Ростислав Туровский
Два года назад в истории Северного Кавказа произошло важное событие – был создан отдельный Северо-Кавказский федеральный округ. Существуют разные оценки эффективности этого решения и в целом той политики, которую федеральный центр проводит на Кавказе. Российские власти по-прежнему упрекают в отсутствии целенаправленной и осмысленной кавказской политики, а сами регионы Северного Кавказа продолжают восприниматься многими в сугубо негативном свете, как рассадники терроризма и коррупции, которым может быть и вовсе не место в Российской Федерации. С нашей точки зрения, в обсуждениях кавказской проблематики не хватает прежде всего объективного, очищенного от страстей и эмоций анализа ситуации, на основе которого можно было бы давать и осмысленные рекомендации властям.
Вряд ли можно отрицать тот факт, что само создание федерального округа стало важным и в целом положительным экспериментом в российской политике на Кавказе. Это решение продемонстрировало, что федеральный центр считает Северный Кавказ частью России, которая требует особого внимания, и было очень логичным. Действительно, трудно было сосредоточенно заниматься проблемами Северного Кавказа в рамках «большого» Южного федерального округа. С тех пор нельзя отрицать, что центр внимательно, предметно и постоянно занимается Северным Кавказом. Более того, полномочный представитель президента на Северном Кавказе имеет более широкий круг обязанностей, являясь одновременно вице-премьером российского правительства. Это еще один признак особого внимания федеральной власти, поскольку полпред здесь является не только «наместником» и «информатором», но и человеком, который влияет на финансовые потоки, на социально-экономическую ситуацию, с которой связаны очень многие проблемы региона.
Продуманным и интересным было назначение на эту должность А.Хлопонина, положительно себя зарекомендовавшего в качестве управленца на посту губернатора Красноярского края. Исследования, которые проводил на Северном Кавказе Центр политических технологий, показывают, что именно А.Хлопонин, например, в Ставропольском крае получает наиболее высокие оценки респондентов среди тех политиков и чиновников, которые работают непосредственно на территории (выше только оценки деятельности В.Путина и Д.Медведева, но те далеко от региона). На Ставрополье, где расположена столица федерального округа, к А.Хлопонину люди относятся гораздо лучше, чем к своей собственной региональной и муниципальной власти.
Конечно, создать новый федеральный округ и организовать в нем работу – задача не из легких, тем более на Кавказе. Поэтому существует немало вопросов к содержанию и результативности работы А.Хлопонина. Это вполне естественно. Разумеется, нельзя говорить о том, что все сразу и быстро изменилось там, где социально-экономические и этнополитические проблемы накапливались и не решались годами, а в некоторых случаях десятилетиями. Фактически ведь в 1990-е годы был упущен серьезнейший процесс общественного развития на Северном Кавказе, где центр пустил все на самотек, либо подавлял волнения вооруженным путем, как в Чечне. Ни пассивность центра со ставкой на местных руководителей, ни его же силовые меры в отношении радикалов не могли дать хорошие плоды, пока тем временем на Северном Кавказе в новых общественных условиях, да и просто в условиях полного беспорядка выросли новые поколения граждан, успели измениться ценности, стало складываться другое общество. Поправить то, что складывалось минимум десятилетие, за два года никак нельзя, да и еще одного десятилетия не хватит, не все так просто в историческом времени. Но было бы неверным утверждать, что центр не волнуют проблемы Северного Кавказа, и что центр не знает эти проблемы и некомпетентен.
Стоит задуматься, является ли Северный Кавказ настолько уникальным в России. Да, безусловно, это проблемный регион, и об этих проблемах давно и квалифицированно говорят эксперты. Но стоит ли считать Северный Кавказ самой проблемной, самой «плохой» частью России и тем более – раздувать страсти, противопоставляя его остальной России? Да, на Кавказе есть свои межэтнические и религиозные конфликты, некоторые из них – очень острые, другие – латентные. Да, страсти бывают накалены так, что в дело пускают оружие. Но в повседневной жизни граждан куда больше вполне тривиальных и куда более актуальных проблем социального свойства, то же пресловутое ЖКХ, например, бедность, безработица, низкое качество образования и здравоохранения. Это вполне обычные российские проблемы. По некоторым из них положение дел сильно запущено из-за нехватки средств, в чем нет ничего особенного и уникального. Проблемы социальной сферы в отдельных «русских» регионах могут быть и более тяжелыми, чем в республиках. В ряду и в рейтинге российских регионов республики далеко не обязательно занимают последние места, больше проблем обычно связано с восточной частью Северного Кавказа, чем с Северной Осетией, Кабардино-Балкарией и Карачаево-Черкесией.
