Вот уж 20 лет как Северный Кавказ, не без основания, облюбован в качестве перманентного источника плохих новостей. Выросло целое поколение журналистов-кавказоведов, в том числе тех, кто провел очень большую, честную и полезную работу не только сугубо информационного, но и аналитического характера, внеся существенный вклад в дело просвещения нашего общества в историко-культурологических проблемах региона. Однако то ли набитая на негативе рука пишущего журналиста, то ли стереотипизация восприятия происходящего человеком с телекамерой, то ли еще какие-то обстоятельства оставляют за пределами общественной осведомленности значительную часть современных реалий. Северный Кавказ 1990-х годов и рубежа нулевых и десятых годов XXI века – это во многом разные вещи, поскольку многое там изменилось в обнадеживающую сторону. К сожалению, факты, свидетельствующие о подобных изменениях, оттесняются на обочину информационного поля.
Регион – безусловно, непростой. От субъекта к субъекту проблемы разнятся, зачастую существенно, хотя есть и общие для всех. Одни из них на поверхности, другие – скрыты, иногда очень глубоко. Отдельные проблемы – из категории, скажем так, «конфликтно-культурного» свойства – легко заметить. К примеру, за то, что в улично-бытовом вербальном пространстве «русских» городов является обиходным междометием, здесь могут крепко поколотить.
Казнокрадство, коррупция, клановость, безработица, низкие доходы населения… - всего этого вдоволь. Но тут нет ничего специфически северокавказского. Даже пресловутая клановость - феномен общероссийский, и в таком качестве он имеет лишь другое название – «олигархократия». Знаем мы и какие кровавые войны идут внутри нее, если не удается договориться полюбовно.
Ситуация «замороженной неопределенности» на Северном Кавказе очень удобна для тех политиков, кто не хочет утруждать себя разработкой и, главное, применением модернизационных технологий в регионе. Руководителям старой формации есть, чем убаюкать свою совесть: северокавказские субъекты – неотъемлемая часть России, и с какой стати они должен процветать, если страна еще далека от такого состояния.
Но и при наличии такого «оправдания» для бездеятельности придется учесть, что Северный Кавказ всегда отличался своеобразием, и даже общими для всей России болезнями он болеет несколько иначе: в чем-то с большими осложнениями, в чем-то – с меньшими. Чаще – с большими.
В Москве поняли, что нужно менять систему управления регионом. Два года назад создали СКФО во главе с Александром Хлопониным. Народ стал ждать от молодого полпреда чудес, ибо люди везде так устроены, что хотят от новой власти быстрых позитивных результатов. Их не интересует и, строго говоря, не должно интересовать, как это будет сделано и каких масштабов проблемы стоят перед Хлопониным. Некоторым из этих проблем по нескольку веков, а от руководства СКФО, образованного пару лет назад, требуют их решения в одночасье. Практически нет желающих задуматься над тем, какое наследство досталось полпреду. Мало сказать тяжелое – оно было еще и выморочным.
В январе 2010 года головной болью для Кремля стала задача найти среди авторитетных высокопоставленных фигур охотников политически похоронить себя, приняв обязанности «северокавказского пожарника», то есть, выдвинувшись на высоту, хорошо простреливаемую отовсюду. Многие из тех, кто знает нашу мудреную аппаратно-бюрократическую механику изнутри, расценили образование СКФО не столько как стремление взяться, наконец, всерьез и надолго за комплексное, системное решение региональных проблем, а скорее как институционализацию должности «главного стрелочника», ответственного за все конфликты на Северном Кавказе.
Не хотелось бы забавляться досужими психоаналитическими этюдами, не располагая для этого достоверным материалом, но мне почему-то кажется, что первые вопросы, которые мысленно задал Хлопонин самому себе, узнав о выборе Кремля, были: «Почему именно я ?» и «За что?». Между тем, вскоре выяснилось: речь шла вовсе не о «ссылке в теплую Сибирь», а об отчаянной государственной потребности в неординарной личности, способной ответить на неординарные вызовы.
Получив новое назначение, полпред, при всей своей энергичности, не спешил входить в реформаторский раж. Изучал округ, людей, их заботы. Много ездил по городам и селам (кстати, чаще без телекамер, что показательно). Больше слушал, чем говорил. Но когда говорил, было что послушать. Что-то Хлопонин узрел сразу, на что-то понадобилось время. Складывалось впечатление, что он, кроме всего прочего, поставил перед собой сугубо личную, образовательную задачу – пройти ускоренный курс всестороннего изучения вверенного ему округа.
Результаты налицо. Полпред сегодня осведомлен о таких бытийно-этнографических, топонимических и иных деталях, которые с трудом припоминаются даже искушенным кавказоведам. Кстати, на эти немаловажные вещи журналисты почему-то не обращают внимания. Им интереснее то, что Хлопонин «делает не так». С их, разумеется, точки зрения. А между тем, коренное население Северного Кавказа всегда высоко ценило в присланном «из Москвы» руководителе уважение к народной культуре и обычаям, его искреннее стремление узнать об этом побольше. (На одной конференции в Ессентуках Хлопонин сказал московским экспертам что-то вроде: «Приезжайте к нам на Кавказ почаще, и тогда вы лучше нас поймете».)
