Генезис материальной культуры Северного Кавказа и этногенез чеченцев

ДАЙДЖЕСТ:

На Северном Кавказе, в междуречье Кубани и Сулака, в те­чение четырех тысячелетий сменилось несколько археоло­гических культур1, в развитии которых наблюдается опре­деленная генетическая преемственность и в бытовой, и в погребальной культуре, и в религиозно-мифологических воззрениях. Все эти факторы могут быть основанием для предположения этногенетической преемственности про­живавшего на этой территории населения с древнейших времен вплоть до Раннего Средневековья.

 

Е.И.Крупнов на основе тщательно­го изучения археологических культур Се­верного Кавказа с эпохи ранней брон­зы до периода раннего железа пришел к выводу о существовании на территории Кавказа, Закавказья и Малой Азии кав­казской культурной и языковой общности2. Она, по мнению ученого, характеризовалась рядом общих черт, присущих в V—III тысячелетиях до нашей эры всем ее районам:

 

• оседлостью и общими формами хо­зяйства (земледелие, скотоводство и развитое гончарство);

• небольшими однотипными поселе­ниями на холмах, с округлыми или прямоугольными жилищами, с пе­редвижными очагами, с использо­ванием глиняных блоков;

• одинаковыми типами керамики с преобладанием спиральной орна­ментации.

 

Эта общность стала распадаться к на­чалу III тысячелетия до нашей эры, что подтверждается появлением в это вре­мя локальных вариантов энеолитической культуры Кавказа: куро-араксской — в За­кавказье и на Северо-Восточном Кавка­зе, майкопской — на Северо-Западном и Центральном Кавказе.

 

На самом же деле, как об этом сви­детельствуют уровень и характер соот­ветствий в языках современной кавказ­ской семьи и в древних мертвых языках Передней Азии, прежде всего хуррито- урартских, распад кавказской языковой общности произошел гораздо раньше, не позднее начала V тысячелетия до нашей эры.

 

Распад же энеолитической культуры Кавказа на локальные варианты отражает уже распад нахско-хурритского языкового единства, вызванный миграцией части древних нахско-хурритских племен в Закавказье и Переднюю Азию. Но и по истечении нескольких тысяч лет урартский язык (по всей видимости, хурритский язык I тысячелетия до нашей эры) обнаруживает удивительную близость именно к современным нахским языкам.

 

Кавказская языковая общность распалась, по всей видимости, к концу неолита — началу энеолита на картвельскую, адыгскую, нахскую и дагестанскую языковые группы.

 

Распад нахско-дагестанского языкового единства, как об этом свидетельствуют существенные различия в материальной культуре на территории расселения нахских и дагестанских племен, мог произойти не позднее конца V— начала IV тысячелетия до нашей эры. Но вполне возможно, что нахско-дагестанского языкового единства не существовало никогда и общие черты в этих языках обусловлены длительным сосуществованием в смежных границах, а также адстратно-субстратными взаимоотношениями.

 

На это указывает и близость языка хурритов, мигрировавших с Северного Кавказа в Закавказье и Переднюю Азию в IV тысячелетии до нашей эры, именно к чеченскому языку как в структурно-типологическом, так и лексическом плане3. А это возможно только в том случае, если мигра­ция произошла после окончательного раз­деления нахских и дагестанских языков4.

 

При распаде кавказского языкового единства народы, населяющие Северный Кавказ и территорию к юго-западу от него, располагались по отношению друг к другу так же, как и в позднейшее время. Носи­тели дагестанских языков находились на востоке ареала, нахские племена — в цен­тре, адыгские — на западе и в юго-запад­ной области.

 

По всей видимости, подобное со­седство было длительным и отразилось на уровне языковых соответствий между ними. В этом смысле адыгские языки го­раздо ближе и в лексическом, и в струк­турно-типологическом плане к нахским, чем к дагестанским, языкам. Если учиты­вать уровень лексических и морфологи­ческих различий между нахскими и адыг­скими языками, который определяется закономерностями их исторического раз­вития, то можно говорить об относитель­ной лексической близости этих языков. Оно обусловлено не только общностью происхождения, но и длительным их сосу­ществованием.

 

Близкое родство нахских и хурритских языков является бесспорным науч­ным фактом5. Об этом говорит не только высокий уровень лексических схождений, но и полное структурно-типологическое тождество этих языков. Даже показатели грамматических классов в нахских язы­ках, которые представляются сравнительно поздним явлением, имеют прототипы в хуррито-урартских языках в виде указа­тельных местоимений. При этом нужно учитывать то, что со времени разделения этих языков прошло несколько тысяч лет. Ведь хурриты по­кинули районы древнего проживания, то есть ущелья и равнины Северного Кавка­за и Юго-Восточной Европы, не позднее IV тысячелетия до нашей эры.

 

Хурритские племена продвигаются на юг, как об этом свидетельствуют археоло­гические материалы и исторические ис­точники, практически по всем основным перевалам через Главный Кавказский хре­бет: по побережью Каспийского моря, че­рез Дарьяльское ущелье, по побережью Черного моря, частично оседая на южных склонах Кавказа.

 

Со второй половины III тысячелетия до нашей эры они начинают упоминать­ся в аккадских источниках под этнони­мом «субареи»6. К этому времени отно­сятся две клинописные надписи, сделан­ные от имени хурритских царей, одна — на аккадском, вторая — на хурритском язы­ке. Вторая надпись, принадлежащая Тишари, царю Уркеша (Северная Месопота­мия), является древнейшим памятником хурритского языка7.

 

В конце первой половины II тысяче­летия до нашей эры хурриты распростра­няются почти по всей территории Перед­ней Азии. Границы их расселения прости­раются от реки Диялы — на юго-востоке до Средиземноморского побережья — на западе, на юге — до Палестины и Сирии включительно. Они поселяются в Эламе, Месопотамии, Мари, Митанни, Сирии, Па­лестине. В аккадских источниках их назы­вают первоначально субареями, а их стра­ну — Субарту. По мнению исследователей, на самом деле этноним «субареи» относился к дохурритскому (возможно, шумерскому) населению этих районов, с которым хурриты могли находиться в определенном этническом родстве.

 

 

Египетские источники с XVI века до нашей эры называют их huru, а в Библии древние (несемитские) племена Палестины обозначены как hori (из huri). Северная граница расселения хурритских племен в этот период неопределенна, так как к северу от них была территория урартов — народа, близкородственного хурритам по языку и происхождению. По всей видимости, в начале III тысячелетия они представляли единый этнос. Еще севернее, в Центральном и Восточном Закавказье, исследователи предполагают существование еще одной группы нахских племен — этиухов8. Этиухи являются создателями так называемой триалетской археологической культуры, существовавшей в Закавказье во II тысячелетии до нашей эры. Эта культура имела глубокие материальные связи с переднеазиатским хурритским миром.

 

Предполагается, что хурриты были создателями так называемой куро-араксской археологической культуры9, возникшей в конце IV тысячелетия на территории Восточного Закавказья, в междуречье Куры и Аракса, а также на Армянском на-горье10. Отсюда она распространилась почти на все Закавказье, на отдельные районы Передней Азии, вплоть до Сирии и Палестины, а к северу — на Дагестан и юго-восточные районы Чечни и Осетии.

