М.Н.Музаев. Айсберги лжи.

За что Сталин в 1944 г. депортировал чеченцев и ингушей?" - С такого риторического вопроса к читателям начинается статьЯ некоего Игоря Пыхалова с названием "Кавказские орлы третьего рейха", помещенная в альманахе "Отечество" (М. 2002 г. №7 (27) с 23-32) ... 

Игра в «темную» с правовыми оценками и историографией.

Примечательно лишь то, что, кажется, впервые антинациональное выступление производится без всякой предохранительной оговорки типа «нельзя, мол, обобщать все эти негативные явления на все народы в целом» и пр. Теперь эти «фиговые листочки» отброшены, и клеветники на целые народы обнажили себя во всей своей отвратительной сталинско-бериевской наготе. Их предшественники как-то прикрывали наиболее срамные места клеветы вовсе не из-за какой-то стыдливости – смешно даже говорить о наличии таких качеств, как стыд и мораль, у клеветников, фальсификаторов, черносотенных шовинистов-«великодержавников», скинхедов от журналистики и исторической науки. Просто раньше опасались ответственности за огульное охаивание целых народов и разжигание межнациональной розни. Теперь поняли, что она им не грозит.

Между тем и в Конституции Российской Федерации, и в Уголовном Кодексе имеются статьи, посредством которых можно было бы обуздать клеветников и провокаторов межнациональной розни. Но эти статьи бездействуют.

Пыхаловы, по сути, замахнулись на содержание и правовые оценки таких высоких законодательных актов, как Декларация Верховного Совета СССР «О признании незаконными и преступными репрессивных актов против народов, подвергшихся насильственному переселению, и обеспечение их прав» от 14 ноября 1989 г. (уже из названия которого явствует антиправность содержания статьи Пыхалова), как Постановление съезда народных депутатов РСФСР «О жертвах политических репрессий в РСФСР» от 11 декабря 1990 г., как Постановление Кабинета Министров СССР «Об отмене постановлений бывшего Государственного Комитета Обороны СССР и решений Правительства СССР в отношении советских народов, подвергшихся репрессиям и насильственному переселению», как знаменитый Закон РСФСР «О реабилитации репрессированных народов» от 26 апреля 1991 г. и других федеральных и республиканских законодательных актов.

Ведь в них однозначно и безоговорочно определены и в правовом отношении оформлены те два основных вопроса, которые автор «Кавказских орлов» третьего рейха» пытается пересмотреть:

1. Обвинения чеченцев и ингушей, как и других репрессированных народов, в предательстве – это чудовищная клевета, это преступная «политика клеветы», это «клеветнические нападки» на целые народы.

2. Депортация народов, в том числе чеченцев и ингушей, – это «тяжелейшие преступления» против «основ международного права», против «собственного государства», это «произвол и беззаконие», это «трагедия всей России», это геноцид.

Примечательно, что Пыхалов ухитрился даже не упомянуть о существовании правовых оценок как раз тех самых вопросов, которые рассматриваются в его статье.

Впрочем, похожим образом он поступил и с обширной исторической литературой, посвященной истории депортации народов. Не в силах оспорить ее весомую аргументацию, он просто-напросто объявил ее «мифами», причем свел ее к двум видам «мифов»: «хрущевско-демократическому» и «националистическому» якобы «запущенному в оборот профессором Института языка и литературы Абдурахманом Авторхановым» (С. 23).

Но ведь подавляющее большинство сборников документов, коллективных исследований, монографий, воспоминаний, научно-популярных изданий, учебных пособий по этой тематике выходило из печати и продолжает выходить без всякой связи с Никитой Хрущевым и Абдурахманом Авторхановым. Куда их отнести? На этот вопрос Пыхалов не отвечает.

КАК ЗАПУТАТЬ ЧИТАТЕЛЯ В АРХИВНЫХ ДОКУМЕНТАХ

Посмотрим теперь, как он обращается с архивными документальными источниками.

Нужно признать: несведущий читатель может поверить автору «Кавказских орлов» третьего рейха». Пыхалов пишет бойко и гладко и, главное, ссылается на подлинные архивные документы, цитирует их. В чем тут дело? В искусном манипулировании документами. Ведь читатель не имеет ни времени, ни возможности пойти вслед за Пыхаловым в архив и лично убедиться в том, насколько правильно автор «Кавказских орлов»... использует хранящиеся там документы. Этот читатель даже не догадывается, что в архиве рядом с тем документом, который отобрал Пыхалов, лежат другие документы, иначе трактующие события, а нередко и опровергающие само содержание отобранного и используемого Пыхаловым документа.

– Как же так? – растеряется несведущий читатель. – Ведь при таком раскладе дел в архивах, любой может выбрать из документов то, что ему угодно и доказать то, что ему придет в голову. Не любой. Добросовестный исследователь так никогда не поступит. Он обязательно сравнит и сопоставит содержание всех документов данного архива, затем сравнит и сопоставит их с документами других архивов и иными источниками по рассматриваемой теме, и только тогда будет делать какие-то выводы. Общеизвестно, что любое исследование предполагает предварительную и сопутствующую «критику источников», чтобы выяснить, насколько достоверна или недостоверна (и по какой причине) содержащаяся в них информация. В некоторых источниках сознательной дезинформации особенно много. К ним, в частности, относятся архивные документы карательных органов 30–50-х гг., связанные с массовыми репрессиями в Советском Союзе – ведь эти документы зачастую и предназначались для «обоснования» обвинений против ни в чем не повинных людей. Как раз такими являются и документы НКВД СССР 40-х гг., которые стали основной источниковой базой статьи «Кавказские орлы» третьего рейха».

Тут нужно иметь в виду следующее обстоятельство.

Документы НКВД СССР 40-х гг., которые использовал И. Пыхалов, предназначались при их создании для решения двух разных задач. К первой группе можно отнести те из них, которые создавались в процессе борьбы НКВД с врагами Советской власти – «бандитами» в горах Чечено-Ингушетии в 1941–1943 гг. Понятно, что при этом сотрудникам НКВД приходилось как можно точнее оценивать силы противника, его возможности, особенности действий и т. п. Тут никак нельзя было обманывать самих себя. Поэтому эти документы в целом более или менее верно отражали действительность. Правда, и среди них могли встретиться отдельные документы «оперативной игры» НКВД с противником, документы, предназначенные для обмана врага, введения его в заблуждение. Их легко вычислить при сравнении с окружающими их документами и, конечно, совсем недопустимо выдавать специально заложенную в них «дезу» (дезинформацию) за действительную информацию, как это делается в статье И. Пыхалова.

Ко второй группе документов НКВД следует отнести те, что создавались для решения совсем другой задачи: для подготовки и проведения выселения чеченцев и ингушей, для прикрытия и оправдания этой чрезвычайной государственной геноцидной карательной акции в форме депортации. 

Такую «работу» заблаговременно, еще задолго до самого выселения, вели и возглавляли заместители Берии – с 1942 г. И. Серов, с 1943-го – он же вместе с Б. Кобуловым. Затем они вовлекли в эту «деятельность» отдельных «особо доверенных» лиц из числа партийного и чекистского руководства Чечено-Ингушской АССР.

