ЧЕЧНЯ. История Кавказской войны до сих пор остается одной из актуальных и дискуссионных проблем отечественной истории. К сожалению, данная тема стала предметом различного рода спекуляций, не имеющих прямого отношения к исторической действительности. Очевидна цель рассматривать историю Кавказской войны как составной эпизод противостояния Востока и Запада («конфликта цивилизаций»), приписывая ей сугубо религиозную окраску. В связи с этим, крайне тенденциозно трактуется и история горско-казачьих отношений. Вопреки законам историзма проводятся произвольные сравнения с событиями в Чечне в конце XX века. Поэтому чрезвычайно важно объективное исследование архивных материалов и свидетельств современников о Кавказской войне.
Горцы вступали в ряды казаков по самым различным мотивам: вследствие принадлежности к оказачившимся осетинским общинам, из-за стремления сделать военную карьеру, ввиду воспитания в казачьей среде или элементарного желания приобрести земельный надел на равнине . В свою очередь, царское правительство также имело целый спектр причин для наделения казачьим статусом не только переселенцев из центральных и малороссийских губерний, но и из числа так называемых «мирных горцев», хорошо знавших всю многообразную специфику региона.
Уже в первые месяцы после вступления в должность командира Отдельного Кавказского корпуса в 1816 г. А. П. Ермолов в письме генерал-майору И. П. Дельпоццо озвучил следующие рекомендации: «Прошу не упустить из виду, приготовить осетин самым осторожным образом к тому, чтобы со временем составить из них некоторое ополчение, первоначально для внутренней стражи, дабы испытать их способности, а потом для охранения кордона».
В 1823 г. в Горский полк было зачислено 583 человека из «моздокской казачьей братии» осетинского и кабардинского происхождения. В январе 1827 г. Ермолов приказал зачислить всех так называемых «казачьих братьев» из осетин количеством 110 человек в казаки и передать их командиру Горской казачьей команды капитану Дыдымову. Казенная же палата, спеша исполнить приказ командующего Кавказскими войсками, передала в военное ведомство не только «казачьих братьев», но и всех осетин, живущих в Моздоке. По списку коменданта Моздока Цыклаурова, в 1825 г. их численность – 88 семейств, в том числе 233 души обоего пола. Однако эти осетины выступили против обращения их в казачье сословие и в прошении на имя тифлисского губернатора просили «избавить их от казачьей службы, к которой они, ни предки их не привыкли» . Но, несмотря на просьбу 15 июля 1829 г., генерал Паскевич потребовал от начальника Кавказской области генерала Эммануэля объяснения, почему «вместо предназначенных к поступлению в казачье сословие из Моздокских осетин и черкес, заключающихся в числе 771 души, поступило только новокрещенных черкес... от чего это произошло
и кто виноват, что 661 душа азиатцев до сего времени не принята в военное ведомство».
Были казачьи офицеры и среди чеченцев. Так, например, Кирчача Ганжуев поступил на службу в 1805 г., 43 года прослужил в Горском казачьем полку (дослужившись до звания войскового старшины) и умер в 1848 г. от ран. За длительную и верную службу он был награжден орденами св. Владимира (4 ст.), св. Анны (3 ст.), серебряной медалью «За верность службе» и др. Кирчача Ганжуев был включен в состав депутации горцев, которые встречали в 1837 г. во Владикавказе Николая I, и получил в награду от императора 500 руб. и бриллиантовый перстень.
Другой чеченец, прапорщик кавалерии при Горском казачьем полку Бота Шамурзаев 2 июля 1845 г. произведен в поручики. 20 сентября 1846 г. служившему при Горско-Моздокском полке другому чеченцу - корнету Сулейману Чуликову было присвоено звание капитана.
Биография Бота Шамурзаева довольно показательна для своего времени. Он был уроженцем сожженного А. П. Ермоловым селения Дади-Юрт, воспитывался в семье барона Розена. Поначалу он участвовал в Кавказской войне на стороне царизма, затем перешел на сторону Шамиля, занимал при нем должность наиба. В 1851 г. вновь переметнулся на сторону русских и оказал им неоценимые услуги в покорении Чечни.
Многие знатные горцы, в том числе и горцы-казаки, пользовались доверием и допускались до службы в кавказском эскадроне императорского конвоя. Служили они и в конвое кавказских наместников [22, с. 109-110].