 

Поселения куро-араксских племен располагались на холмах и возвышенных местах, а также по берегам рек и нагорных склонах. Чаще всего куро-араксские племена устраивали свои поселения на естественно укрепленных холмах, как, например, Сержень-юртовское поселе­ние на территории Юго-Восточной Чеч­ни. Некоторые поселения куро-араксской культуры обнесены искусственными рва­ми и каменными или сырцовыми стенами. В Шенгавите куро-араксское поселение было укреплено оборонительной стеной с башнями, сложенной из каменных блоков, и имело подземный ход к реке11.

 

Наиболее распространенным типом жилища были дома круглого или оваль­ного плана, которые строились из камня, сырцового кирпича или турлучной техни­кой, но на некоторых поселениях встреча­ются и прямоугольные постройки12. Дома перекрывались деревянными балочными конструкциями с глиняным наполнением. В некоторых из них сохранились следы от центрального опорного столба. Круг­лые глиняные очаги располагали в центре жилища. Большое распространение по­лучили у куро-араксских племен глиня­ные очажные подставки различного типа, в том числе и в виде стилизованных фи­гурок быков13.

 

Основу хозяйства племен куро-араксской культуры составляли земледелие и скотоводство. Толщина культурных наплас­тований, которая на некоторых поселени­ях достигает восьми метров, говорит об их оседлом, земледельческом характере. Именно земледелие являлось основ­ным занятием куро-араксских племен. Об этом свидетельствуют многочисленный земледельческий инвентарь и даже зерна различных злаков, обнаруженные в куль­турных пластах куро-араксских поселе­ний. Поля куро-араксские племена обра­батывали мотыгой, но уже в эпоху расцве­та использовали простейший плуг и соху14. Они сеяли пшеницу различных видов, яч­мень, а также выращивали лен для произ­водства ткани.

 

Хозяйство куро-араксских племен было комплексным, поэтому и скотовод­ство было не менее развитым, чем земле­делие. Большое место в нем занимало разве­дение крупного рогатого скота, который использовался в качестве тягловой силы и транспортного средства, как об этом свидетельствуют археологические наход­ки на куро-араксских поселениях Север­ного Кавказа. Развитый характер отгон­ного скотоводства у куро-араксских пле­мен, в результате которого были освое­ны высокогорные районы Кавказа, может свидетельствовать о доместикации куро- араксскими племенами лошади15.

 

Во второй половине III тысячеле­тия до нашей эры большинство поселе­ний куро-араксской культуры были поки­нуты их жителями. Это, по мнению уче­ных, могло быть вызвано экологически­ми, климатическими причинами или про­движением с юга других племен. Одна часть куро-араксских племен продвину­лась на север и северо-восток, в высоко­горные районы Кавказа, другая — на юг, в Переднюю Азию.

 

Этническая принадлежность куро-араксских племен до сих пор является предметом острых научных дискуссий16. Вероятнее всего, это были хурритские племена, которые в конце IV тысячелетия до н.э. откололись от основного нахско- хурритского этнического массива и устре­мились на юг, в Закавказье и Переднюю Азию. Это подтверждается и археологиче­скими материалами, и лингвистическими соответствиями.

 

Прежде всего, «ни по технологиче­ским признакам, ни по формам, ни по орнаментации куро-араксская керами­ка не связана с керамикой из Закавказья V—IV тысячелетий до нашей эры, то есть на всех известных многослойных поселе­ниях, где куро-араксский слой подстила­ется более ранним слоем, четко устанав­ливается отсутствие генетической свя­зи между основным материалом, пред­ставленным в этих слоях, — керами­кой, являющейся важнейшим атрибутом культуры»17.

 

Следовательно, создателями куро-араксской культуры могут быть племена, пришедшие в Закавказье в конце IV ты­сячелетия до н.э. с севера, из-за Главно­го Кавказского хребта, так как эта культу­ра не обнаруживает даже на раннем эта­пе генетических связей с более развиты­ми в то время культурами Передней Азии. Но в то же время куро-араксская культу­ра обладает рядом общих черт с майкоп­ской археологической культурой Север­ного Кавказа, которые проявляются в по­гребальном обряде, керамике и других предметах, что также может свидетель­ствовать об их общих истоках. Это подтверждается и характером, и направлением миграции хурритских пле­мен, которая отражается в историче­ских источниках III тысячелетия до на­шей эры18.

 

В свое время известный исследова­тель Е.И.Крупнов писал: «Сходство па­мятников майкопской культуры с памятниками культуры Куро-Араксского энеолита (рельефный криволинейный орнамент на керамике, формы наконеч­ников стрел и т.д.) и соединение этих культур в поселениях Чечено-Ингушетии позволяют видеть в майкопской культуре северо-западный вариант некогда единой археологической культуры всего Кавказ­ского перешейка. Все увеличивающее­ся число данных о связях этих древних культур превращает этот вопрос в важ­ную проблему древнейшего культурного кавказского единства и его отношения к какой-то большой и тоже единой этниче­ской общности... 

Несомненно, кавказская языковая семья оформилась очень давно, еще в неолитическую эпоху, может быть, еще до выступления на историческую арену Старого Света семитических, индоевро­пейских, угрофинских и тем более тюр­коязычных народов»19.

 

Хурритские племена являлись частью нахско-хурритского этнического мас­сива, от Кубани до Дагестана, занимая юго-восточную часть этого ареала, вклю­чавшего юго-восточные и южные рай­оны Чечни и западные районы Дагеста­на. Подтверждает это и уровень лингви­стических соответствий между хурритским и другими кавказскими языками. Хурритский язык обнаруживает наиболь­шую близость именно к нахскому языку, затем к дагестанским и только потом к абхазо-адыгским и картвельским языкам. Это говорит о том, что распад нахско- дагестанской языковой общности, если таковая существовала вообще20, произо­шел уже к началу IV тысячелетия до на­шей эры. Иначе хурритский язык был бы одинаково близок и к нахским, и к даге­станским языкам.  С другой стороны, характер лингви­стических соответствий свидетельствует о том, что хурритские племена являлись восточной частью нахско-хурритского массива и были соседями носителей да­гестанских языков.

 

На основе вышесказанного мож­но предположить, что к концу IV тысяче­летия до нашей эры хурритские племена устремляются на юг, в Закавказье, а позд­нее и в Переднюю Азию, и создают там но­вую культуру.

 

В период расцвета куро-араксской культуры хурритские племена расселяют­ся по всему Закавказью, включая высоко­горные районы, а часть из них возвраща­ется в районы прежнего проживания на территории Северного Кавказа и прихо­дит в соприкосновение с нахскими пле­менами — носителями майкопской куль­туры.

 

В районах, где встречаются эти две культуры, появляются поселения, ма­териальная культура которых обла­дает синкретическими чертами обеих археологических культур. Это было воз­можно только при определенной этни­ческой близости их носителей.