Нет ничего необычного в пресловутых клановости и коррупции, которые почему-то ставят на одну доску и «приговаривают» Северный Кавказ за их «разгул». Да, институт семьи на Кавказе сохранился куда лучше, но в этом как раз нет ничего плохого, этому можно только завидовать. То, что в замкнутых сообществах, по родственной и земляческой линии, теневым путем распределяется капитал, это вполне может быть правдой. Такова специфика кавказского капитализма. В то же время такое распределение средств позволяет содержать бедных родственников, кормить родителей в горных аулах и по сути спасает от социального взрыва. Что касается коррупции, то где в России ее нет, и кто имеет моральное право первым бросить камень в Кавказ? А по поводу клановости сами кавказцы задают логичный вопрос, а нет ли ее совершенно случайно в Москве, а как там отбирают кадры, кто там делает успешный бизнес, находясь в привилегированных отношениях с властями и т.п.? Попробуйте объяснить разницу.
Вообще сейчас возникает парадоксальная и по-своему сложная ситуация, на которую как раз внимания обращают меньше. В республиках, несмотря на все эксцессы, выработана определенная формула социально-политической стабильности, и по меньшей мере есть понимание проблем и путей их решения, либо невозможности их решения из-за слишком долгого их накопления. Динамично и в худшую сторону эволюционирует как раз Ставропольский край, тоже часть федерального округа, притом требующая большего внимания, чем сейчас. Там из-за миграций меняется этническая и конфессиональная структура, растет напряженность отношений на бытовом уровне, раздраженно воспринимается экспансия из республик - в бизнес, в сельское хозяйство и пр. Именно неустойчивая и негативная динамика социально-политических процессов делает Ставрополье одним из самых сложных и непредсказуемых регионов страны. В республиках все тоже может быть и сложно, но вполне предсказуемо, может быть за исключением вечно турбулентного Дагестана.
Исследования показывают, что на Ставрополье скорее негативно воспринимают идею создания федерального округа, хотя к персоне А.Хлопонина относятся положительно. Создание округа там ассоциируют с притоком мигрантов, который приводит к изменению привычной социальной среды и конфликтам. Но ясно, что из политических соображений больше негде было размещать центр федерального округа, поскольку выбор в этом качестве любой из республик вызвал бы негативную реакцию всех остальных республик. Ставрополье призвано сыграть интегрирующую роль, но, увы, пока это не получается в связи с ростом там внутренних проблем, взаимным отчуждением коренного населения и «новых» мигрантов из Дагестана, Чечни и др. самых последних лет. Кстати, отношения с представителями старых волн миграции гораздо лучше, речь идет именно о новой волне тех, кто вырос, увы, в ухудшившейся социальной среде республик Северного Кавказа.
Особенно важным и прискорбным стал тот факт, что рассадником антикавказских настроений, транслируемых на всю Россию, стал не Ставропольский край или иной подобный южный регион, им стала Москва. В том же Ставропольском крае респонденты в целом позитивно воспринимают само понятие «Северный Кавказ», и многие себя с ним ассоциируют. Отношение к республикам там гораздо тоньше, с множеством нюансов, пониманием различий между самими республиками. Вопрос о свободе миграций также не вызывает там однозначного отношения, есть как сторонники, так и противники ее ограничения. Совершенно по-другому социология выглядит в Москве, где фиксируется просто тотальное отторжение Кавказа и кавказцев, где выступают за жесткие меры в отношении мигрантов, и уровень национализма выше даже, чем в Ставропольском крае.