Само собой разумеется, что в этой (условно нами названной – второй) группе документов НКВД, призванной оправдать государственную расправу с чеченцами и ингушами, просто не могли не быть искаженными все касающиеся их показатели: завышенными, причем неимоверно, оказались все «негативные показатели» чеченцев и ингушей и заниженными, в такой же степени, – все «позитивные показатели». Это и стало причиной расхождений в документах НКВД при определении количества участвовавших в войне чеченцев и ингушей, павших в войне, награжденных, дезертиров и «бандитов», причем в десятки и сотни раз! Об одних и тех же событиях, явлениях, фактах в документах можно отыскать несопоставимые противоречия. Может ли пройти мимо них, не пытаясь понять их причину, сколько-нибудь добросовестный исследователь? Конечно, нет. Зато какое здесь раздолье для фальсификатора! Ему даже особенно не нужно трудиться, чтобы составить искаженную картину исторических событий: ведь рядом, зачастую в одном и том же архиве (в случае с Пыхаловым в ГАРФе), в одном и том же фонде, а нередко в одних и тех же архивных делах покоятся документы НКВД с противоречивыми данными. Остается только выбрать, что нужно и умолчать о том, что оставлено. И все!

Так и поступил И. Пыхалов при написании своей статьи «Кавказские орлы» третьего рейха».

«ТРИ ИСТОЧНИКА, ТРИ СОСТАВНЫЕ ЧАСТИ...» ФАЛЬСИФИКАЦИИ «МАТЕРИ-ИСТОРИИ... БЛИЗНЕЦАМИ-БРАТЬЯМИ»

А теперь рассмотрим конкретную механику фальсификации посредством этих специально-подобранных архивных документов.

А почему, собственно, только три – ведь таких источников в статье Пыхалова больше? И чьим близнецом он, Пыхалов, является?

Давайте на эти вопросы попробуем ответить по порядку. Источников фальсификации в статье Пыхалова действительно больше, чем три. Но, во-первых, здесь имеются в виду самые основные из них, стержневые, вокруг которых организуются, группируются и остальные «источники», обрамляя основные и порой даже развивая их клеветническое содержание. Во-вторых, выделяемые «три источника» в какой-то мере «типичны» и для «трудов» других фальсификаторов.

«Кто матери-истории более...» вреден

А кто такие «братья-близнецы» по фальсификации «матери-истории»? Конечно, это пыхаловообразные авторы. Но не только. Ими иногда можно считать и те издания, в которых помещаются публикации таких авторов.

Возьмем, к примеру, два московских альманаха: «Шпион» и «Отечество». Первый – именуется как «альманах писательского и журналистского расследования» и его учредителем, главным редактором и основным автором является некий Владимир Логинов, называющий себя «писателем». Второй – обозначается как «общественно-литературный и историко-краеведческий альманах». Оба эти альманаха (в разное время) поместили на своих страницах материалы, посвященные истории борьбы с бандитизмом и депортации чеченцев и ингушей. И эти публикации – в «Шпионе» (1993. № 1, 2) под названием «Чеченцы и ингуши. Пакет документов» в рубрике «Репрессированные народы» и в «Отечестве» (2002. № 7 (27)) Игоря Пыхалова «Кавказские орлы» третьего рейха» – схожи до удивления. А ведь они создавались в совсем разных «жанрах»: в «Шпионе» – подборка документов, в «Отечестве» – авторская статья или научно-популярное сообщение.

Причинами их сходства являются вызывающе односторонний и субъективный подход к раскрытию темы, одни и те же привлекаемые документы, одинаковые комментарии к ним, вплоть до дословного повторения предложений, одни и те же приемы фальсификации и даже одни и те же ошибки. Все это подчеркивается и внешней атрибутикой: в «Шпионе», например, над каждой страницей подборки документов надпись «Кавказские орлы», а в «Отечестве» – само название статьи «Кавказские орлы» третьего рейха». Вышесказанное могло бы дать основание для обвинения И. Пыхалова в плагиате из «Шпиона», если бы не сомнение: а не является ли автором обеих публикаций одно и то же лицо, использующее псевдоним. Если же это не так, то к авторам упомянутых печатных материалов смело можно отнести перефразирование из известных строк поэта: «Мы говорим Владимир Логинов – подразумеваем Игорь Пыхалов. Мы говорим Игорь Пыхалов – подразумеваем Владимир Логинов». Впрочем, на место любой из этих фамилий можно подставить и другие фамилии авторов «Шпиона» – Г. Погребнова или Э. Эркенова. Все они – однояйцовые «братья-близнецы» по лжи и клевете на чеченский и ингушский народы.

Теперь отдельно о каждом из «трех источников, трех составных частей» фальсификации истории

Ложь «О положении в районах Чечено-Ингушской АССР»

Первое место среди этих «трех источников», несомненно, занимают архивные документы карательных органов СССР 40–50-х гг., создававшиеся в свое время в связи с проведением выселения чеченцев и ингушей и их дальнейшим содержанием в высылке в рамках сурового спецрежима. Среди них выделяются «обобщающие» «доклады» и «докладные записки» заместителей Берия, комиссаров госбезопасности 2-го ранга, генерал-полковников Ивана Серова и Богдана Кобулова. Первый – в 1942 г. лично шастал по горам Чечено-Ингушетии и тогда же не раз был уличен ошарашенными его действиями местными работниками в фабрикации и распространении (устно и письменно) вымыслов о, якобы, происходящих в горах антисоветских восстаниях, мятежах, многодневных сражениях частей Красной Армии с многотысячными бандами.

Второй, тоже с 1942 г., собирал «компромат» на чечено-ингушских «ответработников» и чекистов через своих засланцев из центральных органов НКВД. Какие только грехи этими засланцами Кобулова не приписывались должностным лицам «автономии», вплоть до измены и предательства. Но до поры до времени их доносам не давался ход, обвиняемые в них люди оставались на своих постах, а некоторые даже быстро росли в чинах и званиях. Значит, знали истинную цену этим доносам в Кремле? Знали, но аккуратно собирали. Для чего? Это выяснится позже, во время выселения чеченцев и ингушей. А  спустя годы доносы засланцев Кобулова отложатся в архивах и их успешно будут использовать сегодняшние фальсификаторы.

Ударной силой клеветнических обвинений против чеченцев и ингушей в статье Пыхалова и его «единодейственников» является докладная записка Б.  З. Кобулова на имя Л.  П. Берия, датированная 9 ноября 1943 г. Называется она «О положении в районах Чечено-Ингушской АССР». Основную ее часть занимают обвинения чеченцев и ингушей в пособничестве гитлеровцам в 1941–1943 гг., в антисоветских восстаниях, в бандитизме, в массовом дезертирстве из Красной Армии и даже дезертирстве со своих постов секретарей райкомов партий, председателей райисполкомов, руководителей НКВД и милиции и других должностных лиц «автономии». По утверждению Б. Кобулова, особенно ярко все это проявилось в августе–сентябре 1942 г., когда войска вермахта подошли к границам Чечено-Ингушетии.

Правда ли это? Нет, конечно. И утверждения Кобулова легко опровергаются при сопоставлении их с многочисленными и разнообразными источниками: документами того времени партийных и военных органов (Чечено-Ингушетии, Северного Кавказа и всей страны), средствами массовой информации того времени, свидетельствами лично участвовавших в этих событиях маршалов и генералов, крупных партийных и государственных деятелей, в коллективных сборниках воспоминаний ветеранов войны, в монографиях ученых и обобщающих трудах по истории Чечено-Ингушетии, Северного Кавказа и Советского Союза.

