Михаил Гуцериев стал первым крупным российским бизнесменом, вернувшимся из лондонского изгнания в Россию. Вот уже неделя, как он каждое утро приезжает в офис “Русснефти” на Пятницкой улице в Москве. На кабинете табличка – “Михаил Сафарбекович Гуцериев”. В интервью “Ведомостям”, в котором он рассказал, что делал в Лондоне и почему решил вернуться в Россию, он признался, что пока не решил, станет ли, как и прежде, президентом нефтяной компании, но намерен принимать самое активное участие в ее развитии.
– Проблемы с правоохранительными органами у “Русснефти” начались осенью 2006 года. В чем причина?
– Это был системный наговор. Думаю, сыграла совокупность факторов. Все как снежный ком росло не один год. С одной стороны, бурное развитие компании, рост запасов, агрессивное приобретение новых активов. С другой – мое этническое происхождение, вероисповедание, наконец, моя успешность без какого-либо административного ресурса. Все это – на фоне тлеющей войны на Кавказе, сложной ситуации в Чечне и Ингушетии.
Сегодня я уже перестал все это анализировать, смысла нет! Я не хочу никому мстить. Впереди гордыни идут затраты, а тщеславие – самая дешевая монета в мире.
– На заседании Совбеза в 2005 году Путину показали список из российских нефтяных компаний, где “Русснефть” оказалась первой по приросту запасов. Говорят, Путина это сильно возмутило. Особенно учитывая тот факт, что часть активов “Русснефть” приобрела у опального ЮКОСа.
– Я в это не верю. Не хотели – не дали бы купить. И не думаю, что моя персона настолько интересна Путину. У нас с ним разные весовые категории.
– А еще возникала тема с финансированием боевиков.
– Да меня бы уже давно привлекли к уголовной ответственности, если бы я хоть один доллар отправил боевикам! И правильно бы сделали. За участие в освобождении заложников в Беслане я был приговорен боевиками по шариатскому суду к казни. Этот приговор – честь для меня. Я был с осетинскими детьми, а не с террористами. Это снимает все подобные вопросы.
– Может, ваше возвращение связано со сложной ситуацией на Кавказе? Медведев на совещании в Махачкале 1 апреля предложил бизнесменам – выходцам с Кавказа “тряхнуть мошной и потерять некое количество денег на финансирование родных республик”.
– Не надо искать в моем возвращении никакого кавказского следа. Только решения судов и добрая справедливая воля президента и премьер-министра страны. Если президент считает, что надо тряхнуть мошной, то мне об этом скажут, но пока никто со мной это не обсуждал. Мой возврат в Россию никогда не связывали с темой Северного Кавказа, и ни один из руководителей региона, как я знаю, не участвовал в процессе моего возвращения. Я тратил на благотворительность в России по 50 миллионов долларов в год личных средств, в том числе и на Северный Кавказ. В Чечню в 2004-2006 годах я инвестировал десятки миллионов долларов и ни одну секунду об этом не пожалел. После трагедии, которая произошла в республике, мы обязаны помогать чеченскому народу.
– Если вас попросят пойти спецпредставителем по Северному Кавказу, вы согласитесь?
– Конечно, я это сделаю, если будет решение руководства страны. Но сам я этим заниматься не хочу, и никаких идей насчет этого у меня самого нет. Я бизнесмен и хочу заниматься бизнесом, мне еще надо отдать долги “Русснефти” в 7 миллиардов лолларов.
– Будете ли вы встречаться с нынешним президентом Ингушетии Юнус-Беком Евкуровым?
– Если Евкуров захочет, встреча будет. Но пока не планировал.
– Как вообще можно решить проблему Северного Кавказа?
– Должен быть системный комплексный подход в ближайшие 20 лет, от подготовки кадров до инвестиций в идеологию и культуру. Политическое условие: действие формулы, в которой знаменателем является закон, а числителем идеология, и не важно какая – религия, коммунизм, демократия или доллар. Если не работает знаменатель – формула мертва.
На Кавказе есть земля, люди, которых нужно учить. Надо готовить кадры здесь и за границей, создавать рабочий класс, не существующий с момента развала СССР, растить трудовые ресурсы, которые будут производить продукцию, конкурентоспособную на рынке.
В 1991 году развалился Советский Союз, а когда что-то разваливается, тараканы лезут из щелей. Эта территория оказалась наиболее уязвимой. Я помню прекрасно, как это все было. В грозненских сизо и тюрьмах начался бунт: в декабре 1991 года на улицах оказались тысячи заключенных, в городе начались убийства и беспредел, захваты воинских частей, и оружие оказалось в руках у населения. На овощном рынке прямо на прилавке посреди фруктов и овощей продавались пистолеты и лимонки. На моих фабриках в Грозном работало 17 000 человек, и все они в один миг оказались на улице, когда в мае 1992 года мне пришлось закрыть все фабрики. Куда они пошли, оказавшись без хлеба и денег? А по всей республике полмиллиона людей выбросили на улицу. Конечно, будут бандитизм, похищения, терроризм.
– Но на восстановление экономики кавказских республик потребуются десятки миллиардов долларов.
– Но это надо делать. Другого выхода нет. Когда твой ребенок болеет, ты будешь покупать лекарства столько, сколько потребуется. Но главное другое: необходима нравственная сопричастность всех россиян к событиям на Кавказе. Москвич должен остро переживать за погибших от теракта в Назрани, а чеченец – за погибших в Москве.
Я понял, что боевики все равно обречены, когда много лет назад по просьбе РПЦ участвовал в переговорах по освобождению православного священника. Он не дожил до освобождения, погиб в плену, а террористы все равно торговались, пытаясь продать его тело за 100 000 долларов. Это потрясло меня больше всего.
Террористы тоже боятся. Они от страха кричат: Аллах с нами!
Михаил Гуцериев стал первым крупным российским бизнесменом, вернувшимся из лондонского изгнания в Россию. Вот уже неделя, как он каждое утро приезжает в офис “Русснефти” на Пятницкой улице в Москве. На кабинете табличка – “Михаил Сафарбекович Гуцериев”. В интервью “Ведомостям”, в котором он рассказал, что делал в Лондоне и почему решил вернуться в Россию, он признался, что пока не решил, станет ли, как и прежде, президентом нефтяной компании, но намерен принимать самое активное участие в ее развитии.