Получается, увы, что антикавказские настроения стали опасной столичной игрой. Причем играют в нее не только сугубые националисты, но и часть либералов, которым не хватает поддержки их базового электората и тоже хочется выйти в массы с чем-то простым и бьющим в цель. Москва собственно и создает вокруг Северного Кавказа негативное информационное поле, а московские политики с охотой разыгрывают националистическую карту в своих узких интересах, не думая о стране и ее целостности, сознательно создавая образ врага из вполне лояльных российских граждан. В этой атмосфере, что показали исследования ЦПТ в столице, дифференцировано даже отношение к мигрантам разной национальности. К мигрантам из Центральной Азии, хотя их много, становится все больше, и их присутствие все более заметно на улицах Москвы, отношение существенно лучше. Их в чем-то жалеют, отмечают, что у них невысокие запросы, считают чем-то вроде «братьев наших меньших». Негативная энергия московского социума выплескивается именно на кавказцев. Интересно, что этого нет в регионах Центральной России, например, в Ярославле, где мы тоже проводили исследование и где куда больше толерантности. То есть именно и только Москва, ее общественное мнение стало ярко выраженным антикавказским, и его разделяют, а зачастую и специально подогревают многие референтные фигуры, эксперты, деятели культуры, интеллигенция и т.п.
Возможно, со временем на эту особенность московской ситуации будут влиять и тонкие моменты, связанные с борьбой за ресурсы в городе. В Москве сосредоточено много успешного бизнеса с кавказскими корнями. Интересно, что этот бизнес в столице зачастую не ведает национальных различий, возникают коалиции при участии бизнесменов разных национальностей. Существует множество примеров перехода важных активов в их руки. Вероятно, это тоже является раздражающим фактором и в частности может противоречить интересам бизнеса с иной этничностью. Мы не утверждаем, что это важно сейчас, но предпосылки для размежевания между кавказским и некавказским бизнесом в Москве налицо, и кавказский бизнес продвигается вперед очень зримо, пока не встречая серьезных препятствий.
Москва порождает и пропагандистские мифы, включая популярный лозунг «Хватит кормить Кавказ!», претендующий чуть ли не на роль новой русской идеи. Опять же яркий лозунг затуманивает содержание. Ведь центр не может не финансировать отстающие регионы, это его миссия, а на Северном Кавказе все республики являются экономически слабо развитыми, такова их история, да еще и война в Чечне привела к полному разрушению ее хозяйства. Будет ли кому-то лучше, если это финансирование прекратится, и мы получим на Кавказе «некормленое», т.е. просто голодное и озлобленное общество, пропитанное антироссийскими настроениями? Причем Северный Кавказ получает не так уж и много денег, как это представляется. Да, большие средства уходят в самую густонаселенную республику – Дагестан и в прошедшую через войну Чечню. Остальные республики поглощают не так уж много «русских» денег.
Да и вообще факты свидетельствуют о том, что далеко не только Северный Кавказ является самым большим получателем финансовой помощи. Например, в прошлом году по совокупности всех видов федеральной финансовой помощи, как свидетельствует анализ данных Минфина, среди лидеров была Москва. И тут уже дагестанцы могут, например, спросить, почему федеральный бюджет финансирует богатую Москву больше, чем Дагестан. Аналогично большие средства идут в Краснодарский край, Ростовскую область. Много денег поглощает Крайний Север. Впору задать «опасный» вопрос, а не мало ли денег идет на Кавказ, но так рассуждать совсем уж не принято. Проще спекулировать на том, что центр «платит дань» Кавказу, «откупается» от него. Реальная проблема в том, что на Кавказе плохо контролируется целевое расходование федеральных денег. Но этот вопрос центр должен поставить перед самим собой, проявить в этом волю и решительность и избавиться в том числе от собственной коррупции, от коррупции, которая возникает не на Кавказе, а в отношениях между центром и Кавказом, где теряется больше денег, чем при пресловутом «разворовывании на местах».
