ДАЙДЖЕСТ: |
Американские интеллектуальные центры выработали свои специфические подходы к изучению проблем региона. В постсоветский период произошло стремительное возвращение Большого Кавказа в «высшую лигу мировой политики». Это подстегнуло не только политический, но и научный и аналитический интерес к Кавказу мировых интеллектуальных центров. Одним из признанных лидеров на этом поле, несомненно, являются США.
Оттого все чаще в кавказском контексте мы говорим об американских интересах и позициях. Но насколько хорошо в этой стране представляют ситуацию в самом турбулентном регионе бывшего СССР? И кто эти специалисты, которые оценивают положение дел там, дают свои рекомендации американскому правительству, бизнесу, неправительственным структурам?
Американский подход
Ответ на эти вопросы было бы целесообразно начать с рассмотрения тех приоритетов, которые лежат в основе американского подхода к Кавказскому региону. В советский период Кавказ не представлял для США какой-либо геополитической ценности.
Все вопросы, относившиеся к ситуации в регионе, рассматривались в контексте взаимоотношений с Советским Союзом и сквозь призму внутриполитической эволюции советского строя. Как следствие, фактическое отсутствие в Америке времен «холодной войны» прикладной экспертной деятельности, связанной с регионом.
Все это, конечно же, не говорит о том, что профессиональные историки в США не исследователи Кавказ. Так работы профессора Рональда Суни «Бакинская коммуна 1917-1918: классовое и национальное начало в русской революции» (1972), «Армения в ХХ веке» (1983), «Формирование грузинской нации» (1988), Ричарда Ованнисяна «Республика Армения: первые годы» (1971) стали классикой не только американского, но и мирового кавказоведения.
В конце 1980-х годов к себе привлекли внимание работы другого американского историка Стива Джонса, исследовавшего опыт первых независимых республик на Кавказе в 1918-1921 годы. Однако основной массив тогдашних исследователей «русской истории» (а в те времена так называли всех специалистов, работавших в рамках «советского пространства») обращался к более общим сюжетам (национальная политика и национализм в Российской империи и в СССР).
Особая статья – использование сюжетов национальной политики, включая и кавказские проблемы в обосновании тоталитарного характера советского государства и рассмотрении СССР, как имперского образования.
На этом поприще ярко выступал советолог чеченского происхождения Абдурахман Авторханов, преподававший в 1948-1979 годах в Русском институте американской армии (который дислоцировался в Гармише в Германии). В 1952 году вышла книга Авторханова с «говорящим заголовком» «Народоубийство в СССР: убийство чеченского народа».
Завершая наш краткий обзор кавказоведческих штудий в США времен «холодной войны», мы, конечно же, не можем пропустить и те работы, которые публиковались не столько академическими специалистами, сколько выходцами из диаспоры (в первую очередь, армянской). Впрочем, и многие видные профессиональные историки (Суни, Ованнисян, Авторханов) имели, как бы сказали сейчас, «евразийские корни».
Новое время
С распадом СССР «исторический детерминизм» в изучении Кавказа был преодолен, поскольку со стороны государства, бизнеса и неправительственного сектора появился запрос за изучение актуальных проблем Кавказа. И помимо закавказского направления актуализировалась северокавказская тематика, в особенности после выхода на первый план «чеченского вопроса».
Однако, в отличие от Латинской Америки (где реализуются региональные амбиции Вашингтона), Ближнего Востока и Юго-Восточной Азии (где тестируются глобальные претензии Штатов), Кавказ не занимает во внешней политике США большого места.
Буквально пара иллюстраций. Кавказская проблематика в Конгрессе (а законодательная власть в США участвует в формировании внешней политики никак не меньше администрации) рассматривается в рамках подкомитета по Юго-Восточной Азии (вместе с Афганистаном, Пакистаном, Центральной Азией) комитета по иностранным делам.
В Госдепе же она разбита по разным подразделениям (Россия, Европа и Евразия, права человека, антитерроризм, аналитическая служба). Объяснить это можно легко. У Вашингтона и Москвы вообще существует асимметрия в понимании и восприятии проблем Кавказа. Для России это является продолжением внутренней политики.
В самом деле, разве можно разрешать осетино-ингушский конфликт без урегулирования грузино-осетинского противоборства, разобраться в ситуации в Абхазии без должного внимания к «черкесскому вопросу», обеспечить безопасность в Дагестане и в Чечне, не имея прочного тыла в Грузии и в Азербайджане? Для США – часть неких более крупных головоломок.