Да, что далеко ходить. Достаточно обратиться к тем же отложившимся в архиве документам НКВД. Из них мы узнаем, что сам Б. Кобулов в составе очень внушительной свиты Берия находился на Северном Кавказе и, в частности, в Чечено-Ингушетии во время «событий», описанных им позже в докладной записке. Больше того, Берией было поручено лично ему, Кобулову, руководить специально созданным в августе – сентябре 1942 г. «штабом НКВД по обороне Кавказа». В распоряжение Кобулова были переданы многотысячные подразделения отборных внутренних войск НКВД, боевая техника, опытные офицеры спецслужб, специально вызванные из Москвы. И все это в тылу армейских частей, отчаянно сдерживающих натиск гитлеровцев. И все это с единственной целью – подавлять в этом тылу любые антисоветские выступления, мятежи, дезертирства, бандитизм. А Кобулов, спустя год после пребывания на Северном Кавказе, указывает в докладной записке, что именно такие явления, с которыми ему было поручено бороться, в Чечено-Ингушетии тогда и происходили. Почему же он на месте не боролся с ними? Боролся? Но где же свидетельства этого в виде хотя бы каких-нибудь приказов, распоряжений, других документов? Почему никто из участников событий тех лет не помнит кобуловской борьбы с мятежами, восстаниями и многотысячными бандами в Чечено-Ингушетии? Да просто потому, что ничего подобного в ЧИАССР во время войны не было. В частности, об этом свидетельствует и разведчик – сын самого Берия, – который в это время оказался на месте событий и тесно общался с теми же Б.  Кобуловым, И. Серовым и другими руководителями карательных органов.

Вот, что Серго Берия пишет: «В обороне Кавказа участвовали и местные жители. На горных перевалах насмерть стояли и ингуши, и осетины, и чеченцы. Я это видел своими глазами. Отец (т.  е. Лаврентий Берия. – М.М.) тоже с глубоким уважением относился к этим людям, встречался со старейшинами, деятелями духовенства.

К сожалению, решение политбюро было принято и этих людей выслали. Подлость, безусловно. Но приказ был отдан, и внутренние войска заставили эту подлость сделать» (Серго Берия. «Мой отец – Лаврентий Берия». М.: Современник. 1994. С. 21).

Оставим на совести С. Берия утверждения, что его отец, Лаврентий Берия, уважал чеченцев и ингушей и что единственным виновником расправы с ними являлось политбюро (сын хоть как-то пытается оправдать отца). Для нас важнее его признание об активном участии чеченцев и ингушей в борьбе с гитлеровцами и осуждение их депортации. Кстати, это настойчиво повторяется на многих страницах его книги (СергоБерия. Указ. соч. С. 57, 98, 113, 185, 191, 214, 346, 347).

Итак, более чем достаточно веских доказательств несостоятельности обвинений чеченцев и ингушей в массовом пособничестве гитлеровцам, содержащихся в упомянутой справке Б. Кобулова (как и в справке И. Серова). Коснемся вопроса, в связи с чем эта справка создавалась.

Со второй половины 1943 г. началась третья попытка Сталина депортировать чеченцев и ингушей. Первые две сорвались из-за наступления гитлеровцев в середине 1942 г. и в начале февраля 1943 г. из-за их близкого расположения от Чечено-Ингушетии. Теперь немцев отогнали подальше (в том числе и с помощью отважно сражавшихся на фронтах чечено-ингушских воинов) и можно было снова приступать к осуществлению ранее задуманных действий по ликвидации Чечено-Ингушской «автономии» и выселению всех чеченцев и ингушей.

Тайная государственная операция по подготовке и проведению депортации чеченского и ингушского народов получила наименование «Чечевица». Непосредственными руководителями ее осуществления были назначены Л. Берия и четыре его главных помощника: комиссары госбезопасности 2-го ранга (генерал-полковники) Б. Кобулов, И.  Серов, С. Круглов и А. Апполонов, командующий внутренними войсками страны. Впрочем, в дальнейшем предусматривалось привлечь к этой операции и остальных руководителей карательных органов: наркома НКГБ, комиссара госбезопасности 1-го ранга (генерала армии) В.  Меркулова и начальника ГУРК «Смерш», комиссара госбезопасности 2-го   ранга (генерал-полковника) В. Абакумова.

За ходом подготовки «Чечевицы» внимательно следил сам Сталин.

В плане осуществления «Чечевицы» Б. Кобулову и было дано задание собрать материал по дискредитации чеченского и ингушского народов. С этой целью он во главе целой бригады «специалистов» выехал в Чечено-Ингушетию. Кобуловская бригада в течение октября месяца разъезжала по районам автономной республики в поисках «негатива». Если такового не было или казалось, что его мало, кобуловские «специалисты» сами тут же состряпывали материалы об «антисоветских акциях» чеченцев и ингушей, об их пособничестве гитлеровцам и т. д. Так и родилась в начале ноября 1943 г. докладная записка «О положении в районах Чечено-Ингушской АССР» на имя Л. Берии. Последнему она очень понравилась, и он так отозвался о ней 13 ноября: «Тов. Кобулову. Очень хорошая записка». А 18 ноября 1943 г. Берия окончательно утвердил план операции «Чечевица».

Такова роль кобуловской докладной записки в выработке плана депортации чеченцев и ингушей. Позже она же послужит основой для создания различных других справок карательных органов в местах ссылки вайнахов. А ныне, как видим, она опять извлечена из архивных запасников фальсификаторами, пытающимися воскресить сталинско-бериевские клеветнические нападки на чеченский и ингушский народы.

Лживые обвинения из показаний арестованных

Вторым «источником и составной частью» фальсификаций пыхаловых, логиновых и других черносотенно-«великодержавных» авторов являются «избранные» извлечения из допросов арестованных НКВД. В «Шпионе» и «Отечестве» повторяются выдержки из показаний двух таких фигурантов. Оба не вайнахи (хотя И. Пыхалов пытается представить их чеченцами), оба допрашивались в январе 1943  г. Один из них был бывшим руководителем райотдела НКВД, второй – командиром группы немецких парашютистов.

...Отвлечемся на минуту от опубликованных выдержек допросов и представим себе следующую картину: некто предъявляет нам документ, из которого следует, что Геббельс, Гиммлер или сам Гитлер в разгар войны с Советским Союзом вдруг обращается с проповедью к чеченцам и ингушам, в которой доказывает, что Советская власть дала им, чеченцам и ингушам, счастливую жизнь; что при царизме они бедствовали, а при Советской власти разбогатели, что стыдно им, чеченцам и ингушам, изменять такой замечательной власти и переходить на сторону Германии и Турции, где их соотечественникам живется гораздо хуже, что если они изменят Советской власти, то явят, тем самым, свою черную неблагодарность, корыстолюбие, эгоизм и прочие отвратительные черты.

Ну как, поверили бы в такое? Скорее всего, такая проповедь вам показалась бы бредом сумасшедшего или глупой шуткой.

Ну а если таким ярым «марксистско-ленинским» пропагандистом выступает не Геббельс, а «всего лишь» матерый гитлеровский полковник – разведчик, вы поверите? Между тем и в «Шпионе», и в «Отечестве» нам на полном серьезе предлагают в это поверить. Вот ими приводимое «признание» несостоявшегося «кавказского гауляйтера», гитлеровского полковника – парашютиста Османа Губе, который всю свою жизнь, начиная с 20-х гг., боролся с Советской властью: «Среди чеченцев и ингушей я без труда находил нужных людей, готовых предать, перейти на сторону немцев и служить им.