 

В III тысячелетии до нашей эры хурритские племена Закавказья по неизвестным для нас причинам по­кидают свои поселения и устремляются на юг. Их миграция и расселение по пути передвижения зафиксированы в исто­рических источниках III тысячелетия до нашей эры. Потомками хурритов на Северном Кавказе являлись жители Ауха, Ичкерии и Чеберлоя21. Но уже после XV века они были ассимилированы чеченцами — по­томками алан, мигрировавшими сюда из западных районов Кавказа, по преданию, из Нашха22.

 

Хурриты играли в течение многих ве­ков ведущую роль в Передней Азии. В XVI веке они создали государство Митан- ни со столицей Вашшуканни в Северной Месопотамии. Оно упоминается в хеттс­ких документах и как «Хурри», и как «Митанни»23. Митанни играло доминирующую роль в Передней Азии в течение нескольких сто­летий. Под его влиянием находились мно­гие области, прилегающие к нему, в том числе Аррапха, Киццуватна, Ашшур, Алалах. Митанни было достаточно рыхлым образованием, и его правители так и не сумели создать единого, централизован­ного государства. В процессе длитель­ных войн с хеттами, в которых принимала участие на стороне последних и Ассирия, а также междоусобной борьбы за власть и трон Митанни пришло в упадок. К кон­цу XIV века до нашей эры оно попало в за­висимость от Ассирии и к 1300 году до на­шей эры перестало существовать. Нельзя исключать и того, что часть хурритов под давлением семитских племен сместилась на север, в район Армянского нагорья.

 

К этому времени относятся первые упоминания в ассирийских источниках о племенах уруатри, населявших Армянское нагорье. В записях ассирийских писцов го­ворится о походах их правителей в страны «Наири — Нахири»24. В начале I тысячелетия до нашей эры хуррито-урартские племена, населявшие Армянское нагорье, создают мощное го­сударство Урарту. В анналах ассирийско­го царя Салманасара III в 856 году до на­ шей эры упоминается царство Урарту или Бийанили (Бийанские страны). Уже к началу VIII века до нашей эры Урарту становится мощной военной державой, цари которой совершают по­ходы на прилегающие страны и вступают в соперничество с хеттами и ассирийцами. Наивысшего расцвета государство Урар­ту достигает при царях Менуа и Аргишти (VIII век до н.э.). Влияние Урарту распро­страняется и на закавказские племена. По всей стране строятся каменные крепости с мощными цитаделями, развиваются ре­месла и сельское хозяйство. Если первона­чально царские писцы вели записи на ас­сирийском языке, то позже они переходят на урартский язык.

 

Основу экономики в Урарту составля­ли земледелие и скотоводство. Зарождение земледелия в этом районе восходит к нео­литу. В урартский период здесь произошла окончательная дифференциация культур пшеницы и ячменя25. Кроме того, здесь воз­делывалось просо. Из масличных культур были распространены кунжут и лен. Урарты создавали для орошения полей слож­ные и грандиозные ирригационные систе­мы не только на территории своей страны, но в сопредельных, подвластных им обла­стях. Это и искусственные озера, служив­шие резервуарами для хранения воды, и огромные по протяженности каналы для орошения. Урартская техника земледе­лия была очень развитой. Основные земле­дельческие орудия урартов были железны­ми — лемехи плугов, мотыги и серпы. Ар­хеологический инвентарь содержит огром­ное количество каменных пестов, ступок, чаш и зернотерок.

 

Территория Урарту, как, впрочем, и всей Передней Азии, была зоной интен­сивного садоводства и виноградарства. При раскопках на Кармирблуре обнару­жены остатки и косточки самых различных плодов: сливы, яблока, айвы, вишни, граната, персика26. Археологические ма­териалы говорят о высоком уровне разви­тия виноградарства и виноделия в Урарту. Здесь культивировались самые различные сорта винограда. О виноделии в Урарту в древних источниках очень мало информа­ции, но на многих урартских поселениях сохранились кладовые для хранения вина и винные погреба.

 

Не менее развитым было в Урарту и скотоводство. Археологические матери­алы и древние источники говорят о пре­обладании численности мелкого рогато­го скота над крупным. Скотоводство было отгонным, что определялось недостат­ком пастбищ и географическими условия­ми. Урартам были известны производство масла и сыроварение. Они выделывали кожи и производили различные ткани из шерсти. Важной отраслью скотоводства в Урарту было коневодство. Урартские ис­точники говорят о наличии в урартском войске конницы и колесниц.

 

Архитектурное искусство урартов в высшей степени проявилось в строи­тельстве крепостей. Крепости сооружа­лись в труднодоступных местах, на высо­ких холмах или утесах, близ горной речки или родника27. Если стены возводились на скальных массивах, то специального фун­дамента для них не строили, но произво­дили работы по сохранению камней осно­вания от разрушения. Урартские крепости сооружались или из камня, или из сырцо­вого кирпича на каменном основании. Об архитектуре урартских храмов и дворцов судить очень сложно, так как до нашего времени они сохранились только в виде развалин и в основном под толстым сло­ем грунта. Материальная культура Урарту была уникальной для своего времени, и, несо­мненно, через опосредованные связи она определила в какой-то степени и лицо со­временной европейской культуры.

 

После падения Урарту в начале VI века до нашей эры часть урартских племен миг­рировала на Северный Кавказ, в районы расселения родственных нахских племен (информация об этом сохранилась в пре­даниях многих чеченских тейпов, а также в фамильных хрониках — тептарах), дру­гая же часть — в восточные районы Закав­казья.

 

Чуть позже здесь возникло государс­тво Кавказская Албания. Наиболее ак­тивным этносом в нем были потомки хуррито-урартских племен, известные под этнонимом «гаргары» или «гаргареи». По всей видимости, нет особых основа­ний для того, чтобы идентифицировать их с лезгинами или удинами, так как эт­ноним «гаргареи» упоминается античны­ми авторами рядом с «утиями, уди, уди­нами» и «легами», которые, без сомнения, являются предками современных удин и лезгин. 

 

По всей видимости, часть гаргареев позднее мигрировала на Северный Кав­каз, в районы расселения родственных им нахских племен. Это дает возмож­ность объяснить определенный уровень морфологических и лексических соот­ветствий между нахскими и некоторыми дагестанскими (прежде всего лезгински­ми) языками явлением адстратного ха­рактера.

 

Нахские племена двалов, населяв­шие территорию древней Двалетии (сов­ременная Южная Осетия) вплоть до кон­ца XVII века, также являются потомками древних мигрантов, осевших здесь по пути передвижения нахских племен на юг28. Согласно Вахушти Багратиони, древнейшее население Двалетии происхо­дит от легендарного Кавкаса и является близкородственным дурдзукам, то есть горным нахам29. О принадлежности два- лов к нахским племенам говорит и отне­сение их древними авторами к кавкасианам, под которыми, без сомнения, под­разумевались нахи.

 

Древнейшей археологической куль­турой, создатели которой могут иденти­фицироваться непосредственно с пред­ками чеченцев, является так называемая майкопская культура, которая была на­звана по имени курганного погребения, найденного вблизи города Майкоп в кон­це XIX века. Курган представлял собой насыпь высотой более десяти метров, под ко­торой находились два погребения: одно, основное, — непосредственно под насы­пью, в яме, другое — в самой насыпи. Ос­новная могила представляла собой че­тырехугольную яму, вырытую в грунте, ориентированную по оси северо-вос­ток—юго-запад. Вокруг нее был соору­жен кромлех из известковых плит. Стены могилы были укреплены деревянными конструкциями, а дно выложено мелки­ми речными булыжниками. Она была по­делена деревянными перегородками на южную и северную половины, а послед­няя была разделена на две равные час­ти. В южной половине могилы было одно погребение (погребенный лежал в скор­ченном положении на боку, засыпанный красной краской, головой на юго-восток), в северной половине в каждой из частей было по одному погребению.

