком возрасте пришлось заменить новорожденным девочкам мать. Но что она могла для них сделать? Ведь сама ещё была ребенок. К тому же время было голодное, кормить детей было нечем. Поэтому девочки тоже прожили недолго...»

С наступлением оттепели семья Тумгоевых одними из первых вернулась на Кавказ, но поселиться жить в своем отцовском доме им не разрешили. И тогда они начали искать себе пристанище в других населенных пунктах, которые находились подальше от границы с Северной Осетией. Много переездов им пришлось перенести, прежде чем они обосновались в посёлке Карца, где и проживали вплоть до осетино-ингушского конфликта осени 1992 года, когда им, как и много лет назад, снова пришлось покинуть свой родной очаг и на протяжении долгих лет скитаться по чужим углам в качестве вынужденных переселенцев.

У каждого народа в истории есть свои особые даты. И это не всегда победы. Трагедии занимают немалую часть истории в судьбах разных народов. Ингуши не вспоминают депортацию 1944 года — они живут этой трагедией по сегодняшний день. Это было беспрецедентное преступление, которое не имело аналогов в мировой истории. Целый народ, внесший выдающийся вклад в завоевание, становление и защиту советской власти, а также в борьбу против фашистской Германии по ложному обвинению в «измене родине» был насильственно депортирован со своей исторической родины, фактически, на полное вымирание в Среднюю Азию и Сибирь. В результате чего от голода, холода и болезней погибла почти половина населения.

О какой измене и сотрудничестве с врагом могла идти речь, если наша республика не была оккупирована немцами? Мифы о чечено-ингушских бандитах раскручивались агентами НКВД и самими сотрудниками этих органов. Если, к примеру, и находилось 20-30 человек, недовольных сталинской властью и провокациями со стороны НКВД, то количество их раздувалось в десятки и даже сотни раз, о чем доносилось в Москву, дабы выслужиться и заработать звания за якобы обнаружение больших бандгрупп на Кавказе.

В своей книге бывший секретарь Чечено-Ингушского обкома по кадрам во время войны, а впоследствии преподаватель университета Н. Ф. Филькин пишет: «На начало войны в ее кадровых частях находилось не менее 9 тысяч чеченцев и ингушей. А всего в Великой Отечественной войне участвовало около 50 тысяч чеченцев и ингушей. Даже если взять один эпизод из военных лет — оборону Брестской крепости — в ее защите принимали участие, по последним данным, 600 чеченцев и ингушей, и 164 из них были представлены к высокому званию Героя Советского Союза. Почему они не получили эти звезды, едва ли нужно объяснять. Историческая правда, однако, заключается в том, что вайнахи всегда славились своими воинами».

Видимо, боясь этого массового героизма со стороны наших солдат, принимавших участие в Великой Отечественной войне, Сталин в марте 1942 года издал секретный приказ № 6362 о запрете на награждение чеченцев и ингушей высокими боевыми наградами за совершенные подвиги (см. С. Хамчиев. Возвращение к истокам. — Саратов, 2000 г.). Иосиф Сталин и в мыслях не мог допустить, что придет время, когда достоянием общественности станут совершенно секретные и не подлежащие публикации архивные документы, рассказывающие о страшных преступлениях и уничтожении миллионов советских граждан. И что его деяния будут осуждены всем цивилизованным мировым сообществом.

Но как много еще остается нераскрытых и не рассекреченных преступлений, связанных с депортацией нашего народа. Сколько очевидцев покинули этот мир, не успев и не посмев рассказать обо всех массовых расстрелах и убийствах. Эти примеры массового уничтожения нашего и других народов нашей бывшей общей Родины свидетельствуют о том, что Сталин распоряжался жизнями и судьбами миллионов граждан Советского Союза как своей личной собственностью.

Выдающийся казахский поэт, писатель и общественный деятель Олжас Сулейменов в своей «Белой книге», обращаясь к депортированным ингушам и чеченцам, пишет: «Вайнахи! Братья и сестры! Признаюсь, сегодня мне, как никогда, трудно писать. И не оттого, что нет слов. Оттого, что книга эта написана не на бумаге, она выжжена в опаленных душах стариков, мужчин и женщин, написана кровью детей, которые могли и должны были сами стать отцами и матерями детей, которые не родились не волей провидения, но волей жестокого рока, принесшего трагедию всему многонациональному народу советской империи, поправшей самые главные ценности национального и гражданского достоинства. Гибли и страдали все. Но гибель и страдания репрессированных народов, их горе и уничтожение многократно превзошли все трагедии, когда-либо происшедшие в истории с целыми народами, потому что нет большего несчастья для нации, чем потерять Родину...

Знаю, что память ваша кровоточит. Знаю и то, что умолчать, забыть происшедшую трагедию нельзя, ибо это будет преступлением перед памятью, сопоставимым с постигшим вайнахский народ несчастьем. Так пусть же прозвучит Правда! Пусть стоны и слезы невинно погибших, ворвавшись в ваши сердца и обретя в душах и в сознании вашем свой отзвук, очистят их. Очистят во имя будущего, в котором не должно быть, не будет повторения недавнего прошлого!..

Всякий раз, когда я посещаю могилы казахов, нашедших вечный покой на своей родине, я нахожу и могилы замученных на моей земле вайнахов. Их здесь более 300 тысяч — целая страна, в которой для мертвых нет различия по национальностям. Я молча стою над этими могилами, а перед глазами возникают образы людей, пришедших на мою родину оболганными и униженными. Но не сломленными! С высоким чувством чести и истинного человеческого достоинства...

Потом были годы взросления и постижения простой, но тщательно скрываемой от нас истины: не врагами были вайнахи, а жертвами».

Проходят годы, десятилетия, один за другим покидают этот мир все те, кто видел эти страшные злодеяния, кто был непосредственным очевидцем и испытал на себе все эти сталинские преступления. Но настоящая правдивая история обо всех преступлениях сталинизма все еще не написана, что, безусловно, является очень большим упущением наших ученых, историков. Этот вопрос нельзя откладывать в долгий ящик. То, что произошло на нашей земле, является национальной катастрофой, последствия которой нельзя восстановить никакими миллиардами. А наша молодежь и подрастающее поколение, практически, не знает истории своего народа.

Пусть восторжествует справедливость и правда. Память обо всех преступлениях и злодеяниях против нашего народа, имевших место на его историческом пути развития, какой бы трагической и кровоточащей она ни была, всегда должна сохраняться в сердцах нашего народа. И завершить эту статью я хотела бы словами Ильи Чавчавадзе, великого грузинского поэта, писателя и общественного деятеля, произнесенными как будто для нас: «Падение нации начинается с того момента, когда кончается память о прошлом». Лучше и убедительнее едва ли можно что-то сказать.

checheninfo.ru