Потом стали появляться идеи, проекты, постепенно воплощавшиеся в конкретные дела. В них уже чувствовались принципиально новые подходы, но без революционного радикализма. Нащупав на горской социально-политической ткани гордиевы узлы, Хлопонин, вероятно, хочет выяснить, какие из них все же удастся развязать. Во всяком случае, он прекрасно понимает, что работать с запутанными материями только так, как это иногда делал Александр Македонский, нельзя. Они требуют, помимо симметричных властно-волевых действий, еще и интеллектуальных, творческих, нетривиальных решений. Без них в современном мире, где все влияет на все, просто не выживешь.
Находясь под колоссальным давлением общественного мнения и целой армады советчиков, скорее похожих на профессиональных зоилов, Хлопонин держит удар и по-прежнему не торопится форсировать иногда даже то, что теоретически обещает верный успех – чтобы, походя, не наломать дров, где их и так уже наломано. Открытый для любой идеи, он готов обсуждать все, в том числе целесообразность тех или иных своих решений. Личный сайт Хлопонина ежедневно бомбардируют вопросами и предложениями десятки людей. Однако в дискуссии с ним необходимы логика, конкретика, аргументы. Хлопонин вежливо молчит, когда слышит как красиво «льется вода», и моментально оживляется в ответ на четкие, конструктивные мысли. Вместе с тем, это не тот человек, который назавтра, сломя голову, бросится «внедрять» приглянувшееся или присоветованное ему сегодня. Даже самый захватывающий проект Хлопонин проведет через семь кругов «гамбургской» экспертизы, прежде чем даст ему добро и возьмет на себя всю полноту ответственности за его реализацию и результаты.
Эта черта Хлопонина пришла в стихийное созвучие с некоторыми особенностям горского менталитета. Люди на Северном Кавказе исторически более консервативны, чем в других местах России. Не то, чтобы они были вообще против всяких перемен. Но их рассуждения звучат примерно так: если нет гарантированной возможности изменить жизнь к лучшему, то тогда пусть все остается, как есть – хуже бы не было. (Это важное обстоятельство следует учитывать Москве, но бесконечная спекуляция на нем опасна.). Жители Кавказа принимают и демократию, и гражданское общество, но не как лозунги, прикрывающие то, что им ненавистно, а как путь к справедливости. К этой идее они чувствительны чрезвычайно. У политиков, не способных проникнуться этой чувствительностью, нет шансов завоевать уважение в народе.
Вольно или невольно Хлопонин действует по примеру своих далеких предшественников – самых успешных Кавказских наместников XIX века (М.С. Воронцова, А.И. Барятинского), исходивших из того, что горские народы не любят радикальных реформ, последствия которых неизвестны, но поскольку без реформ не обойтись, готовить их нужно тщательно, а проводить аккуратно.
Позволю себе предположить: полпреда критикуют как раз за то, что является сильной его стороной – имея дело с такой деликатной субстанцией, как Северный Кавказ, он предпочитает семь раз отмерить. Хлопонин за эти два года понял едва ли не самое важное. Не надо искать архимедов рычаг для решения всех региональных проблем разом. Его в природе не существует. Единственный путь – системная, фронтальная, методичная, нудная работа по всем направлениям в соответствии с законом превращения количества в качество. Даже простая сумма толковых дел непременно даст импульс для движения вперед к качественным изменениям.
И, судя по всему, Хлопонин выбрал именно этот путь. Аналитики наверняка заметили в его последних программных заявлениях более равномерное распределение акцентов. Раньше бросалась в глаза некая одержимость идеей поставить во главу угла инвестиционные, то бишь исключительно экономические, проекты как универсальный способ стабилизации обстановки на Северном Кавказе.
Сейчас совершенно очевиден настойчивый интерес Хлопонина к вопросам культуры, образования, воспитания молодежи, межэтническим отношениям и др. Касаясь этих тем, он становится особенно эмоциональным. Чувствуется, что они его глубоко волнуют. И вообще, чего-чего, а чиновничьей тоски в глазах (так, кажется, выразился президент Медведев, имея в виду накопившуюся в старой колоде госкадров усталость от бесконечной имитации бурной бездеятельности) у Хлопонина нет в помине.
А это значит, есть надежда. Надежда, прежде всего, на то, что фаза вникания в суть северокавказских проблем и «проектно-программных» подходов к ним закончена. Начинается реальная, системная, ежедневная работа практического плана. Далеко не все, но многое тут будет зависеть от личности. Это обстоятельство у меня тревоги не вызывает. С харизматическим ресурсом, у Хлопонина, слава Богу, все в порядке.