Меня удивляло: чем недовольны эти люди? Чеченцы и ингуши при Советской власти жили зажиточно, в достатке, гораздо лучше, чем в дореволюционное время, в чем я лично убедился после 4 месяцев с лишним нахождения на территории Чечено-Ингушетии.

Чеченцы и ингуши, повторяю, ни в чем не нуждаются, что бросалось в глаза мне, вспоминавшему тяжелые условия и постоянные лишения, в которых обитала в Турции и Германии горская эмиграция. Я не находил иного объяснения, кроме того, что этими людьми из чеченцев и ингушей, настроениями изменническими в отношении своей Родины, руководили шкурнические соображения, желание при немцах сохранить хотя бы остатки своего благополучия, оказать услуги, в возмещение которых оккупанты им оставили бы хоть часть имеющегося скота и продуктов, землю и жилища». (ГАРФ, ф. Р-9478, оп. 1, д. 228, л. 228–268) (С. 30).

В «Шпионе» цитируется тот же Губе из того же документа (только фонд, видимо, в «Отечестве» указывается неверно – ф. Р-9478, в «Шпионе» – ф.  Р-9479).

Читаешь эту проповедь – «признание» гитлеровского полковника и чуть от умиления слеза не прошибает: до чего же идейно выдержанные в коммунистическом духе слова говорит махровый фашист! Вот только врет, как сивый мерин.

В самом деле, если чуть ли не все встреченные им чеченцы и ингуши готовы были переходить на сторону гитлеровцев, то как же случилось, что ему, Осману Губе, так и не удалось за четыре с лишним месяца пребывания в горах ни подбить их на антисоветское восстание, ни сколотить из них хотя бы маленький повстанческий отряд? Ведь все (и  совокупность документов, и совокупность очевидных обстоятельств) указывают на то, что миссия парашютиста-разведчика провалилась. Провалилась потому, что никто из чеченцев и ингушей не откликнулся на призывы Османа Губе. Все время своей «одиссеи» в горах Чечено-Ингушетии он находился в плотной «опеке» мюридов Арсанова. По приказу своего устаза они и сдали гитлеровского полковника в НКВД. Ясное дело, что достались почести, ордена и повышения по службе за поимку такой крупной «вражеской птицы» не им, рисковавшим жизнями, а, как обычно, восседавшим в теплых кабинетах высоким энкавэдэшным начальникам. Спасибо и за то, что хотя бы через 20–30 лет вспомнили об Ахмате Парагульгове, главном герое захвата командира гитлеровских парашютистов, и наградили его орденом Красной Звезды.

Таким было истинное отношение чеченцев и ингушей к Осману Губе и он никак не мог быть благодарным им за такое отношение. Это и отразилось в его «обличениях» в форме эдакой коммунистической агитки по «разоблачению» их (смешно сказать) «предательств». Только зачем нам это принимать за «чистую монету»? И еще одно. На допросе Осман Губе назвал нескольких конкретных лиц как изменников Советской власти. Тогда же в январе 1943  г. то же самое сделал другой арестованный  – бывший чекист (кумык по национальности) Абдул-Керим Пашаев. Он утверждал, что чуть ли не все начальство НКВД республиканского и районного уровня Чечено-Ингушетии было связано с бандитами и действовало с ними заодно. Такие показания вызвали даже обоснованное недоверие у следователя («Шпион». 1993. № 2. С. 6).

Конечно, все эти показания тогда же проверили и перепроверили (ведь в это время почти во всех республиканских органах находились приставленные с лета 1942 г. особые представители лично от Л. Берия). И если бы клеветнические обвинения из допросов арестованных хотя бы частично подтвердились, то обвиненные должностные лица не только не остались бы на своих постах, но и на свободе. То, что этого не произошло, свидетельствует само за себя.

Но Пыхалов и некоторые его единомышленники считаться с этим не хотят. Они переносят не подтвердившиеся клеветнические обвинения из упомянутых допросов на целый ряд конкретных лиц, отдельные из которых еще живы, а у других остались дети и родственники. Каково им читать клевету на самых близких людей?

Фальсификации из таинственной пещеры

«Третьим источником» рассматриваемых фальсификаций истории является содержимое таинственной пещеры, извлеченное работниками НКВД накануне переселения чеченцев и ингушей.

В ночь с 14-го на 15 февраля 1944 г. сильный оперотряд во главе с комиссаром госбезопасности 3-го ранга Церетелли окружил пещеру горы «Бачи-Чу» Дзумсоевского сельсовета Итум-Калинского района. Но того, кого пытались схватить – Хасана Исраилова (Терлоева), – здесь не оказалось. Зато нашли его бумаги и переписку общим весом около двух килограмм. Об этом событии дважды докладывали лично Л. Берии его заместители И.  Серов и Б.  Кобулов. С тех пор «источник» в виде исраиловских бумаг стал прямо-таки неиссякаемым «кладезем» для всяческих, нередко фантастических, измышлений. И немудрено: пещерная добыча НКВД необычна и интересна.

В ней оказались документы «оперативной игры» НКВД с Хасаном Исраиловым, и видимо, такой же игры Хасана Исраилова с НКВД, вперемешку бумаги с «дезой» и правдивой информацией. Не исключено, что некоторые из «документов» специально были составлены (и оставлены затем в пещере), чтобы обмануть и запутать противника, другие предназначались для пропагандистских целей. Уже в самых первых двух докладных записках Серова и Кобулова встречаются расхождения по поводу содержания сведений в записях Исраилова. Например, в первой докладной записке Серова говорится, что в обнаруженных в пещере списках «членов повстанческой организации НСПКБ» таковых насчитывается 6 540  человек. В следующем донесении за подписями И. Серова и Б. Кобулова в списках повстанцев указываются лишь 540 человек. Согласитесь, если где-то случайно не вкралась лишняя или не исчезла необходимая цифра в 6 000  человек, то уж слишком несопоставимые данные даются в двух докладных записках заместителей Берии («Шпион». 1993. №  2. С. 66–68). Но и это не все. В солидной монографии докторов исторических наук Н. Ф. Бугай и А.  М.  Гонова «Кавказ: народы в эшелонах (20–60-е  гг.)» (М.:  Инсан, 1998. С. 135), в списках организации Исраилова значится 5 000 человек, а готовых за ними следовать – 24 970   человек!

Понятно, что все эти «данные» не только не согласуются друг с другом, но и со здравым смыслом: такого количества взрослых мужчин в то время просто не было в 20 указанных высокогорных аулах! А о несоответствии содержания «пещерных» документов с документами партийных, «советских», чекистских и иных органов Итум-Калинского, Галанчожского и Шатоевского районов (где якобы чеченские нацисты пребывали) и говорить нечего! Между ними – ничего общего.

Казалось бы, исследователи должны учитывать «специфику» «пещерных» документов и внимательно проанализировать их с учетом других источников. Но ведь фальсификаторам этого не нужно. Их устраивает «ловить рыбку в мутной воде» дезинформации.

Таковы основные «три источника, три составные части...» фальсификаций истории Чечено-Ингушетии времен войны и выселения чеченцев и ингушей.

