В результате новой вспышки межплеменной вражды за Кубанью в конце XVIII в. на русскую сторону устремились сотни беглецов. Например, когда дворянина Шостен-Али с семьей силой отправляли обратно, он заявил: "Не пойду, а ежели хочешь, топи меня, все семейство и подданных". Войсковая канцелярия вынуждена была давать разрешение селиться в ближайших прикубанских аулах, удаленных от мест их прежнего жительства.
Позже Павел I, в нарушение собственного указа, был вынужден разрешить Султану Али-Шеретлуку поселиться на русской территории вместе со всеми своими подданными. Переселенцы из-за Кубани числом 75 душ мужского пола основали Гривенский аул в устье р. Ангелинки; его жителям войсковые власти выделили 2795 десятин земли. Спустя несколько лет в этом ауле проживало уже 651 чел. Однако, зачастую, с изменением политической обстановки, некоторые князья, просившие у русских убежища, вновь уходили за Кубань. Так, например, в 1799 г. бежал обратно за Кубань шапсугский дворянин Явбук-бей, поселенный ранее на Ангелинском ереке.
Обращает на себя внимание первоначальная позиция русских царей по отношению к черкесам, направленная на "дружеское общение" с ними. Так, в рескрипте Александра I ген. И.И. Михельсону от 31 декабря 1801 г. говорилось:
"Чтобы утвердить спокойствие границы нашей, предписываю отнюдь никакой несправедливости с сосед-ственными (горскими) народами не делать, а иметь с оными дружественное обращение; всякий же противный сему поступок наистрожайше наказан будет. Второе. Если не взирая на сие доброе обращение, соседственные народы обеспокоют границу нашу, тогда немедленно сделать репрес-саль им для наказания и преследования их, если нужда этого востребует, — в пределах их. Но не участвующих в учиненных злодеяниях не трогать".
Архивные документы свидетельствуют, что почти из всех социальных групп адыгов было достаточно много желающих записаться в казаки и служить под российскими знаменами. Бежали в казаки одиночки, бежали семьями и даже аулами. Бежали рабы, свободные крестьяне, дворяне и даже иногда князья.
В самом начале XIX в. в Чер-номории уже числилось 27 аулов переселенцев-адыгов, давших клятву на верность России. Около 1000 адыгов дослужились до чина урядника, сотни — до офицерских чинов, а несколько — до генеральских эполет.
Вместе с тем, и казаки с уважением и явной симпатией относились к горцам. Это выразилось в осуждении простыми казаками участия русских войск в Бзиюкской битве на стороне адыгской знати. Да и во время волнений черноморских казаков в 1797-1799 гг. ("Персидский бунт") казаки твердо заявили, что если власти не пойдут им навстречу, то они "... всех в войске старшин вырежемо и, вырезавши оных, пойдемо на закубанскую сторону к черкесам".
Все приведенные выше материалы еще раз подтверждают, что вопреки реакционной политике царизма и проискам турецких эмиссаров, направленных на насаждение взаимной ненависти русских и адыгов, объективных предпосылок для возникновения вражды между этими двумя народами в то время не было.
Однако вскоре положение на границе осложнилось. Кроме постоянных набегов на казачьи селения абреков-одиночек, грабивших, кстати, и своих соотечественников, начались набеги больших отрядов во главе с дворянами и даже князьями. "Действие рождает противодействие", — все это не могло не вызвать ответные карательные меры со стороны казаков, причем меры, несоизмеримые с тяжестью проступка. И постепенно "цепная реакция" взаимных обид выходит из-под контроля...
