Д. Шерстенников пишет: Ранним солнечным утром привожу старую маму в травмопункт в Чертаново. Обычно тут мучительные очереди, но сейчас так рано, что пусто, мы первые, и нас вот-вот должны принять. Сонные медсёстры недовольно ходят из кабинета в кабинет. Сидим, терпеливо ждем. Подошла толстая тётенька с 30-летним сыном. Спросила «кто последний», сели, негромко переговариваются. Пустое светлое скучное помещение, серые банкетки. Ждём…
Вдруг – хлопнула дверь, слышны возбуждённые голоса, вваливаются несколько невысоких бородатых парней, девушки… Пол вдруг стал забрызган кровью, откуда-то каплет, льётся кровь: гурьбой ведут раненого – на левую руку намотано что-то, но кровь не остановить, на руке уже набух кровяной шар, кровь сочится из него... Раненого заводят в кабинет...
Постепенно всё успокаивается. Все рассаживаются, начинается ожидание. Из кабинета слышен гортанный самоуверенный голос раненого, весело отвечающего врачам.
Я осматриваюсь: Невысокие коренастые чеченцы.. Чеченцы спокойны, разумны. С ними невысокие, толстые простоватые русские девушки (смущенный, подобострастный смешок выдаёт их роль в этих отношениях.) Возможно, они перенеслись с оргии, продолжавшейся всю ночь («Асланчика порезали! Надо скорее в больницу!»), … но сейчас это мужественные собранные друзья и хлопотливые заботливые русские бабы.
Один парень с «чеченской» безусой бородой - неторопливо (после бессонной ночи) заполняет обязательную анкету. Две девушки и другой парень устало подтрунивают над ним («Какой месяц писать? Седьмой?» - «Садись, два! :)»). Рядом со мной брат раненого. ...
...Ожидание. Тихие, всем слышные разговоры – на чеченском, на русском. Из перевязочной доносятся гортанный грубый голос - раненый потерял много крови, но бодрится. Девушки шутят.
Я побаиваюсь чеченцев, в голову лезут трусливые мысли – хорошо, что эти чеченцы говорят по-русски, с русскими идиомами...наверно, они обрусели, не опасны, хорошие парни. Из кабинета выходит и возвращается врач, медсестра. Врач мрачен, немолодая медсестра улыбчива и спокойна.
Дверь перевязочной открывается, выходит процессия - раненого ведут в скорую. Он молодой, с хищным лицом – куражится: с зловещим весёлым вызовом гортанно басит: "Да, у меня столько крови, что я могу делиться!"... На что его спокойный коренастый брат с нежной нравоучительностью говорит, почему-то по-русски: "Ты бы лучше делился, а не проливал ее, брат"...
Пятна крови - в утреннем свете по всему светлому грязному полу - замывает бесчувственная непроснувшаяся таджичка.