 

Могила (большей частью южная ее половина) содержала большое количес­тво золотых бляшек в форме львов, бы­ков, золотые кольца и бусы, золотые и серебряные сосуды, кремневые наконеч­ники стрел, каменный шлифованный топор, медные орудия труда, керамику раз­личной формы и назначения30.

 

Еще ранее была открыта группа курга­нов у станицы Новосвободной (Царской), погребальный обряд (скорченные и ок­рашенные костяки) и инвентарь которых имели много общего с Майкопским курга­ном, но погребения в новосвободненских курганах совершались не в ямах, а в ка­менных гробницах — дольменах. Они со­держали богатый инвентарь в виде золо­тых и серебряных украшений, бронзовых орудий труда и оружия, бронзовые котлы31 и чаши, керамику в виде ангобированных и лощеных сосудов, украшенных орнаментом.

 

Но при множестве сходных черт, ко­торые дают все основания относить Май­копский курган и курганные погребения у станицы Новосвободной к одной археоло­гической культуре, у них есть определен­ные различия в способе захоронения (ямы и дольменообразные сооружения), а так­же в изготовлении оружия и керамики. По всей видимости, они носят хроноло­гический характер32, а открытие памятни­ков майкопской культуры промежуточной стадии развития позволяет говорить о трех этапах ее существования (А.А.Формозов, Р.М.Мунчаев).

 

В XX веке, в течение нескольких деся­тилетий, погребальные и бытовые памят­ники майкопской культуры были откры­ты в Ставрополье, в Кабардино-Балкарии, в Чечне (у ст. Мекенской на Тереке, у се­ления Бамут на Фортанге, у селения Бачи-Юрт на реке Гонсол, у селения Сержень- юрт, у селения Зандак)33.

 

Майкопская культура в период сво­его расцвета распространилась на всю предгорную и равнинную часть Северно­го Кавказа — от Таманского полуострова на западе и до границы Дагестана на юго-востоке34. На юге и юго-востоке Чечено-Ингушетии, в основном в приграничных с Грузией и Дагестаном районах, племе­на майкопской культуры приходят в со­прикосновение с племенами более древ­ней куро-араксской культуры. Инвентарь бытовых и погребальных памятников со­держит в себе устойчивые черты и при­знаки обеих культур. Однако сочетание в археологических комплексах позднемай­копских черт с ранними куро-араксскими, учитывая границы существования этих культур (куро-араксская — от середины IV тысячелетия и до конца III тысячелетия до нашей эры, майкопская — от конца IV и до конца II тысячелетия до нашей эры), не на­ходит пока рационального, научного объяснения35.

 

Начиная с эпохи расцвета майкоп­ской культуры, когда уже, по всей види­мости, завершается процесс сложения племен, на Северном Кавказе, на тер­ритории от Кубани до Аргуна формиру­ется союз близкородственных племен, который, вбирая в себя и ассимили­руя отдельные группы степного насе­ления, сохраняется вплоть до монголо­татарского нашествия. В этих же границах в течение почти пяти тысячелетий сохраняется и культур­ная преемственность, от майкопской куль­туры до аланской36, а позднее, уже в более узких пределах, и до позднесредневеко­вой чеченской культуры.

 

Ни у кого не вызывает сомнений мест­ное происхождение материалов ранних эта­пов майкопской культуры, зафиксирован­ных в бытовых и погребальных памятниках Северо-Западного и Центрального Кавка­за. Местный характер основного компонен­та бытового и производственного инвентаря подтверждается археологическими матери­алами практически всех раскопанных посе­лений майкопской культуры, относящихся к разным этапам ее существования.

 

Археологические материалы, отно­сящиеся к древнейшему этапу майкопс­кой культуры, были обнаружены на вос­токе Чечни, что делает несостоятельной гипотезу о распространении ее с запа­да на восток. Исследования ведущих рос­сийских археологов последнего времени (Р.М.Мунчаев) доказывают, что контак­ты майкопцев с переднеазиатским миром шли через территорию Дагестана.

 

Майкопская культура была созда­на древним автохтонным населением — предками современного нахского населе­ния Кавказа — и зародилась на местной основе. Но при этом надо учитывать до­статочно сильное влияние древних пе­реднеазиатских цивилизаций на культур­ное развитие Северного Кавказа, которое фиксируется исследователями уже по ма­териалам местного неолита37.

 

Культурное влияние Месопотамии на регион усиливается по неясным причинам именно в эпоху ранней бронзы Северного Кавказа. Этот процесс может объяснять­ся и активизацией торгово-экономичес­ких связей, и миграцией отдельных групп месопотамского населения на Северный Кавказ, и потребностью переднеазиатских ремесленных центров в сырье38, но наряду с этим основной причиной этих контак­тов, вероятнее всего, является этническое и языковое родство населения этих регионов39.

 

Передвижения близкородственных нахских племен через хребет с юга на се­вер и обратно вплоть до конца I тысячеле­тия нашей эры фиксируются в историчес­ких источниках и народных преданиях. Майкопская культура датируется ис­следователями приблизительно кон­цом IV-началом II тысячелетия до нашей эры. На западе она граничила с дольмен- ной культурой, на юге и востоке — с куроараксской (с ней она была связана генети­чески), на севере — с ямной, катакомбной, а позже и срубной археологическими куль­турами.

 

Племена майкопской культуры зани­мали в основном предгорные и равнинные районы Северного Кавказа, но, по всей ви­димости, поддерживали тесные отноше­ния с горными районами40. Они распола­гали свои поселения в труднодоступных местах: на речных мысах41 или террасах, вдоль рек, имеющих высокие обрыви­стые берега, которые служили им есте­ственным укреплением. С незащищенной стороны они окружали свои поселения оборонительными стенами, выложенны­ми из камня, имевшими внушительные для того времени размеры.

 

Известный археолог и исследователь эпохи бронзы Кавказа и Передней Азии Р.М.Мунчаев выделяет два этапа суще­ствования майкопской археологической культуры: 

• ранний: эпоха Майкопского кургана и поселения Мешоко;

• поздний: время Новосвободненского и Бамутского курганных могиль­ников42.

Наиболее интересным памятником майкопской культуры на территории сов­ременной Чечни является Бамутский кур­ганный могильник. В его погребениях обнаружен богатый и разнообразный ин­вентарь: красно-охристая керамика, брон­зовые кинжалы и топоры, бронзовые на­конечники копий, костяные и кремневые наконечники стрел, орудия труда из брон­зы и кремня, бронзовые котлы, украшен­ные жемчужным орнаментом, аналогич­ные материалу из Новосвободненских курганов, украшения из бронзы и камня.