Но, как уже отмечались, они не единственные. В «Шпионе», «Отечестве» и других изданиях встречаются и другие приемы искажения исторической правды. Например, «наперсточная игра» в статистику с цифрами, извлеченными из сомнительных источников и публикаций. Или непомерные (прямо-таки, нелепые) обобщения единичных фактов следующим образом: читателю, например, долго и нудно рассказывается биография какого-нибудь настоящего или мнимого предателя, а затем на этой «основе» делаются обобщения: если этот «предатель» был комсомольцем – то все комсомольцы Чечено-Ингушетии тоже были предателями, если он был чекистом – то все чекисты «автономии» были предателями, если интеллигентом – то вся чечено-ингушская интеллигенция предательская.

Особенно часто этот немудреный, но действенный прием присутствует в рассматриваемой нами статье Игоря Пыхалова «Кавказские орлы» третьего рейха».

На некоторых из этих примеров фальсификации нужно остановиться особо.

О НАГРАЖДЕННЫХ «ПРЕДАТЕЛЯХ», «ИЗМЕНИВШИХ» ЧЕКИСТАХ И «ДЕЗЕРТИРОВАВШИХ В БАНДЫ» СЕКРЕТАРЯХ РАЙКОМОВ ВКП(Б)

Раздел «Райком закрыт — все ушли в банду» является в статье «Кавказские орлы» третьего рейха» ударно-заключительным. В нем собраны все виды фальсификаций, посредством коих читатель подводится к выводу: во время войны, и особенно в августе – сентябре 1942 г., вся «национальная» Чечено-Ингушетия стала «предательской». Тяжелейшие авторские обвинения, раздаваемые чеченцам и ингушам налево и направо, никак и ничем не обосновываются – они просто декларируются, провозглашаются.

О загадочном письме наркома

И только на одном обвинении И. Пыхалов останавливается подробно. Оно занимает у него большую часть упомянутого раздела. Речь идет о «сенсационном открытии» Пыхаловым «измены» самого наркома внутренних дел ЧИАССР, капитана госбезопасности Султана Албогачиева. Сославшись на один из протоколов заседания бюро обкома ВКП(б) ЧИАССР конца 1941 г., в котором указывалось на недостаточную активность наркомата внутренних дел в борьбе с «бандитизмом», Пыхалов риторически вопрошает: «В чем была причина такой пассивности?» и ошарашивает читателя, предъявляя ему в виде ответа текст «предательского письма» руководителя НКВД «автономии» главарю антисоветских повстанцев Хасану Исраилову (Терлоеву). Из письма вытекает, что эти лица не только сами давно взаимодействовали в борьбе с Советской властью, но и были непосредственно связаны с какими-то властными кругами фашистской Германии чуть ли не с начала войны, если еще не раньше.

Вот это письмо: 

«Дорогой Терлоев! Привет тебе! Я очень огорчен, что твои горцы раньше положенного времени начали восстание (имеется в виду волнение жителей сел. Борзой в октябре 1941 г. – М.М.). Я боюсь, что если ты не послушаешь меня, и мы, работники республики, будем разоблачены...

Смотри, ради Аллаха, держи присягу. Не назови нас никому.

Ты же разоблачился сам. Ты действуй, находясь в глубоком подполье. Не дай себя арестовать. Знай, что тебя будут расстреливать. Связь держи со мной только через моих доверенных пособников.

Ты пиши мне письмо враждебного уклона, угрожая мне возможным, а я тоже начну преследовать тебя. Сожгу твой дом, арестую кое-кого из твоих родственников и буду выступать везде и всюду против тебя. Этим мы с тобой должны доказать, что будто мы непримиримые враги и преследуем друг друга..

Пиши сведения об итогах настоящего восстания и пришли их мне, я их сразу сумею отослать по адресу в Германию.

Ты порви мою записку на глазах моего посланника. Время опасное, я боюсь.

10.ХI. 1941 г.»

(ГАРФ,ф.Р-9478, оп.1,д.55,л.1–9;И.Пыхалов.Указ.статья.С.31).

Итак, письмо попало в руки работников НКВД СССР. Что за этим должно было последовать? Ну, это угадать совсем нетрудно. Каждый, имеющий хотя бы отдаленное представление о сталинских временах (тем более периода войны), легко может представить, какие бы «громы и молнии» обрушились на республику с самых вершин Кремля, если бы содержание этого письма соответствовало действительности. Какие бы тогда завихрились в «автономии» разборки, обличения, чистки, аресты! Сколько бы голов должностных лиц слетело с плеч! И первой, само собой, – голова Султана Албогачиева. А что случилось на деле? Да ничего. Точнее: прямо противоположное. Султана Албогачиева стали поощрять, награждать, повышать в воинских званиях. Вопреки критике в ЧИАССР, взлет его был прямо-таки стремительным: за год с небольшим он из капитана превратился в полковника госбезопасности, удостоился ордена и летом 1943 г. был вызван на работу в Москву. Странное «наказание» для предателя, не правда ли?

Могут, наверное, возразить, что свои повышения и награды С. Албогачиев получил до того, как о его предательстве стало известно в НКВД СССР. Имеется в виду, что пресловутое албогачиевское письмо скорее всего было найдено в таинственной дзумсоевской пещере (в составе других бумаг X.  Исраилова (Терлоева) лишь 15 февраля 1944 г. Пусть так. И что же, карательные органы не могли после этого отыскать и арестовать уехавшего в Москву С. Албогачиева? Полноте! Не принимайте читателей за идиотов.

Что же тогда означал на самом деле текст послания С. Албогачиева X. Исраилову.

На наш взгляд, это образчик «оперативной игры» НКВД с противником. С противником – потенциально очень опасным. Претензии Исраилова на руководство всеми недовольными Советской властью в горной Чечне пока еще выглядели беспочвенным самомнением, хвастовством. Но в благоприятной обстановке они могли стать реальностью. Исраилов, казалось, обладал необходимыми для лидера качествами: волей, широким кругозором, грамотностью, политической изворотливостью, знанием методов и приемов борьбы партийных и чекистских органов. Поэтому НКВД и предпринимались всяческие меры для скорейшего его «обезвреживания». В их ряду – и данное албогачиевское письмо. Его цель: обмануть Исраилова, втереться к нему в доверие, подобраться поближе для нанесения решающего удара. Есть и другое объяснение: сделать тайное письмо энкавэдэшника известным среди союзников и последователей Исраилова с целью посеять среди них недоверие к нему, расколоть их подозрениями о тайных связях Исраилова с НКВД.

Но и Хасан Исраилов, видимо, был «не лыком шит». Он решил ответить врагам «тем же самым по тому же месту». Поэтому и не выполнил просьбу отправителя письма: «Ты порви мою записку на глазах моего посланника». И письмо, с момента получения его Исраиловым в октябре 1941 г. и вплоть до обнаружения его в горной пещере 15 февраля 1944 г. сотрудниками НКВД СССР, находилось у Исраилова. Потом оно вместе с другими бумагами Исраилова, в которых содержались и заведомо вымышленные сведения и «деза» против НКВД, попало в руки Б. Кобулова и И. Серова. Затем легло на стол самого Л. П. Берия.

По нашей условной классификации, это письмо относится к «третьему источнику, третьей составной части» фальсификации нашей истории периода войны и выселения чеченцев и ингушей. К этому «пещерному сокровищу» НКВД Пыхалов (далее в разделе «Райком закрыт – все ушли в банду»), добавляет «сокровища» двух других источников фальсификации.

«Подстать Албогачиеву (чью просьбу о враждебном письме Исраилов добросовестно выполнил), – пишет Пыхалов, – были и его подчиненные. О предательстве начальника отдела по борьбе с бандитизмом НКВД ЧИАССР Идриса Алиева я уже писал» (ПыхаловИ. Указ. статья. С. 31).