Российско-грузинские отношения рассматриваются в контексте региональной политики РФ в целом, Армения и Азербайджан встраиваются в иранский и турецкий сюжет, кавказская геополитика в целом идет в «привязке» к Афганистану и Ближнему Востоку, экономическое развитие изучается сквозь призму энергетической безопасности и обеспечения соответствующих интересов Вашингтона.
Узость подхода
Как следствие, столько же «разобранное» состояние научного и экспертного изучения Кавказа. Сам по себе этот факт не является негативным или позитивным. Он отражает специфику подходов сегодняшних США к региону. Найти в Штатах специальные кавказоведческие центры – занятие неблагодарное.
Как правило, изучение региона происходит в рамках более широких предметных областей. Так, в 1996 году на базе Университета Джонса Хопкинса появился Институт Центральной Азии и Кавказа, который с 2002 года вместе с проектом «Шелковый путь» образовал совместный Трансатлантический центр, имеющий филиалы в Вашингтоне и в Стокгольме.
Наиболее известные специалисты центра – Фредерик Старр и Сванте Корнелл. Они много пишут и выступают по кавказской тематике, включая и Северный Кавказ (у Корнелла есть работы по осетино-ингушскому конфликту, Чечне, радикальному исламизму), но, помимо интересующего нас региона, в сферу интересов их структуры попадают пять стран Центральной Азии плюс Афганистан.
Однако в большинстве своем кавказская тематика «гнездится» в рамках центров или институтов по изучению России, Евразии и Восточной Европы. Как правило, такого рода центры появились в результате трансформации бывших «русских институтов» или центров.
Самый яркий пример такой трансформации – Институт Гарримана (The Harriman Institute), первый академический центр в США, который был создан как «Русский институт» для междисциплинарных исследований Советского Союза в 1946 году на базе Колумбийского университета при поддержке Фонда Рокфеллера.
В 1982 году был назван в честь известного американского дипломата и политика Аверелла Гарримана (1891-1986). После распада СССР институт стал заниматься странами постсоветского пространства (включая и РФ) и восточно-европейской проблематикой. Именно два эксперта этого института – Александр Кули и Линкольн Митчелл – предложили в 2010 году концепцию «вовлечения Абхазии» в международное сотрудничество без ее признания де-юре.
В прошлом году их коллега по «колумбийке» профессор Кимберли Мартен написала на широкой эмпирической основе монографию «Аутсорсинговый суверенитет», в которой рассмотрела среди многих других три кавказских примера (Аслан Абашидзе в Аджарии, Эмзар Квициани в Сванетии, Ахмат и Рамзан Кадыровы в Чечне).
В некоторых ситуациях Кавказ исследуется в более узких политико-географических рамках (Россия и Евразия). Именно в таком контексте регион Большого Кавказа (включающего Южный и Северный) изучается в Центре стратегических и международных исследований, созданном в 1962 году для научно-прикладного изучения мировых и региональных процессов.
С недавнего времени на его базе издается журнал по проблемам ислама и исламизма (редактор Гордон Хан), ранее выходивший под эгидой Центра по изучению терроризма в Монтеррее (Калифорния).
Поле конфликтологии
Вторым предметным полем, в рамках которого изучается Кавказ, является конфликтология. Она, как правило, включает в себя исследование этнических конфликтов, терроризма, геноцида.
Примером такого существования кавказских исследований является Центр по изучению геноцида, конфликтов и прав человека в Университете Ратгерс (Нью-Джерси), где в последние годы довольно подробно изучается «черкесский вопрос», а также упомянутый выше Центр по изучению терроризма в Монтеррее.
Третье предметное поле, «поглощающее Кавказ», это – транзитология. Заметим, что в последние годы на этом направлении появилось много серьезных работ, которые рассматривают ситуацию в поставторитарных странах не так упрощенно, как это было еще 10-15 лет назад.
Здесь, пожалуй, первенство у Центра Карнеги, а в Вашингтоне наиболее активным и часто публикующимся его аналитиком является британский специалист Томас де Ваал, ранее много и плодотворно работавший в лондонском Институте изучения мира и войны. Среди наиболее важных его достижений последних лет отметим публикации по «пятидневной войне» 2008 года, которые способствовали изживанию двухцветной черно-белой картинки этого события.