 

Майкопская археологическая культу­ра просуществовала более тысячи лет. В эпоху своего расцвета она занимала об­ширную территорию от Прикубанья до Дагестана. Главной ее особенностью были активные культурно-экономические кон­такты с Передней Азией и Закавказьем, которые во многом определили специфи­ку ее развития.

 

Интенсивное развитие экономики, особенно скотоводства, металлообработки и керамического производства, приве­ло к раннему социальному расслоению и сосредоточению в руках родоплеменной верхушки огромных богатств в виде ско­та, драгоценных металлов, бронзовых из­делий, обособлению наиболее сильных в экономическом отношении патриархаль­ных семей, выдвигавших из своей сре­ды вождей всего племени43. Появление новых технологий вооружения должно было способствовать появлению зачат­ков рабства.

 

К началу II тысячелетия наиболее яр­кие черты этой культуры постепенно уга­сают под влиянием различных факторов. К важнейшим из них относятся: прекра­щение контактов с Передней Азией и ак­тивизация связей с населением степной полосы Причерноморья и Поволжья, бо­лее отсталым в социально-культурном плане, с последующей инфильтрацией отдельных групп степных племен в среду майкопцев.

 

В это время прекращается приток им­портных изделий с юга, исчезают захоро­нения с богатым погребальным инвента­рем. Начинается определенная деградация материальной культуры майкопцев, хотя этот процесс был неравномерным для раз­личных районов Северного Кавказа.

 

Майкопская культура постепенно трансформируется в северокавказскую археологическую культуру, сохраняя дол­гое время отдельные черты в предметах быта, вооружении и обряде погребения уже в недрах новой культуры.

  

В начале II тысячелетия до нашей эры майкопская археологическая культура по­степенно сменяется новой, которую уче­ные назвали северокавказской44 культу­рой. Она не была материальной культурой нового населения этого региона, а сложи­лась на основе майкопской культуры и ге­нетически из нее вытекала, как об этом свидетельствуют сходство похоронно­го ритуала, возведение надмогильных ка­менных кромлехов и, соответственно, уна­следование религиозных представлений, взаимосвязь образцов керамики, а также почти полное совпадение территорий рас­пространения.  При этом сохранились погребаль­ные памятники переходного периода с какими-то чертами майкопской культу­ры, но уже содержащие иной погребаль­ный обряд или инвентарь, представляю­щий новую культуру.

 

Наиболее интересным памятни­ком переходного времени, который В.И.Марковин отнес к раннему этапу се­верокавказской археологической куль­туры, является курганное захоронение у Ульского аула в Прикубанье45. Погре­бенный лежал в вытянутом положении, на спине, головой на север, с небольшим отклонением к востоку. В погребении были обнаружены глиняные и алебастро­вые статуэтки, миниатюрный сосудик, изогнутые булавки с отверстиями, похо­жие на булавки из майкопских курганов у станицы Новосвободной, фрагменты ке­рамики, миниатюрная глиняная модель повозки. Для Ульского кургана характер­но сочетание инвентаря, близкого к май­копскому, и нового погребального обряда46, свойственного для погребений севе­рокавказской культуры.

 

Памятники переходного периода или раннего этапа северокавказской архео­логической культуры обнаружены на тер­ритории от Прикубанья до Дагестана. Наиболее ранним погребальным памятни­ком этой культуры на территории совре­менной Чечни является курганное захоронение в дольменообразном ящике у селе­ния Закан-Юрт. Из инвентаря, при всех локальных ва­риантах, наиболее типичными для них являются костяные изогнутые булав­ки, витые проволочные подвески, камен­ные сверленые топоры простых форм, бронзовые топоры со слегка свисающим обухом, плоские тесловидные топоры, сосуды с «елочным» орнаментом и вдавлениями47.

 

На основе майкопских черт в обря­де погребения, архаичности инвентаря, а также аналогий в древних комплексах За­кавказья и Передней Азии В.И.Марковин определил границы раннего этапа северо­кавказской археологической культуры на­чалом II тысячелетия до нашей эры и 1700 годом до нашей эры48. К концу его чер­ты майкопской культуры уже окончатель­но угасли, а особенности новой археоло­гической культуры обрели определенную устойчивость.

 

К середине II тысячелетия до нашей эры окончательно складываются черты нового погребального обряда49, типы пог­ребального инвентаря, характерные имен­но для северокавказской археологической культуры. Это время завершения ее вто­рого этапа, границы которого определя­ются 1700 годом до нашей эры 1500 го­дом нашей эры.

 

По всей территории распространения северокавказской археологической куль­туры от Прикубанья до левобережья Су- лака почти все погребения этого времени содержат бронзовые проушные топоры, бронзовые орудия и оружие, литые укра­шения, покрытые узором, каменные топо­ры и булавы, орнаментированные сосуды. При этом изделия из бронзы украшены ярким орнаментом в виде шнура, спирали, налепных кружочков, сосуды — оттисками шнура, спиральными вдавлениями. 

 

В этот период можно говорить об оп­ределенном расцвете материальной куль­туры северокавказских племен, тогда как на ранней стадии существования северо­кавказской культуры ощущалась явная ее деградация по сравнению с предыдущей майкопской археологической культурой. Это проявляется и в разнообразии инвен­таря погребений, и в более высокой техно­логии производства.

 

К примеру, курганное захоронение у станицы Андрюковской содержало мед­ный кинжал с нервюрой, круглый меда­льон, орнаментированный узором в виде шнура и спирали, медные подвески, ви­сочное кольцо овальной формы, молоточ­ковидную булавку50.

 

На территории современной Чечни типичным памятником второго этапа раз­вития северокавказской культуры явля­ется грунтовый могильник Гатын-кале в Аргунском ущелье. В погребениях обнару­жены многовитковые бронзовые брасле­ты, булавки с волютобразными навершиями, бронзовые и пастовые бусы, подвески в виде ложечек и колец, височные кольца, глиняные сосуды.

 

К концу II тысячелетия до нашей эры в различных районах Северного Кавка­за носители северокавказской археоло­гической культуры приходят в сопри­косновение с представителями северных степных культур, прежде всего катаком­бной и срубной. На западе, в Прикубанье, эти процессы приобретают более глубо­кий и системный характер. В погребениях этого региона появляются новые черты не только в инвентаре, но и в погребальном обряде. Постепенно меняется облик мате­риальной культуры, приобретая смешан­ный характер. На Центральном Кавказе эти процессы протекают медленнее, влия­ние степных культур ощущается меньше и в погребальном обряде, и в предметах ма­териальной культуры. На восточной гра­нице ареала, в Дагестане, где усиливается влияние местных энеолитических культур, северокавказская культура также теряет свои специфические черты. Это время ис­следователи относят к третьему этапу ее существования. Границы его определяют­ся приблизительно серединой II тысячеле­тия до нашей эры — концом II тысячелетия до нашей эры. В этот период усиливают­ся локальные различия в материальной культуре и погребальном обряде у племен северокавказской культуры в различных районах Северного Кавказа. На их осно­ве в недрах старой культуры зарождают­ся черты новых археологических культур, прежде всего прикубанской и кобанской. К примеру, бронзовый топор, найденный у селения Закан-Юрт в Чечне, является про­тотипом кобанских топориков51.