Действительно писал – только в другом разделе своей статьи, на странице 28. Там упоминается о некоем якобы восстании горцев в августе 1942 г. под руководством Майрбека Шерипова.

Оставим пока в стороне вопрос о том, что такого восстания вообще не было, и поищем вместо «забывчивого» автора источники, из которых он извлек сведения о предательстве И. И. Алиева и о его связях с руководителем «повстанцев» Майрбеком Шериповым. Находим их все в том же «Шпионе» в донесении кобуловского засланца Бодунова в Москву от 25 октября 1942 г. и в протоколе допроса в январе 1943 г. А.-К. Пашаева, арестованного НКВД («Шпион». М., 1993. № 2. С. 63, 66).

У нас есть предельно простой, очень надежный и уже испытанный способ выявить степень правдивости обвинений должностного лица в предательстве – это сама его судьба и служебная карьера после того, как материалы с обвинениями на него передали в высшие органы НКВД СССР. Смотрим, что случилось с И. Алиевым после того, как доносы на него легли на стол Б. Кобулова и Л. Берия. И  видим, что его, как и Султана Албогачиева, стали поощрять, продвигать по службе, повышать в званиях – за год с небольшим он из капитана вырос до подполковника госбезопасности, – его наградили орденом и отозвали на работу в Москву. В выселении со своим народом Алиев не был и спецпереселенцем никогда не числился. Этого достаточно, чтобы уяснить, что в Кремле об истинной деятельности И. И. Алиева знали куда больше, и не только по упомянутым доносам, что его деятельность (какой бы она ни была) там ценили и, конечно, вовсе не считали Алиева изменником.

«Плеяда изменников» или «преданные кадры»?

Однако Пыхалов не желает считаться и с очевидностью, когда она мешает его обвинительным фабрикациям против чеченцев и ингушей. Входя в обличительный раж, он гнет свое, распространяя клевету на все больший круг конкретных лиц: «На районном уровне в органах внутренних дел,  – продолжает Пыхалов «разоблачения», – также имелась целая плеяда изменников. Это начальники райотделов НКВД: Старо-Юртовского – Эльмурзаев, Шароевского – Пашаев, Итум-Калинского – Межиев, Шатоевского – Исаев, командир истребительного батальона Пригородного райотдела НКВД Орцханов и многие другие» (ПыхаловИ. Указ. статья. С. 32).

На чем обосновываются эти обвинения, Пыхалов умалчивает. Но, исходя из опыта разборок его прежних «ребусов», нетрудно догадаться, «откуда дровишки». Привычно открываем «Шпион» – и пожалуйста!

На страницах 62 и 63 альманаха находим почти все фамилии, перечисленные в пыхаловском списке «плеяды изменников». Содержатся они в опубликованных здесь выдержках из протоколов допросов арестованных НКВД командира гитлеровской группы парашютистов Османа Губе (Саиднурова) и бывшего начальника райотдела НКВД Абдул-Керима Пашаева. Последний и сам наличествует в пыхаловском списке. Да только вот незадача для автора «Кавказских орлов» третьего рейха»: этот, видимо, единственный действительный предатель оказывается по национальности не чеченцем и не ингушом. Зато в своих показаниях он оговаривает значительное число их, бывших коллег по работе. Дополнив его оговоры на чеченцев и ингушей наветами гитлеровского полковника Губе, Пыхалов и составил свою «плеяду изменников» из числа чеченского и ингушского районного начальствующего состава чекистов и милиционеров середины 1942 г.

Он игнорирует то, что доносы арестованных фашиста и предателя при проверках не подтвердились.

Зачем же тогда нам верить на слово всяким фальсификаторам? Поэтому обращаемся к свидетельству более надежных источников. В своих печатных работах историк В. И. Филькин, бывший во время войны секретарем Чечено-Ингушского обкома ВКП(б), специально остановился на этом вопросе.

Оказывается, как раз те, кто у Пыхалова попал в «плеяду изменников», на самом деле были лучшими, наиболее профессионально подготовленными, честными и преданными своему делу работниками правоохранительных органов. Их специально призвали обком ВКП(б) и правительство Чечено-Ингушской Республики в самый сложный и опасный для ЧИАССР момент войны. Эта мера была вынужденной. Вызвана она была обозначившимся в конце 1941 г. у прежних работников НКВД развалом оперативной работы, слабой эффективностью в борьбе с бандитизмом, выявившимися среди них связями с «темными элементами» и бандитами, случаями взяточничества, морального разложения, непрофессионализмом в работе и т. д. В связи с этим бюро обкома ВКП(б), например, в конце 1941  г. ставит вопрос о снятии с должностей начальника Пригородного отделения НКВД Цуцуровского, начальника Атагинского отделения НКВД Разживина, поднимает вопрос о наказании за трусость и сдачу врагу оружия руководителя опергруппы НКВД Коршева и т. п. (ЧИОПА, ф. 1, оп. 1, д. 758, л. 47–49).

Как видим, среди осуждаемых бюро обкома ВКП(б) должностных лиц районного НКВД мелькают фамилии вовсе не чеченские и не ингушские. На этом факте мы останавливаемся лишь по той причине, что Пыхалов без всяких оснований пытается приписать все негативные явления в среде районного НКВД и милиции времен войны исключительно чеченцам и ингушам.

О причинах замены почти всего районного руководства НКВД бывший секретарь обкома ВКП(б) писал так: «В процессе борьбы с бандитизмом обком ВКП(б) вскрыл серьезные негативные явления в органах НКВД. В частности, в ряде районов аппарат этих органов был засорен случайными людьми, смыкавшимися с бандитскими элементами... Учитывая эти обстоятельства, в конце 1941 – начале 1942 г. обком ВКП(б) осуществил мероприятия по укреплению органов НКВД молодыми, преданными, дееспособными кадрами, которые, опираясь на сельское население, значительно активизировали борьбу с бандитизмом» (ФилькинВ.И.Патриотизм трудящихся Чечено-Ингушской АССР в период Великой Отечественной войны. Грозный, 1989. С. 30).

Итак, те, кто в августе–сентябре 1942 г. встретил тяжелый час испытаний на своих постах в районной милиции и НКВД, были вовсе не «плеядой изменников», а «молодыми, дееспособными, преданными кадрами», которые отстаивали республику в борьбе с внешними и внутренними врагами, «опираясь на сельское население».

Некоторые из них, попавшие в пыхаловский список, как например, шатоевский Исаев, выдвинулись вскоре в республиканское партийное руководство. Заслуги других, – вроде А. А. Межиева и Д.  Хасаева – получили отражение в исторической литературе и прессе 60–70-х гг. (КурылевИ.В. Боевой путь милиции Чечено-Ингушетии. Грозный. 1976. С. 138–140; газеты «Даймохк» 60–70-х гг.). Имя Х.  И.  Орцханова до сего дня носят улицы городов и сел Ингушетии. О действиях чекиста Эльмурзаева против гитлеровских парашютистов упоминается даже в одном из документов, опубликованных в «Шпионе» («Шпион». М., 1993. № 2. С. 61, 62).

Сказанное наглядно выявляет полнейшую несостоятельность и клеветническую преднамеренность пыхаловских обвинений в адрес национальных кадров правоохранительных органов Чечено-Ингушетии времен войны.