Действительно, общественное мнение стало воспринимать республики Северного Кавказа, как богатые регионы, но только специально замаскированные, чтобы побольше урвать от центра. Например, в том же Ставропольском крае крайне мифологизирован образ Чечни, где, как считают ставропольчане, выше, чем у них уровень жизни. В реальности, конечно, для республик характерно очень большое социальное расслоение, но общественное мнение соседних регионов, а также Москвы считает «репрезентативным» именно богатого кавказца. На самом деле просто срабатывает эффект коммунальной квартиры, определенной зависти к более успешному соседу. В том же Ставрополье респонденты отмечают, что в Чечне эффективное и сильное руководство, которого недостает краю, вот только старается оно «для своих». Отмечают сплоченность кавказцев, более эффективные социальные связи, значимость семьи, что в свою очередь позволяет и создавать более успешный бизнес. Всего этого ведь не хватает атомизированному русскому обществу, это вызывает досаду и раздражение, особенно когда кавказцами демонстрируются, а меньшинства везде склонны так себя вести, более высокие стандарты потребления. Ясно, что в этих условиях общественное мнение не склонно воспринимать кавказские регионы, как бедные, вот только что теперь делать, если многие кавказские кланы смогли создать успешный процветающий бизнес, который, конечно же, посчитают нечестным, коррумпированным и т.п. Такова реальность в общем-то тривиального для России социального расслоения, окрашенного в национальные тона и склонного считать русских бедными, а чеченцев неправедно богатыми.
Но нельзя также и все республики рассматривать как единое и одинаковое целое, мазать одной краской. Дело не только в межэтнических конфликтах на Кавказе, многообразии этносов, религиозных течений и культур. На Ставрополье, где в Кавказе разбираются гораздо лучше, республики различают достаточно четко, хотя в их отношении бытует немало мифов. Интересно, что преобладание негативных оценок, по нашим данным, относится только к двум республикам – Чечне и Дагестану (но при этом есть уважительное отношение к руководству Чечни, Р.Кадырова при любом отношении к его персоне признают сильным лидером). Напротив, вполне позитивное отношение как опрос, так и фокус-группы выявляют применительно к Кабардино-Балкарии, прежде всего – к кабардинцам. В отношении Ингушетии отмечается улучшение ее образа после смены власти и прихода Ю.Евкурова, и баланс ее оценок тоже стал позитивным. В реальности проблемы, в т.ч. имиджевого свойства сосредотачиваются в восточной части Северного Кавказа, и больше всего беспокойства вызывает сегодня Дагестан.
Обвинять Северный Кавказ во всех грехах несложно, как и обвинять центр в отсутствии последовательной политики. Но нехорошо способствовать выталкиванию Северного Кавказа из России, когда сепаратистские настроения там почти сошли на нет (да кроме особого случая Чечни их и не было), и усилить их могут не зарубежные центры влияния, а политика центра и в сущности только она. Сейчас хорошо, что центр стремится отладить коммуникацию с республиками. Тем временем результаты голосования и сверхвысокую поддержку власти можно расценивать как подтасовку. Но дело в том, что для кавказского общества в целом свойственна лояльность власти, и это показывают, например, фокус-группы, из которых видно, что оппозиционные настроения – это специфика скорее Ставропольского края, но не республик. Уважение к власти и ее авторитету – это объективная особенность местной политической культуры, а оппозиционные группировки носят скорее несистемный радикальный характер, и вряд ли их представители вообще ходят на выборы. При этом политическая конкуренция для Северного Кавказа тоже не столь уж чуждое явление. Да, федеральные выборы дают определенные результаты и по вполне понятным причинам, которые соответствуют правилам игры, заданным центром: надо демонстрировать максимальную лояльность, ибо она окупается, в т.ч. в прямом смысле, надо давать побольше голосов «Единой России», чтобы получить весомое думское представительство. Это не злой умысел нехороших фальсификаторов, это адаптация к условиям российского политического режима, притом по-своему успешная. От Дагестана на декабрьских выборах по списку «партии власти» прошло 10 депутатов. Кому-то это не понравится, а для Дагестана это важно. От Ингушетии в Госдуму и вовсе в силу малых размеров республики пройти сегодня можно только по списку ЕР и только одному депутату. Вот и «стараются». А при этом во время некоторых муниципальных кампаний в Дагестане межпартийная конкуренция была такой, что и не снилась прочим регионам, и далеко не везде выигрывала одна и та же партия.