 

Основную роль в хозяйстве носите­лей северокавказской культуры играли скотоводство и земледелие. Земледелие было более развитым, чем в предыду­щую эпоху, — культивировались различ­ные виды злаков (пшеница, ячмень). Зем­леделие было мотыжным, для обработки земли использовались мотыги из твердых пород камня. Если на раннем этапе севе­рокавказской культуры уборка урожая производилась серпами с кремневыми вкладышами, то позднее распространи­лись бронзовые серпы. Для помола зерна использовались каменные зернотерки, ко­торые очень часто встречаются в погребе­ниях северокавказской культуры.

 

Основу скотоводства составляло раз­ведение овец, коз и крупного рогатого скота. Овцеводство было отгонным, это прослеживается по находкам предметов северокавказской культуры и в высокогор­ных районах, куда скот отгоняли на летние пастбища, и в прикаспийских степях, где его пасли зимой. Отгонное скотоводство в зачаточном состоянии, по всей видимости, было характерно и для майкопских пле­мен. Этому способствовало и разведение лошадей, которые использовались только для верховой езды. Найденная в Ульском кургане глиняная модель двухколесной повозки свидетельствует о том, что севе­рокавказские племена уже были знакомы с колесной телегой.

 

О форме жилищ той эпохи можно су­дить по различным типам могил, так как в древности могилы очень часто повто­ряли земные дома. И даже строительный материал для земных и вечных жилищ ис­пользовался один и тот же, в зависимос­ти от его доступности. В горных районах, где уже в предыдущую эпоху стали стро­ить дома из камня, были распростране­ны каменные склепы и каменные ящики, в лесных районах, где строились деревян­ные дома и камня было мало, использова­лись деревянные конструкции при возве­дении могил. Как и в предыдущую эпоху, жилища в этом ареале были прямоуголь­ной формы.

 

Несмотря на скудость материала, свидетельствующего о характере посе­лений и жилищ племен северокавказ­ской культуры, разнообразные типы мо­гил говорят о том, что они обладали до­вольно высокой техникой жилищного и, возможно, фортификационного строи­тельства.

 

Именно к северокавказской культу­ре археологи относят жилую построй­ку у селения Гатын-Кале в горной Чечне. Она была прямоугольной в плане, стены сплетены из хвороста и обмазаны глиной. Жилище было разделено на две камеры внутренней стеной, выстроенной из кам­ня. Пол в жилище был выложен камен­ной плиткой.

 

Погребальная культура северокавказцев была очень разнообразной: курга­ны, каменные ящики, склепы, грунтовые ямы. В таком виде нахи Северного Кавка­за сохранят ее вплоть до Позднего Сред­невековья. 

 

По погребениям, в которых находят оружие, украшения, посуду, видно, что но­сители северокавказской культуры верили в загробную жизнь и считали ее простым продолжением земной жизни. Подобные воззрения были присущи нахам и в Сред­невековье.

 

К середине II-началу I тысячелетия до нашей эры северокавказская культура сменяется так называемой кобанской ар­хеологической культурой. Обе эти культу­ры были связаны генетически и принадле­жали одному этносу. Основной ареал рас­пространения кобанской культуры совпа­дает с зоной предыдущей, северокавказ­ской, смещаясь при этом на юг, к Главному Кавказскому хребту, а в районе Централь­ного Кавказа — и за границы хребта. На се­вере граница ее доходила до современной Ставропольской возвышенности. Это от­ражало характер расселения нахских пле­мен, которые под натиском многочислен­ных диких орд ирано-, угро-, тюркоязыч­ных кочевников были вынуждены сдви­гаться на юг и восток, вытесняя и частично ассимилируя народы, создавшие куро- араксскую культуру.

 

Наиболее древние памятники кобанской культуры найдены на терри­тории древней Двалетии (современной Южной Осетии) — это XVI век до нашей эры. На Северном Кавказе самые ранние памятники кобанской культуры датиру­ются XII веком, самые поздние — IV ве­ком до нашей эры.

 

Основой хозяйственной деятельнос­ти кобанцев были скотоводство и земледелие52. При этом ведущей отраслью их хозяйства было скотоводство. Они раз­водили крупный и мелкий рогатый скот. Овцеводство было отгонным. Огромную роль в хозяйстве и в жизни кобанских пле­мен играло разведение лошадей. Об этом свидетельствует большое число находок элементов конской сбруи на кобанских поселениях и в погребениях. По всей ви­димости, лошадь становится в этот пери­од основным средством передвижения53. Многочисленные глиняные фигурки ло­шадей, изображение их на бронзовых то­порах, керамике говорят о распростране­нии культа коня у кобанцев54.

 

О развитии земледелия у кобанцев можно судить по археологическим мате­риалам из предгорных и равнинных рай­онов.

 

Кобанцы культивировали пшеницу, ячмень, рожь, просо. При обработке па­шен использовали деревянную соху, плуг, мотыгу с бронзовой насадкой, каменные серпы с кремневым вкладышем, бронзо­вые серпы, а к VII веку до нашей эры де­ревянные плуги начинают оснащаться же­лезными лемехами, появляются железные серпы. Зерно хранили в сосудах и специ­альных ямах. Для молотьбы использовали молотильные доски, для помола — камен­ные зернотерки, песты и ступки.

 

Несмотря на высокий уровень раз­вития скотоводства, немалое место в экономике кобанцев занимала охота. Об этом свидетельствуют находки костей различных диких животных в культур­ных пластах поселений, а также изобра­жение сцены охоты на оленя на поясе из листовой бронзы55. По всей видимости,

 

древние охотники уже использовали собаку56.

 

Поселения кобанцев располагались на возвышенных местах, в долинах рек, на горных плато. Жилища и культово­хозяйственные комплексы строились по­квартально, узкие улицы были вымоще­ны булыжником. Дома в основном имели прямоугольную форму, но иногда и оваль­ную, по всей видимости, вследствие внеш­него влияния. В горной зоне жилища сложе­ны из камня на глинистом растворе, на равнине — турлучные.

 

Типичным кобанским поселением раннего этапа (X—VII вв. до н.э.) было Сержень-юртовское поселение в Восточ­ной Чечне. Оно располагалось в предго­рье, но имело два холма-убежища с кру­тыми склонами, один из которых был укреплен искусственным рвом. Улицы поселения были вымощены булыжни­ком, дома выстроены в турлучной технике. Основания стен сложены из камней или глиняных блоков, стены возведены из плетня, обмазанного глиной57. Построй­ки были разделены на жилую и произ­водственную части. В жилом помещении устраивались очаги различных форм и конструкций.

 

Производственные помещения пред­ставляли собой керамические и брон­золитейные мастерские. На поселении открыто большое количество ям хозяй­ственного назначения.

 

Формы погребений у кобанских пле­мен были разнообразными: грунтовые ямы, прямоугольные каменные ящики, подкурганные захоронения, каменные склепы. 

 

Для раннего этапа кобанской культуры ха­рактерным является положение погребен­ного в скорченном виде на правом или ле­вом боку. В более поздних захоронениях ощущается влияние степных культур. По­гребения сопровождались напутственной пищей и богатым инвентарем в виде ору­жия, орудий труда и украшений. Нередко в кобанских погребениях встречаются за­хоронения с конем и конской сбруей. У ко­банских племен существовал обычай соо­ружения кенотафов58 — поминальных мо­гил, которые воздвигались в честь погиб­ших на чужбине59.