Но автора «Кавказских орлов» третьего рейха» ничто не может устыдить, он продолжает свой клеветнический «блицкриг» на историческом поле. «Не отставали от чекистов и местные партийные руководители, – вещает Пыхалов в разделе статьи «Райком закрыт – все ушли в банду». – Как было сказано на этот счет в уже цитировавшейся записке Кобулова: «При приближении линии фронта в августе-сентябре 1942 г. бросили работу и бежали 80  членов ВКП(б), в т. ч. 16 руководителей райкомов ВКП(б), 8 руководящих работников райкомов и 14  председателей колхозов».

Заостряя Кобулова, Пыхалов далее пишет: «Для справки: в это время ЧИАССР включала в себя 24 района и гор. Грозный. Таким образом, со своих постов дезертировали ровно две трети первых секретарей райкомов. Можно предположить, что оставшиеся в основном были «русскоязычными», как, например, секретарь Ножай-Юртовского РК ВКП(б) Куролесов» (ПыхаловИ. Указ. статья. С. 32).

В данном случае автор «Кавказских орлов» третьего рейха» манипулирует выдержкой из печально «знаменитой» докладной записки Б. Кобулова на имя Л. Берии «О положении в районах Чечено-Ингушской АССР» от 9 ноября 1943 г. Выше отмечалось, что эта записка была составной частью подготовки операции «Чечевица» – операции по выселению чеченцев и ингушей. Ей ставилась задача любыми путями дискредитировать народы, предназначенные к государственной расправе. И она эту задачу выполнила. Поэтому содержание кобуловской записки не может быть ничем иным, как самым безудержным очернением чеченского и ингушского народов, как чудовищной клеветой на эти народы. Ни одним из достоверных источников не подтверждается дикий вымысел о том, что в момент подхода гитлеровцев к границам Чечено-Ингушетии со своих постов сбежали две трети чечено-ингушских секретарей райкомов ВКП(б). Ведь это означало бы не что иное, как падение партийной диктатуры в одной отдельно взятой «автономии» Советского Союза.

Нетрудно представить, какую реакцию такое событие вызвало бы в высших партийных, правительственных и военных кругах Советского Союза! Могло ли случиться, что в Чечено-Ингушском обкоме ВКП(б) не заметили, что лишились двух третей своих опорных пунктов в районах республики? Смешно даже задавать такой вопрос – в обкоме существовала каждодневная связь с райкомами. И документы свидетельствуют, что в августе–сентябре 1942 г. райкомы вовсе не были обезглавлены, а очень активно работали, мобилизовывая все силы и средства районов на защиту республики. То же самое отмечено во всех исторических работах по истории Отечественной войны, в обобщающих трудах по истории, в научно популярных статьях, в воспоминаниях ветеранов войны. Да разве могло такое, из ряда вон выходящее событие, как массовый уход руководителей райкомов партий в бандиты, проскользнуть мимо (если бы оно имело место) такого специального исследования, основанного на огромном документальном материале партийных архивов, как монография В. И. Филькина «Чечено-Ингушская партийная организация в годы Великой Отечественной войны Советского Союза» (Грозный, 1960)?! Безусловно, нет.

В другой своей работе секретарь Чечено-Ингушского обкома ВКП(б) времен войны В. И. Филькин отмечал: «В августе же 1942 г. по инициативе и под руководством райкомов ВКП(б) были проведены антифашистские митинги в городах и районах республики. Все антифашистские митинги большого и малого масштаба показали готовность чечено-ингушского народа грудью защищать свою Родину» (ФилькинВ.И.Патриотизм трудящихся Чечно-Ингушской АССР в период Великой Отечественной войны. Грозный, 1989. С. 11).

«Коммунисты республики сумели мобилизовать колхозное крестьянство на борьбу с преступными действиями бандитских групп и успешно обезвреживали их» (Там же. С. 30). Под руководством райкомов ВКП(б) сельское население Чечено-Ингушетии ответило на фашистское вторжение досрочным выполнением «всех заданий ГОКО СССР по заготовкам хлеба, мяса и других сельскохозяйственных продуктов, совершенствованием оборонительных сооружений под Малгобеком и вокруг Грозного. Так, колхозы Галанчожского, Шатоевского районов (откуда якобы дезертировали секретари райкомов ВКП(б). – М.М.) в 1942 г. досрочно выполнили государственный план по производству животноводческих продуктов и много мяса сдали в счет 1943 г. В 1943 г. колхозы и совхозы досрочно выполнили государственный план по животноводческим продуктам, а годовой план по поставке зерна был выполнен на 111 %» (Там же. С. 31). Следует учесть, что эти самоотверженные дела ради помощи фронту совершались чеченскими и ингушскими сельчанами, живущими очень трудно, нередко впроголодь. Даже в тогдашних партийных документах содержатся признания того, что в ряде горных районов республики со времени организации колхозов населению за трудодни почти ничего не выплачивалось, а другим – не выплачивалось абсолютно, т. е. людей заставляли работать на государство бесплатно» (Новые документы из архива ЦК КПСС // Газета «Известия». 14.03. 1992; ЧИОПА, ф. 1, оп. 5, д. 5, л. 43–45).

И несмотря на это, горцы, в своем подавляющем большинстве, как могли, отстаивали во время войны совсем немилосердное к ним государство.

Огульная клевета и оскорбленная правда

Огульная клевета Пыхалова в адрес большого количества должностных лиц Чечено-Ингушетии времен войны оскорбила память многих заслуженных людей республики. Сегодня их родные и близкие приносят в Архивное управление документы из личных архивов в доказательство лживости пыхаловских обвинений. Дело дошло до того, что такие документы о своем отце предоставила автору этих строк первый заместитель Архивного управления Правительства Чеченской Республики.

В документах ее отца, бывшего первого секретаря райкома ВКП(б) Веденского района Абдул-Вагаба Тепсаева, очень точно и определенно указывается, где он был и что делал в тот критический для республики момент войны, когда, по бездоказательному утверждению Пыхалова (и Кобулова) «все чеченские и ингушские руководители районных партийных органов» якобы сбежали со своих постов и пополнили собой «банды».

В документах А.-В. Тепсаева говорится, что в сентябре 1942 г., когда в районе Моздока и Малгобека разгорелись ожесточенные бои, он, Тепсаев, был вызван секретарем обкома ВКП(б) Муслимом Гайрбековым. Гайрбеков поручил ему, в случае оккупации гитлеровцами Чечено-Ингушетии, возглавить подпольно-партизанское сопротивление в двух районах – Веденском и Шалинском.

Выполняя это задание, А.-В. Тепсаев создал тайный командный пункт предстоящей борьбы в труднодоступном тогда горном селе Элистанжи. Из партийных, советских, комсомольских работников двух районов и вообще надежных людей он начал сколачивать ячейки и звенья разветвленной подпольной организации, наметил костяк партизанских отрядов и назначил их командиров. Вместе с этим в заранее определенные места и пункты тайно завозилось значительное количество продовольствия и других предметов «неприкосновенных фондов» для участников предстоящей борьбы с оккупантами.

Кроме того, проводилась и специальная подготовительная работа с населением.

«Помню еще, – пишет А.-В. Тепсаев, – что с колхозниками мы провели большую работу с тем, чтобы в случае нужды они передали партизанам всех лошадей, годных для верховой езды. Настроение колхозников было бодрое и твердое. Это, например, видно было из того, что ни один из сброшенных в Веденский район парашютистов не уцелел: колхозники их ловили и немедленно передавали власти.