Говоря об американском кавказоведении нельзя по-прежнему забывать об активности диаспоры и институтах «одной темы». К таковым мы можем отнести деятельность такого НПО, как «Черкесский культурный институт в Нью-Джерси», главная цель которого – формирование в американском истеблишменте представлений о геноциде черкесов во времена Российской империи.
Иной пример – академические подразделения, связанные с диаспорой. Так, научная и публикаторская деятельность Центра армянских исследований в Мичиганском университете не ограничивается темой геноцида армян в Османской империи.
Чем живут эксперты
Еще один немаловажный сюжет – это мотивация аналитических структур. Она многогранная и многоаспектная. Мы можем встретить «мозговые центры», которые четко подчинены интересам партии (Фонд «Наследие» является рупором республиканцев, а Центр американского прогресса – демократов).
В то же время здесь действуют структуры, выступающие за формирование принципиальной «двухпартийной» (а значит консенсусной) позиции (Центр стратегических и международных исследований), продвижение атлантической повестки дня для Европы и Евразии (Атлантический Совет).
Или преодоление коммунистического наследия, часто понимаемого, как российское и русское («Фонд Джеймстаун»). Отсюда и специфика выступлений на кавказскую тему.
Так, ведущий аналитик фонда «Наследие» Ариэль Коэн, как правило, делает акценты на «консервативную повестку дня» (поддержка альтернативной энергетики, союз с Азербайджаном, сдерживание России на грузинском направлении, но содействие в борьбе с радикальным исламизмом на Северном Кавказе).
Другой пример – Сэм Чарап из Центра американского прогресса (не так давно он перешел на работу в Госдепартамент), предлагающий сближение позиций США и России на кавказском направлении в духе «перезагрузки». Третий – публикации Центра стратегических и международных исследований по Северному и Южному Кавказу, нацеленные на прагматизацию российско-американских отношений в духе геополитического реализма.
Или недавний жесткий доклад Синтии Ромеро (Атлантический Совет) по натовским перспективам Грузии. Стоит также отметить большой организационный и пропагандистский вклад «Фонда Джеймстаун» в признание грузинским парламентом геноцида черкесов в мае 2011 года.
И последний (по порядку, но не по важности) вопрос: «А кто такие нынешние американские кавказоведы? Каков их, как любят говорить в Штатах, бэкграунд?» Общей формулы здесь не существует. Большинство сегодняшних специалистов по Кавказу в США вышли либо из «шинели историков» (Рональд Суни, Стивен Бланк, Стив Джонс), либо советологов и специалистов по СССР (Гордон Хан, Фредерик Старр, Гейл Лапидус).
Либо даже сменили философскую специализацию на более актуальные политологические сюжеты (Роберт Брюс Уэр). В целом, похоже на Россию и другие республики СССР эпохи перемен (только здесь схожую эволюцию делали «научные коммунисты» и «научные атеисты»).
Как бы то ни было, а для консолидации научных и экспертных усилий американским специалистам, как и их российским коллегам, еще многого не хватает. А всем нам не хватает зачастую знаний и опыта друг друга, непредвзятого взгляда на исследования коллег и объективности. Сегодня это намного важнее, чем доказательство идеологической «чистоты» и политической «правильности».
Сергей Маркедонов, приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон
РОСТОВ. Крупнейший в Ростовской области зерновой трейдер хочет взыскать с Россельхознадзора $60000
РОСТОВ. Ростовского пенсионера телефонные мошенники развели по схеме про неполадки с интернетом
РОСТОВ. Ростовчанин сбросил стекло с 14-го этажа на головы парочки, сидящей у подъезда
РОСТОВ. В зоне СВО вышел из больницы и пропал уроженец Ростовской области
РОСТОВ. Сейсмолог Алимов оценил риск возникновения землетрясений в Ростове
КРАСНОДАР. На Кубани ищут место под производственную площадку для сборки китайских аграрных дронов
КРАСНОДАР. Отцов Краснодара приглашают побороться за звание «Самый лучший папа»
КРАСНОДАР. Горный курорт «Роза Хутор» в Сочи начинает открывать летние маршруты для туристов
Boston Dynamics представил роботизированную собаку, которая умеет танцевать
ЧЕЧНЯ. Три Грозненские школы стали победителями Республиканской командной олимпиады
Российские ученые разработали инновационные двигатели для микроспутников
ЧЕЧНЯ. Рамзан Кадыров поздравил с блестящей победой боксера Тархана Идигова
Искусственный интеллект учится распознавать опасные или неэтичные запросы пользователей.