 

Исследователи выделяют три локаль­ных варианта кобанской культуры: запад­ный — район Пятигорья и Кабардино- Балкарии, центральный — Северная и Южная Осетия, восточный — Чечня и Ингушетия, а также три хронологиче­ских пласта в ее развитии: первый — XII— XI века до н.э., второй — IX—VII века до н.э., третий — VII—IV века до н.э. Локаль­ные варианты отражают лишь диалект­ные различия в этнической среде кобанских племен, которая, несомненно, была однородной и генетически связана с бо­лее древней северокавказской культур­ной общностью.

 

Так, например, по мнению В.И.Козенковой, при сопоставлении ряда па­мятников восточного варианта кобанской культуры с памятниками ее метрополии с определенной долей вероятности можно предполагать, что, например, население, оставившее комплекс предметов из Ша­роя (Восточная Чечня), скорее всего, было близкородственно населению Кобанского могильника (Северная Осетия) — полу­овальные пряжки, ножные кольца, лопатообразные булавки60. Формирование в эпо­ху поздней бронзы и раннего железа в за­падном ареале древнего распространения северокавказской археологической куль­туры и, соответственно, древних нахских племен самостоятельной прикубанской культуры свидетельствует о продвижении в этот район из Закавказья и Причерномо­рья абхазо-адыгских племен.

 

Очень мало древних источников, ко­торые могли бы дополнительно пролить свет на историю нахских племен это­го периода, населявших зону распро­странения кобанской культуры. Страбон упоминает гаргареев, живших на этой территории в I веке до нашей эры, кото­рые, по всей видимости, были одним из нахских племен (ср.: чеч. гаьргар — родственный, близкий)61.

 

Кобанцы в древнегрузинских хрони­ках именуются кавкасионами и дурдзуками. Они были одним из самых влиятель­ных этнических массивов на Кавказе. Но это была эпоха, когда оседлое население Северного Кавказа сталкивается с воен­ной угрозой с севера, со степной зоны, со стороны многочисленных диких орд ко­чевников. В это время на обозначенной территории начинается строительство ук­репленных поселений, обнесенных валом и рвом или каменной стеной.

 

По всей видимости, к еще более ран­ней эпохе относятся развалины древних строений, которые были построены из ог­ромных каменных глыб.

 

Эти строения называются циклопи­ческими. Согласно старинным предани­ям, их строили вампалы — огромные од­ноглазые великаны (в древнегреческой мифологии они назывались циклопами).

 

По другим преданиям, легендарные пред­ки вайнахов — нарты, обладавшие огром­ным ростом и силой. Действительно, ка­жется, что простым смертным было бы не под силу передвигать в условиях гор ог­ромные монолиты весом до нескольких тонн.

 

На самом деле циклопические по­стройки в Чечне и Ингушетии являются одним из звеньев развития местных архи­тектурных традиций в русле позднейшей северокавказской, а затем ранней кобанской культуры. Каменные башенные по­стройки циклопического типа, развали­ны которых сохранились на территории Чечни у селений Орсой, Баулой, Никарой, Цеча-Ахк, Дошхакле, Харкарой, существо­вали у нахских племен по крайней мере с тысячелетия до нашей эры.

 

 

 

Циклопические постройки сохрани­лись и на территории Закавказья. В Арме­нии они строились на вершинах холмов. В центре, на вершине холма, находились жилые помещения, которые были окру­жены огромными необработанными ва­лунами, выложенными концентричес­кими кругами. При вторжении врагов жители поселений защищались, укрыва­ясь за валунами. Интересно, что строи­тельство этих поселений народные пре­дания, так же как и в Чечено-Ингушетии, приписывают ачкатарам, одноглазым ве­ликанам, то есть циклопам.

 

Большое количество руин циклопи­ческих поселений и крепостей находится на территории Грузии. По времени стро­ительства, месту расположения, размерам и формам построек, характеру поселе­ний исследователи делят их на несколь­ко групп. Самые древние датируются вре­менем энеолита, самые поздние — Ранним Средневековьем.

 

Гигантские планы жилищ кобанской эпохи могут свидетельствовать об опре­деленной социальной структуре обще­ства того времени. По всей видимости, население здесь проживало большими се­мейными общинами, которые постепенно дробились в процессе эволюции. К цикло­пическим сооружениям пристраивались дополнительные помещения небольших размеров.

 

Это было время, когда на огром­ной территории от Кубани до Андийско­го хребта существовало крупное поли­тическое объединение древних нахских племен. Контролируя главный кавказ­ский проход — Дарьяльское ущелье и дру­гие перевальные пути и держа под посто­янной опасностью вооруженного вторже­ния закавказские страны, в первую оче­редь Картли и Армению, нахское полити­ческое образование представляло грозную военно-политическую силу на Кавказе. Оно оказывало большое политическое влияние на соседние страны.

 

С этим, вероятно, связано и то, что в этот период не строили специальных фортификационных сооружений, а лишь ис­пользовали для оборонительных целей ре­льеф местности и размеры жилищ.

 

К III—II векам до нашей эры из-за ряда крупных военных неудач военно-полити­ческий союз нахов распался на более мел­кие образования. Кроме того, усиливается угроза постоянных вторжений кочевников с севера. Именно в такие периоды преоб­ладающей становится оборона отдельных поселений, что отражается на характере архитектуры. 

 

На последнем этапе развития кобанской культуры происходит сужение ареала ее распространения, а также усиливают­ся различия в материальной культуре гор­ных и равнинных районов. Как свидетель­ствуют археологические материалы, уже с VII века до нашей эры усиливается влия­ние степных племен на культуру жителей предгорий и равнин, что приводит в ко­нечном счете к формированию здесь но­вой археологической культуры. Но релик­ты кобанской культуры в различном виде нахские племена сохраняют до Позднего Средневековья. Примерно с VII века до нашей эры на территории расселения древних нахских племен появляются скифские племена62.

 

До сих пор остается дискуссионным вопрос о происхождении скифов, их язы­ковой принадлежности, этнической иден­тичности. Так называемая скифская архе­ологическая культура в определенный пе­риод времени простирается от Причерно­морья и равнин Северного Кавказа на за­паде до Алтая и Восточной Сибири на вос­токе. Но остается неясным, был ли это единый этнос или группа родственных племен или же под этим названием суще­ствовали не связанные общностью про­исхождения народы, которых объединяла единая материальная культура. Несмотря на предположение некоторых лингвистов о том, что скифский язык (если вообще су­ществовал единый язык на таком огром­ном пространстве) относится к иранским языкам63, до сих пор нет ни одной рабо­ты, которая бы аргументированно это до­казывала.

 

Характер личных имен и в более древ­ние времена был связан с религиозным культом, а не с этнической принадлеж­ностью. Топонимика же меняется в зави­симости от характера языка народа, ко­торый живет на этой территории. Таким образом, данных топонимики и ономасти­ки недостаточно для отнесения населения определенного региона к тому или иному этносу.