Однажды обнаруженный нами немецкий офицер-парашютист немедленно принял яд и отравился на наших глазах. В кармане у него мы нашли сырую тыкву и лесные шишки (мушмулу): в лесу, видно, долго скрывался, не находя приюта у населения Веденского района».

А.-В. Тепсаев уверенно заявляет: «Партийная организация моего Веденского района готова была перейти на нелегальное положение.

Во многие села для партизанских отрядов завезено было оружие, техника и продовольствие. Для меня несомненно одно: в случае занятия территории агрессорами началась бы всеобщая жестокая партизанская война».

Это подтверждает, – только распространяя и на другие районы республики – и бывший заместитель министра внутренних дел Чечено-Ингушской АССР И. В. Курылев: «Известно, что на случай оккупации Чечено-Ингушетии, в сентябре и октябре 1942 г. под руководством областного комитета ВКП(б) было создано 28 партизанских отрядов, охватывающих 1 081 человек. В распоряжении отрядов имелись радиостанции, оружие, боеприпасы и все необходимые средства диверсионной работы.

В командно-политический состав партизанских отрядов были включены партийные работники, работники НКВД и милиции» (Курылев И.В.Указ. соч. С. 156). 3 *

Таким образом, не дезертировали в банды в августе – октябре 1942 г. руководители чечено-ингушских районных партийных органов и органов НКВД и милиции, как это утверждает Пыхалов, а готовились они к жестокой и опасной подпольной борьбе и партизанской войне. Но во второй половине ноября 1942 г. гитлеровцев стали оттеснять от границ республики, и районное начальство вернулось к своим прямым обязанностям, остающимися очень тяжелыми и напряженными.

За одного – всех!

В рассматриваемом разделе статьи Пыхалова «Райком закрыт – все ушли в банду» присутствует и другой, упоминавшийся уже, прием фабрикации лживых обвинений в виде переноса мнимого или настоящего преступления одного лица на большую группу людей или целые слои населения.

Так, после негодующих «филиппик» в адрес партработников и милиции, автор «Кавказских орлов»... обращает свой указующий перст на чечено-ингушскую интеллигенцию: «Столь же предательски повела себя и местная интеллигенция» (С. 32). Из чего это следует? – А как же, мол, вот редактор «Ленинского пути» Тимуркаев вместе с Авторхановым перешли к немцам, с ними были знакомы и связаны «нарком просвещения Чантаева (читайте «Чентиева». – М.М.) и нарком соцобеспечения Дакаева». – Ну и что?

– Как что? Значит и вся чечено-ингушская интеллигенция предательская! Какова логика?! Впрочем, подобный же «глубокомысленный вывод» Пыхалов демонстрирует и на странице 25 своей статьи.

Здесь оказывается достаточным тот факт, что лидер антисоветских повстанцев X. Исраилов когда-то был комсомольцем и учился в вузе, чтобы объявить, что на смену старым кадрам бандитов во время войны «не замедлила прийти молодая смена воспитанная советской властью, учившаяся в советских вузах комсомольцы и коммунисты, наглядно показавшие справедливость пословицы «Сколько волка ни корми, он все в лес смотрит».

В своей статье Пыхалов всячески пытается создать представление читателя, что сопротивление сталинскому режиму в Чечне, именуемое «бандитизмом», «контрреволюционными выступлениями» и т. д. проявилось только после начала войны Советского Союза с гитлеровской Германией. Для чего это ему? Потому что в исторической литературе давно отказались от однозначных негативных оценок таких антисоветских выступлений, как кронштадский мятеж, махновщина, тамбовская «антоновщина», восстания крестьян в Сибири и на Украине, басмачество в Средней Азии и т. д. Теперь при характеристике таких исторических явлений, раньше однозначно называемых «бандитизмом», «кулацкими мятежами» и т. п. указывается, что они были выражением сопротивления крестьян произволу и насилиям новой власти, госограблениям, особенно в виде коллективизации, духовному и физическому террору за инакомыслие, за религиозность и т. п. Все это было присуще и Чечне. Но признание этого неоспоримого факта мешает Пыхалову представить, так называемый «бандитизм» в Чечено-Ингушетии (историческое явление, которое еще ждет своего глубокого и объективного исследования), как сплошное «предательство» в пользу гитлеровской Германии. «Бандитизмом» в Чечено-Ингушетии в 1941–1943 гг., какими бы причинами он не вызывался, было охвачено очень незначительное количество людей – по подсчетам В. И. Филькина менее 1% (ФилькинВ.И. Указ. соч. С. 32).

Но И. Пыхалов распространяет ответственность за него на всех чеченцев: «поскольку без пособничества местного населения в здешних условиях бандитизм невозможен, многих «мирных чеченцев» можно также с чистой совестью (как будто у Пыхаловых есть какая-то совесть! – М.М.) отнести к предателям» (ПыхаловИ.Указ. статья. С. 25).

Перейдем теперь к рассмотрению «постатейных» клеветнических обвинений против чеченского и ингушского народов.

«Отечественно-шпионские» «статьи обвинений» чеченцев и ингушей

«Кавказские орлы» третьего рейха» и по содержанию, и по форме напоминают некое судебно-обвинительное заключение. А их автор берет на себя роль то ли прокурора, то ли судьи над целыми народами – над чеченским и ингушским народами.

Разделы «Кавказских орлов...» выглядят отдельными «обвинительными статьями» общего заключения. Вот их названия: «массовое дезертирство», «бандитизм», «восстание 1941 г.», «восстание 1942  г.», «укрывательство диверсантов». И только заключительный раздел «Кавказских орлов...» носит более «публицистическое» наименование «Райком закрыт – все ушли в банду» (речь о нем уже шла выше).

При внимательном взгляде на содержания упомянутых разделов почти в каждом из них обнаруживаются серьезнейшие внутренние противоречия, несоответствия приводимых данных.

Главными их причинами являются не только противостояние с исторической правдой, с достоверными источниками, но и попытка совместить в небольших по объему разделах сразу две разновидности клеветнических фабрикаций на чеченцев и ингушей: старой, сталинско-бериевской, и «новой», черносотенно-«великодержавной».

Казалось бы, в сталинско-бериевских фальсификациях и без того наличествуют целые горы клеветнических наветов на чеченцев и ингушей. Для чего же «изобретать» новые? Оказывается, для пыхаловых даже их недостаточно. Поэтому они стремятся не просто вытащить из забвения и возродить замшелые наветы и обвинительные ярлыки на чеченский и ингушский народы сталинских «заплечных дел мастеров», они стремятся эти наветы «расширить», «углубить», «развить», «усилить», «наполнить дополнительным клеветническим содержанием», и в этом неуемном стремлении пыхаловы заходят так далеко, что порой невольно расходятся с некоторыми данными в фабрикациях своих бериевских предшественников и наставников.

Посмотрим, как это случилось в одной из первых «обвинительных статей» «Кавказских орлов...», именуемой «Массовое дезертирство».

Очевидное-невероятное: 16 511 = 70 000; «открытие» новых видов «дезертиров»: демобилизованных из Красной Армии и добровольцев в Красную Армию

«Первое из обвинений, которое следует предъявить чеченцам и ингушам, – начинает обвинительную речь И. Пыхалов, – это массовое дезертирство» (Указ. статья. С. 24). И предъявляет. На основе пресловутой докладной Кобулова на имя Берии, очернявшей чеченцев и ингушей в связи с госоперацией &laq

checheninfo.ru