Асламбек Тугузов
* * *
Я снова проснулся под крышей чужой,
Измученный странник, гонимый судьбой.
Бродяга и книжник, беглец и поэт,
Мне тридцать четыре исполнилось лет.
Рожденный под знаком недобрых светил,
Я грустную песню о жизни сложил.
Но я все, туманясь, как искра во мгле,
Так мало сказал о чеченской земле.
Так мало сказал я прочувственных слов...
О трудной и горестной славе отцов.
О братьях, ушедших во цвете их лет
В страну, из которой возврата уж нет.
О маленьком доме, где первый мой шаг
И радости первой трепещущий флаг.
Там юность моя, за безоблачным днем,
Давно отшумела весенним дождем.
Там мать, сокрушаясь над долей моей,
Проплакала столько бессонных ночей.
Там, тяжким недугом сраженный вконец,
В сияющий полдень скончался отец.
Там тусклые окна глядят на закат
И стены преданья былого хранят...
* * *
Светает, над сумрачной бездной,
Свернув золотые шатры,
Отряды небесных созвездий
Старательно гасят костры.
А я, занесенный под самый
Мерцающий купол небес,
Смотрю, как, играя тенями,
Внизу проявляется лес
И как потихоньку, не сразу,
В папахах из льда и сурьмы,
Гигантские горы Кавказа,
Как нарты, выходят из тьмы.
* * *
...И вот сошлись в ночи, блуждавшие в раздоре,
Душа, и свет, и звезды на просторе.
Вот истина пришла, вся в дырках и заплатах,
Как хирка старая от умершего брата.
Я сам его свернул и запечатал свиток
Печальной повести блужданий и ошибок.
Мне скоро сорок лет, а я еще готовлю,
Душой измученной, спасительную кровлю
От ливня хлесткого и молнии дождя
На скорбном торжище иного бытия.
В дорогу, говорю, пока еще не взвыла
Труба, вспотевшая в ладонях Исрафила.
Наполни каждый миг сиянием Того,
Кем полнится твое и дышит естество.
Воистину, душа не обретет предела
Порога истины в прислужницах у тела.
Смотри, свинья визжит и громко лает пес
На лики ангелов, опухшие от слез.
А ты колеблешься, как лампа на ветру,
Палимый жаждой пребывания в миру
На поводке судьбы, прислушиваясь глухо
К животным выхлопам разреженного духа...
* * *
В горах рассвет, и трели первых птиц
Напоминают звон твоих ресниц.
Как странно все, не объяснить родства
Души природы с духом естества.
Любовь и жизнь сплетаются в одно,
В цепи единства, вечное звено.
А если проще, музыка души
Звучит отчетливее в утренней тиши,
Когда с хребтов, как волны на лиман
Лесного озера, спускается туман.
А ты, далекая, сияешь, как рука,
Судьбой протянутая мне издалека.
* * *
...Луна скользнула вниз и скрылась, золотая,
В обрывке облака, отставшего от стаи.
И тут же, миг спустя, повисла в паутине
Ветвей акаций, как разрезанная дыня.
А звездный табор ослепительных светил
Кострами млечными все небо обложил.
Ночь скинула покров своей одежды бренной
Пред мощью замысла Создателя вселенной.
И в этой красоте, как ясная конечность
Единства сущего, затосковала вечность.
Не пенный завиток без смысла и огня
На гребне сумрачной волны небытия,
А вечное звено в цепи Его созданий,
«Алиф» и «лам» сокровищницы знаний,
Вместившие моря, и небеса, и сушу,
И всю вселенную в одну живую душу.
И это я! Измученный борьбой
Скота и ангела, стою перед Тобой.
Посредники ушли, растерянные сами.
И никого отныне между нами.
Лишь Ты и я, творенье и Творец
Живой воды, кольчуги и колец.
Что вера для души, что для нее неверие,
Когда Ты ближе к ней, чем шейная артерия…
Что для нее уход из этих измерений
Обмана зрения и ложных ощущений?
Когда истлеет прах земного естества,
Освободится отблеск Божества.
Как жемчуг, выброшенный на песок приливом,
Вернется он, подхваченный отливом,
Обратно в океан великого Единства,
В источник Света и Его гостеприимства.
И не было, и нет на карте бытия
Субъекта твоего командующего “я”.
Ты часть от целого, взлелеянная Им,
И Он, Дарующий, поистине Един.
А все иное суть Его творенья –
И время, и пространство, и движенье...
* * *
В час, когда над горами забрезжит рассвет,
Беспросветный и все еще робкий,
Я альпийских цветов ароматный букет
Наберу у подножия сопки.
Отряхну от росы и поставлю в стакан
Родниковой воды из ущелья
Эдельвейсы, ромашки и дикий тюльпан
Моего приворотного зелья.
Так красиво и чудно блестят лепестки
В полумраке, и жаль, что отсюда
Мне не хватит и самой длиннющей руки,
Чтоб тебе протянуть это чудо.
И сказать, не стесняясь нахлынувших слов
После столького мрака ненастья:
Не венком, а короной альпийских цветов
Я тебя короную на счастье.
В час, когда, покидая седые зубцы
Звездных башен над куполом мира,
Отпустив тетиву, исчезают Стрельцы,
И тускнеет печальная Лира,
Знаю я, что сейчас ты не слышишь меня
И не видишь букета в стакане...