Нельзя забывать о том, что для общественного мнения на Северном Кавказе вполне свойственен российский гражданский патриотизм, который подпитывает обиду на столицу, где, как кажется, к Кавказу относятся как к сплошной проблеме и как будто специально выталкивают Кавказ из России. Москва через СМИ вносит свой вклад в формирование негативного образа, в рост взаимного отчуждения и по сути тем самым разрушает страну. При этом никого, к сожалению, не интересует решение проблемы адаптации мигрантов, отладки межкультурных коммуникаций. Наоборот, игра в своих и чужих продолжается с обеих сторон и уже приводит к очень плохим последствиям, которые расхлебывать придется не одно десятилетие. Увы, отмечается и рост антирусских настроений среди кавказской молодежи.
Возвращаясь к политике центра, можно отметить, что «тонкие» вопросы национальной политики и социальных коммуникаций остаются нерешенными и в значительной мере «непонятными». Нынешний «технократический» подход к управлению склонен их не замечать. Но некоторые стратегические ориентиры все-таки просматриваются. Например, именно центр и именно через институт федеральных округов запустил на Северном Кавказе процесс обновления власти. Ушли практически все старые руководители, меняется аппарат, идет его омоложение. Эти процессы идут быстрее, чем во многих других регионах. Под вопросом, конечно, качество новых кадров, но это относится ко всей стране, к ее системе образования и подготовки управленцев, и в этом опять же Кавказ не уникален.
Сделана ставка на развитие экономики, на решение социальных проблем. Постепенно и с трудом, но приходит понимание того, что силовыми методами, если что-то и можно решать, так это тактические задачи. Да и всем ясно, что физическое уничтожение боевиков порождает месть и новых боевиков, и все идет по замкнутому кругу. «Корень зла» скорее в социально-экономической сфере, развитию которой после создания Северо-Кавказского федерального округа стали уделять гораздо больше внимания. Критиковать стратегию развития округа и принимаемые центром решения по тем или иным проектам тоже несложно. Но и здесь есть свои объективные ограничения. Квалификация рабочей силы не позволяет продвигать высокотехнологичные производства. Пока можно лишь опираться на природные ресурсы, которых в республиках действительно слишком мало. Туризм не просто имеет хороший потенциал. Здесь не надо ничего придумывать, само общественное мнение, как показывают наши исследования, признает его развитие единственным путем для вывода экономики республик на более высокий уровень. При всех сомнениях и оговорках по поводу безопасности туристов и по поводу обоснованности и целевого характера расходов. Конечно, российские власти поддались типичному соблазну мегапроектов и не смогли отказать ни одной республике, решив буквально недавно и в последней из них, в Ингушетии тоже построить курорт. Вероятно, лучше было идти по пути экспериментов, чем проводить один большой эксперимент, но решение принято, а в процессе его реализации станет понятнее конкурентоспособность отдельных курортов. Так или иначе, это путь, это выбор, и может быть лучше, что он сделан, чем если бы не сделано было ничего.
В любом случае Кавказ – это реальность и это неотъемлемая часть России, связанная со всей ее остальной территорией множеством невидимых нитей. Нравится это кому-то или нет, но народы Кавказа расселены по всей стране, многие из их представителей делают успешный бизнес в столице, в других регионах. Некорректно называть их диаспорой, будто речь идет об иностранцах. Вернуть их «обратно в горы» уже никак нельзя, как нельзя отгородиться от этих гор стеной и думать, что таким путем хоть одна проблема решится. Другого Кавказа в России тоже не будет. Кавказ может бурлить, и этим он на самом деле органичен и совершенно нормален. Ведь на Кавказе идут важные исторические процессы, там есть ценности, есть борьба по поводу этих ценностей, по поводу ислама, отношения к России и др. Это неизбежно делает Кавказ «горячей точкой», именно по той причине, что история там еще не закончилась. И поскольку закрыться и спрятаться от Кавказа уже никак нельзя, это часть и российской истории. Раньше центр чаще, чем надо делал ставку на местных «князьков», чаще покупался на их демонстративную лояльность, чаще предпочитал невмешательство в расчете, что «они там сами разберутся». С созданием федерального округа, как минимум, вместе с вниманием к региону стало больше и понимания происходящего. Принимается больше продуманных кадровых решений, больше стратегических действий в социально-экономической сфере. Кавказская политика стала, наконец, обретать свои контуры.
Ростислав Туровский – вице-президент Центра политических технологий
checheninfo.ru
Источник информации : http://www.politcom.ru