По данным этнографа В. М. Викторина, отдельные группы чеченцев записывались в казаки даже в период Кавказской войны , то есть в условиях для этого крайне неблагоприятных. Несмотря на военные действия, поддерживали родственные связи с принявшими православие родственниками из станицы Червленной отдельные семьи гуноевцев-мусульман. Еще в 1823 г. на службу в Терский казачий полк было принято 35 окоченских татар. И. Л. Омельченко утверждал, что «после издания “Положения о Кавказском линейном казачьем войске”
В 1845 г. доступ в казачье сословие практически был закрыт. В войсковое сословие принимались только такие лица, которые могли принести “пользу” станичным обществам. Для них устанавливалась целая система бюрократических перегородок…» . Такое утверждение представляется нам слишком категоричным, учитывая, что в это время еще шли военные действия, численность мужчин призывного возраста росла крайне медленно, а потребность в них на линии была высока. Напротив, по действующему с 1845 г. положению Николая I «О кавказском линейном казачьем войске» в казачьи полки принимали «ближайших азиатцев, не называя их до времени казаками».
Были примеры и полного включения горцев-мусульман в казачьи ряды. Интересные сведения об этом содержит дело казака 1-го Сунженского полка карабулака Тепси Шахмурзиева, проживавшего в станице Слепцовской. Еще в 1855 г. он подал прошение о желании отчислиться из казачьего сословия. Однако полковник Болгучианский отказался подписать прошение и приказал наказать его розгами. Спустя 8 лет, уже после окончания войны, Шахмурзиев вторично подал свое прошение. Узнав о его прошении, сбор стариков станицы Слепцовской заявил, что не видит никаких препятствий и прибавил: «…кроме этого просим у высшего начальства выселить всех азият живущих в станице Слепцовской, именно поручика Довлетуко Хасиева с семьей, Маия Бабхиева, Долока Титиева, Турю Урусханова и других, как вредных в общем житии, потому что пропажи скота и лошадей из станицы из большей часто подозревают этих азият, так как уже были этому примеры». Дело Тепси Шахмурзиева дошло до наместника Кавказа Михаила Александровича, который отклонил его прошение и приговор стариков станицы Слепцовской, посчитав это «опасным примером» для мусульман .
До издания новых правил о прикомандировании офицеров из азиатцев к казачьим полкам от 30 мая 1850 г. не было определено число офицеров, которое должно было быть приписано к казачьим полкам. В итоге в некоторых полках их было в избытке, а в некоторых – не было вовсе. Потому можно считать справедливыми слова из путевого дневника князя Мещерского, изданного в 1876 г.: «Кавказ был завоеван как оружием русских… так и оружием туземцев Кавказа. На протяжении шестидеся- тилетней войны на Кавказе мы видим, что в этих войнах всюду и везде отличались тамошние туземцы. Они дали целую плеяду героев, достойных высших чинов и знаков отличия» .
Горцы, служившие в казачьих войсках, естественно вызывали особое раздражение среди сторонников имамов Гази-Магомеда, Гамзат-бека и Шамиля, почитались ими за предателей. Вместе с тем сами казаки горского происхождения не забывали о своих корнях, свидетельство чему – примеры заступничества с их стороны в отношении плененных соплеменников. Например, в 1831 г. рядовой казак Хамза Байрамкулов и урядник Девлет-Мурза Оразаев взяли на поруки попавших в плен к царским войскам жен и детей, примкнувших к Гази-Магомеду жителей с. Чонтаул Кумыкского владения.
Определенные трудности возникали у казаков в случае вступления в брак вне пределов узкого сообщества казаков-мусульман. Например, известен случай, когда дочь казака-мусульманина не могла соединиться с мужем, проживавшим в селении Аксай, так как, согласно положению о военной повинности казаков и членов их семей, не могла покинуть станицы без разрешения начальника Левого крыла Кавказской линии .
Отдельные горцы, служившие в казачьих полках, не выдерживали обязательств и испытаний, налагаемых на них их новым статусом, подозрительностью коренных казаков, неприязнью единоверцев и самим состоянием пограничной идентичности, и бежали в неподконтрольные российской военной администрации горы, на сторону противника . Тем не менее сама исключительная редкость сведений о таких переходах свидетельствует о добросовестной службе абсолютного большинства казаков горского происхождения.
Сложно поставить знак равенства между горцами-казаками, служившими в царской армии, и казаками, перешедшими на сторону имама Шамиля. Естественно, у каждого участника конфликта возникала дилемма, на чью сторону встать, и каждый решал ее исходя исключительно из собственных обстоятельств и мотивов. Вместе с тем при всех их индивидуальных причинах судьба каждого из них являлась частным воплощением общей для них ментальности пограничья. При переходе из одной среды в другую люди переносили свой социокультурный багаж, способствуя сближению и взаимообогащению противостоявших, но вместе с тем и обреченных всегда находиться в соседстве и общении народов. Одновременно казаки-перебежчики в горах и горцы, служившие в казачьих полках, символизировали вопреки текущему военному конфликту возможность восстановления и развития прежних дружеских отношений. Значительную роль они сыграли и в проникновении в горскую среду новых знаний, сельскохозяйственных навыков и в популяризации русского языка и культуры.
(Извл. из Хаидов И. М.: "из Служба горцев в полках терского казачества в период Кавказской войны")