Но, главное, разумеется, количественные и качественные результаты, которые будут предъявлены российскому обществу. Требовательность его растет на глазах. Его уже не удовлетворяет то, что оно приветствовало лет десять назад. Северокавказский сегмент этого общества – более консервативен и, с позволения сказать, более снисходителен к оценке деятельности высшей власти. Отчасти за счет понимания того, что некоторые проблемы как существовали на Северном Кавказе задолго до Хлопонина, так и останутся после него. Не в том вопрос, чтобы снять их, а в том, чтобы минимизировать и сделать управляемыми.
У кого-то может сложиться впечатление, будто два года на своем новом поприще Хлопонин только и делал, что осматривался. В этом отчасти есть и его «вина». Возможно, другой, на месте полпреда, постоянно держал бы при себе штатную группу репортеров, живописующих каждый его шаг, будь то совещание с местными главами субъектов, производственниками, деятелями науки, образования и культуры, контрольный визит на предприятие или стройку, появление на сельском сходе и откровенный разговор о наболевшем, встреча с молодежью и т.д. За отсутствие слабости к пышному пиар-эскорту (что по-человечески достойно уважения) Хлопонин поплатился тем, что его реальная работа оказалась явно недооцененной средствами массовой информации, которые, естественно, отдали предпочтение резонансным преступлениям и обычным криминальным сводкам, поставив их в центр северокавказского социально-политического пейзажа последних двух лет.
Теперь, справедливости ради, обратимся к фактам и цифрам. Начнем с «мелочи». Еще год назад полеты в Минеральные воды на самолетах далеко «не первой свежести» (а других на том направлении просто не было) являлись малоприятным занятием даже для пассажиров, не страдающих клинической аэрофобией и не слишком требовательных к уровню комфорта. Сегодня эту линию обслуживают современные, удобные лайнеры с хорошим бортовым сервисом. Реконструированный в соответствии с международными стандартами минводский аэропорт принимает любые типы воздушных судов и имеет сервисную инфраструктуру вполне европейского класса. А это означает устойчивую связь со всей Россией, с миром, перспективы развития туризма, бизнеса, общения культур.
За беспрецедентно короткий срок (7 месяцев) была разработана беспрецедентно масштабная для Северного Кавказа государственная программа социально-экономического развития региона до 2025 года. (Для сравнения: аналогичные документы для Сибири и Дальнего Востока готовились более двух лет.). Составной частью этой комплексной Программы стал конкретный план поэтапной ее реализации, который в свою очередь включает «дорожные карты» движения по более частным маршрутам.
Данная стратегия – и в этом одна из главных ее особенностей – предполагает прицельную, параллельную, многовекторную работу для достижения синергического эффекта: социально-экономическая и хозяйственно-правовая сфера, политика и управление, культура, наука, образование и воспитание, межконфессиональные и межэтнические отношения, миграционные и демографические проблемы, вопросы внутренней и внешней безопасности, создание институтов гражданского общества и развитие демократии. Все это подразумевает пристальное внимание к макро- и микроуровням решения задач, одни из которых имеют общерегиональный масштаб, другие – субъектный, третьи – районный, городской, поселковый и т.д. Но на любом из этих «этажей», как хорошо понимает Хлопонин, непременно придется искать компромиссы с национально-исторической и локально-бытовой спецификой.
За время пребывания Хлопонина в должности полпреда созданы (и будут создаваться впредь) организационно-финансовые механизмы – «институты развития» - для осуществления вышеозначенной стратегии. Наиболее крупные из них уже активно функционируют: ОАО «Корпорация развития Северного Кавказа» в форме дочерней структуры Внешэкономбанка с уставным капиталом 500 млн рублей и ОАО «Курорты Северного Кавказа» в форме дочерней структуры ОАО «Особые экономические зоны» с участием Внешэкономбанка и Сбербанка России с уставным капиталом 5,35 млрд рублей. В 2011 году «депрессивный» Округ демонстрировал уверенный рост валового регионального продукта, а по индексу промышленного развития был вторым среди своих федеральных собратьев.
В зоне повышенного внимания Хлопонина находится вопрос о развитии институтов гражданского общества и их плодотворном сотрудничестве с институтами традиционного общества, тем более, что между ними есть много общего. С этой целью учреждены Совет при полномочном представителе, Общественный совет Округа, Совет по противодействию коррупции, Совет старейшин, Совет по молодежной политике, Совет алимов, окружная Комиссия по делам казачества и другие. Будучи категорически против декоративного статуса этих институтов, Хлопонин видит их основное предназначение в реальном, творческом участии в осуществлении Стратегии развития СКФО до 2025 года.
Таким образом, как выясняется при ближайшем рассмотрении, в отношении целого ряда проблем округа, вроде бы «неторопливый», в глазах журналистов, полпред предпочитает действовать без промедления и с твердым намерением получить запланированный результат.
Не будем, однако, себя обманывать. Розовые очки – не самая подходящая оптика для получения подлинной картины происходящего на Северном Кавказе. А потому следует трезво признать: перед полпредом и его командой – неоглядный край работы. Тяжелейшей, рискованной, во многом неблагодарной. Но делать ее кому-то надо. Желательно людям, живущим по принципу – «если не я, то кто?».