 

На Северном Кавказе в ареале рас­пространения кобанской археологиче­ской культуры археологи обнаружива­ют следы ее взаимодействия со скиф­ской материальной культурой пример­но с VII века до нашей эры. Они прояв­ляются в характере погребального ритуа­ла, оружия и конского снаряжения, керамики и предметов быта. Кобанская мате­риальная культура того периода, по мне­нию исследователей, испытывает опре­деленное влияние так называемого скиф­ского «звериного» стиля, хотя зооморфность присуща изделиям кобанцев и бо­лее древнего времени64.

 

Пока невозможно определить, были ли так называемые скифские племена Се­верного Кавказа автохтонами, испытав­шими определенное культурное влияние степных племен, или же это кочевые пле­мена, пришедшие сюда с востока. Но тес­ное сосуществование кобанцев и скифов, определенный симбиоз их культур, а так­же совместные походы в Закавказье и Пе­реднюю Азию дают больше оснований предполагать первое. Что же касается происхождения кавказских сарматов, то более опре­деленно можно говорить об их авто­хтонном происхождении. Это подтвержда­ется и свидетельствами античных авторов, ономастикой, археологическими и антро­пологическими материалами.

 

С I века нашей эры на территории распространения кобанской культуры античными авторами упоминаются аланы. Вплоть до последнего времени счи­талось, что аланы были частью огромного массива сарматских племен, продвинув­шихся в равнинные и предгорные районы Северного Кавказа из Нижнего Поволжья и Приуралья. Выводы об ираноязычности алан де­лались не на основе данных археологии, лингвистики, исторических источников, а исходя из того, что язык осетин, кото­рые без достаточной научной аргумента­ции считались единственными потомками алан, был иранским.

 

Но границы расселения алан, данные топонимики, археологии и антропологии говорят о том, что аланы в основной своей части были потомками носителей кобанской культуры. И только в средние века они представляли собой полиэтничный мас­сив, который состоял из нахских, иранс­ких и даже тюркских племен.Те различия в материальной культу­ре, которые появляются у племен рав­нинной и горной зон, объясняются пре­жде всего, определенной консервативно­стью хозяйственно-экономического укла­да горцев, малочисленностью внешних контактов и их определенной изоляцией от внешнего мира.  

 

На рубеже нашей эры на территории расселения нахских племен кобанская культура начинает распадаться на горную и равнинную. При этом культура горных кобанцев долгое время сохраняет архаич­ные черты и самобытность, а в равнинной части Северного Кавказа на основе кобанской культуры начинает развиваться алан­ская культура, которая испытывает опре­деленное влияние кочевого населения степной зоны.

 

Исторические источники, в том числе и сочинения античных авторов, не дают ни­каких оснований предполагать принадлеж­ность к ираноязычным племенам не только алан, но и северокавказских сарматов. Античный географ Страбон считал родственным не только население гор­ной и равнинной зон Северного Кавка­за, но и относил к нему племена Север­ной Грузии. Описывая население древней Иберии, он указывает, что «горную часть занимает большинство иберов, живущее по обычаю скифов и сарматов и будто бы родственное им».

 

Кроме того, говоря о народах, кото­рые приходили в причерноморские горо­да для торговли, он пишет, что «большая часть их принадлежит к сарматскому пле­мени, и все они называются кавказцами»65.

 

В «Армянской географии VII века» Анании Ширакаци, которая, по сути дела, является компиляцией сочинения Пто­лемея, в тех местах, где античный ав­тор пишет о яксаматах, армянский исто­рик заменяет этот этноним нахчаматами и располагает их у устья Дона. Нет сомнения в том, что Ширакаци прекрасно знал гео­графию расселения кавказских народов, как это видно по его сочинению, и сделал эту замену осознанно66.

 

К.Патканов в комментариях к труду Анании Ширакаци выделил ряд этнони­мов, упоминаемых в «Географии» (сармат, савромат, яксамат, хечматак), заканчи­вающихся суффиксом «mat», в том чис­ле и «нахчемат» или «нахчиматеанк» в армянском варианте. По его мнению, дан­ный этноним состоит из двух чеченских слов: «нахче» — самоназвание чеченцев и «матт» — страна, язык и армянского окон­чания множественного числа — «еанк». Та­ким образом, этнонимы с корневой частью «мат», по его мнению, являются нахоязычными67.

 

Известный грузинский историк И.А.Джавахишвили не только поддержал идею К.Патканова, но и обосновал ее но­выми аргументами.

 

По его мнению, племена равнинной зоны Северного Кавказа обозначались этнонимом «шармат», а не «сармат». Так как ни в греческом, ни в латинском язы­ке не было звука «ш», в написании и про­изношении античных авторов он стал звучать как «сармат». Этноним «шармат» И.А.Джавахишвили делил на два элемен­та: «шар» — «мат». При этом первый эле­мент он считал этническим обозначени­ем, которое встречалось в более древние времена в различных районах Кавказа и упоминается в исторических сочинени­ях средневековых грузинских авторов. К примеру, у Георгия Мерчули, грузинско­го историка X века, есть упоминание о владениях в северной части Абхазии Шаройского государя, то есть Шаро. Оно со­хранилось, по его мнению, в топонимике горной Чечни: в названиях реки Шаро- Аргун и исторической области Шарой, а также в виде Шарван, Шаро в Восточном Закавказье68. 

 

При этом нельзя не отметить и рабо­ту чеченского ученого Я.Вагапова «Сар­маты и вайнахи». В ней автор убедитель­но обосновал нахоязычность большинства сарматских и аланских этнонимов и лич­ных имен, которые упоминаются в различ­ных исторических источниках69.

 

Исследователь считал, что «в древней­шем из рассматриваемого ряда этнониме «савромат» его первая часть соответству­ет вайнахскому «совра» — мягкая кожа с характерным естественным рисунком на поверхности (мерея). То есть «савромат» означало «кожаное племя». Это объясня­ется тем, что у савроматов в одежде мно­го было кожи: кожаный плащ, кожаные шлем, обувь... Название сарматов в форме «шарма» отмечено у адыгов, с ним же свя­зывают ученые и фамилию Шеремет, Ше­реметев. Вайнахское «шера меттиг» (с суф­фиксом «иг») и его более древняя форма «шара мат» — гладкое, ровное место подсказывают, что «сармат» не что иное, как «шармат». То есть вначале «сармат — шар- мат» должно было быть названием равни­ны, а от этого названия местности жите­ли равнины, степи должны были получить название «шарматай», «шарматой», что значит «равнинные».

 

Название «харимат» также может быть разложено на две части: уже извест­ное нам «мат» и слово «хари» — стороже­вой, от слова «ха» — «стража», с суффик­сом имен прилагательных «ри». Очевидно, в силу каких-то специфических функ­ций, это племя получило подобное назва­ние. По смыслу такой же характер носит название горного чеченского села Хой, буквально «стражи, охранники». Также по-вайнахски объясняются и остальные сарматские племенные названия с корнем «мат» в их составе. Сложные слова с тем же «мат» в роли обозначения местности и общности людей представлены и в вайнахских языках».

checheninfo.ru

Добавить комментарий

Первый день недели

Отправить комментарий