Вон Возничий рванул и скатился с коня,
И пропал, захлебнувшись в тумане.
Все равно, это чудо – рождения дня,
Когда солнце над сопками встанет...
Знай: беда никогда не коснется меня
И корона твоя не завянет…
* * *
Уже давно я сам себе не рад,
Бегут года, толкая крышку гроба.
И вот во мне схлестнулись Рай и Ад,
Анвар небес и низкая утроба.
Кто победит? Сияющий решил,
Когда меня из праха замещали
И сам я Вечный Договор скрепил,
Собственноручно подписав Скрижали.
Но, забытьем внезапным удручен,
Скитаюсь, пыль мирскую собирая.
Как будто в мутный погрузившись сон,
Обрывки яви прошлой вспоминаю.
Отсутствие ли памяти гнетет,
Или тоска предчувствия угрозы,
Все разрешит Великий Переход,
Снимающий последние вопросы.
Все гибнет, рассыпаясь по частям,
Лишь Ты – Живой, Единственный и Вечный!
Прошу, воздай не только по делам,
Но и по намерениям сердечным.
* * *
Пустыня спит, туманный зодиак
Уже примерил мантию рассвета.
Сознанием овладевает мрак,
Вы скажете – Недобрая примета.
А я скажу – три света у огня
И Свет Светов – сияние покоя.
Палач не замахнется на меня,
Сжимая меч безжалостной рукою.
Моя броня – кольчуга из холста,
Легка, но и зато прочнее кремня.
Так лейся, благодатная вода,
Живой струей паломнику на темя.
И что мне все четыре вида пут,
Что сеть судьбы и семя притяженья?
Пускай метнут, меня не повернуть
С пути Любви и самоотреченья.
* * *
Открывается сердце навстречу тому,
Что зовется любовью на нашем наречии.
Возвращается пламя, хоть тесно ему
В утомленной и узкой груди человечьей.
Говорят, что года убивают мечту,
Но откуда тогда эта поздняя нежность…
Буйным цветом, пометив деревья в саду,
Уходящий апрель взволновал всю окрестность.
И, согласно природе, согласно всему,
Что еще не погибло и теплится в теле,
Возвращается юность, в цветах и дыму,
В предрассветных порывах вишневой метели…
* * *
А за окошком сумрачное время,
Все топает, как взмыленная лошадь.
И бесполезно мыслящее темя
Еще на пядь освободило площадь.
И что-то вдруг взяло и раскололось
В тебе, во мне и в каждом из живущих.
Как свист бича, подхлестывает голос
Неслыханных потребностей насущных.
А мы, рабы безденежья и стресса,
Кликушествуем, обживая крепость,
Где горе-метафизика прогресса
Накаркала конкретную нелепость.
Я иногда бываю злым и резким
В глазах иных взыскующих собратьев.
Но вот вопрос, последний на повестке,
Висит, до слез похожий на проклятье.
Как глобус в лужу, жертва суицида,
Игры в богов и прочего разврата,
Ушла на дно праматерь-Атлантида.
А мы куда, куда идем, ребята?..
* * *
Они уезжали, спеша в города,
Обильные миром, надеждой и хлебом…
Ну вот, и тебя потянуло туда
Пожить, отдышаться под розовым небом.
Ну что же, пусть радостным будет твой путь...
И выбор… Прощай, перелетная птица!
Опять защемила проклятая грудь
И вздрогнула в тике по-женски ресница.
Прощай, уцелевший в нелепой борьбе,
Осыпанный прахом вчерашних волнений…
Ты выжил! И, Господи, Слава Тебе!
Прощай же, счастливых тебе сновидений!
Прощай же! Пусть солнце заморских чудес
Твои восстановит упавшие силы…
А я остаюсь, обессиленный, здесь,
Стеречь до конца дорогие могилы.
Ведь надо ж кому-то, в конце-то концов,
Вернуть в эту землю хоть капельку жизни,
Чтоб после своих улетевших отцов
Птенцы возвращались в гнездовья отчизны.
Не надо мне счастья вдали от тебя,
И пусть над душою ни крова, ни крыши…
Я разве отдам за чужие края
Родное до боли твое пепелище?
И так оно будет, покуда в груди
Еще не остывшее теплится сердце…
А ты разогнался… Ну что же, лети,
И помни, земля еще вертится, вертится.
* * *
Снегопад, ах, какой снегопад…
Как снежинки вовсю закружили
На дороги, поля и могилы
Всех, кто молча под снегом лежат.
С той зимы, когда воющий град
Бодро раненный город утюжил,
Этот самый же ветер и вьюжил
И все тот же кружил снегопад.
Мне тогда удалось добежать
И нырнуть под небесные своды,
Ни за что мне в такую погоду
Не хотелось тогда умирать.
Годы жизни летят и летят,
Словно птицы, курлыча тревожно,
Я машу им рукой и, возможно,
Не хочу возвращать их назад.
Пусть летят, заметая подряд
Все следы на страницах былого,
Где обуглено каждое слово
На захлопнутой книге утрат.
Но, как брата увидевший брат,
Через долгие годы разлуки,
Протянув огрубевшие руки,
Я тебя узнаю, снегопад!
Источник:: журнал "Нана"
checheninfo.ru
Асламбек Тугузов
