ЧЕЧНЯ. Динамично развивающийся город Грозный все более привлекает внимание мировой общественности, вызывая интерес исторических кругов. Часто можно услышать утверждение о том, что Грозный – это русский город, населенный чеченцами лишь в начале XX века при советской власти. Не отрицая тот факт, что город является домом для русских, чеченцев и других народов, следует отметить важность уточнения ‘’этнической’’ принадлежности столицы Чеченской Республики, чтобы отсеять ошибочные мнения на этот счет. Поскольку Грозный представляет собой стратегический, политико-экономический и, наконец, исторический центр Чечни, мы считаем актуальным и необходимым проведение экскурса в историю образования Грозного.
История сел и хуторов, поглощенных Грозным в период его становления и расширения, в равной степени относится к истории самого города, раскинувшегося на расстояние от 4 до 20 км от исторического центра (крепости Грозной). При этом, отметим, что выбор именно этой позиции (Сунжа, район самого узкого перешейка реки) для города также не случаен. По свидетельствам старожилов, на момент строительства крепости в полутора километрах вниз по течению реки еще сохранялось древнее крепостное сооружение, камни которого были использованы в качестве вспомогательного материала при воздвижении крепостного комплекса ‘’Грозной’’ [16].
План Ермолова. 29 июня 1816 года генерал-лейтенант от инфантерии А. П. Ермолов был назначен командиром отдельного Грузинского корпуса и управляющим гражданской частью в Грузии, Астраханской и Кавказской губерниях и уже 10 октября «прибыл в Тифлис и вступил в командование войсками» [26, c. 40]. Главной задачей, поставленной Александром I перед новым наместником Кавказа, было окончательное утверждение власти России в регионе. По мнению Ермолова, какие-либо дипломатические решения в отношении горцев и, в частности, чеченцев, были неприемлемы. Академик Ш. А. Гапуров в связи с этим приводит цитату дореволюционного источника: «…Чтобы осуществить мысль Цицианова (о переносе кордонной линии с Терека на Сунжу. – Ш.Г.), провести ее в жизнь, Ермолову еще предстояло выдержать борьбу с Петербургом, где продолжали смотреть на чеченцев, как на какую-то воюющую державу, с которой можно заключать условия и договоры (выделено мной. – З. Т.)» [5, c. 115]. Далее ученый отмечает: «Глубокое возмущение у Ермолова вызывало стремление горских владетелей иметь с Россией союзнические отношения, вместо изъявления покорности. В письме барону П. И. Меллер-Закомельскому от 15 декабря 1818 г. он писал: ‘’Здесь нет такого общества разбойников, которое не думало бы быть союзниками России. Я того и смотрю, что отправят депутации в Петербург с мирными трактатами’’ (текст выделен мной. – З. Т.)» [4, c. 118]. Ермолов предложил монарху план по ‘’мягкой’’ оккупации земель и подчинению чеченцев. «С точки зрения Петербурга и лично Александра I, - пишет Ш. Гапуров, - да и внешне, план Ермолова был вполне ‘’гуманным’’: никаких карательных экспедиций против чеченцев, а всего лишь перенос укрепленной линии на новое место (на Сунжу), в результате чего русские поселения по Тереку получают безопасность. Чеченцы же, лишенные пахотных земель и зимних пастбищ, будут вынуждены неизбежно покориться, чтобы не умереть с голоду». Разумеется, генерал-губернатор был хорошо осведомлен о том, что из-за нехватки плодородных земель в горах горные чеченцы жили за счет покупки хлеба на плоскости [5, c. 112].
Ермолов осознавал, что планы по устроению крепости у побережья Сунжи невозможно было осуществить без соответствующей военной поддержки. «Как дальновидный стратег, - пишет Ш. Гапуров, - Ермолов обоснованно предполагает, что чеченцы, несомненно, окажут сопротивление строительству укреплений по Сунже». По этой причине генерал запрашивает у императора дополнительный Егерский полк, а также перебрасывает из Грузии к границам Чечни два дополнительных батальона.
Осторожность Ермолова была понятной и мотивирована опытом прежних столкновений с чеченцами. ‘’Проконсул’’ признавался перед началом операции: «…Предприятие будет небезопасное: здесь малейшая неудача худые имеет следствие…» [5, c. 112]. Примечательно также письмо Ермолова А. А. Закревскому за день до отправки ‘’гуманистичного’’ рапорта Александру I. Из текста письма от 13 мая 1818 года явствует, что генерал был настроен категорично и, несмотря на заверения царю, вовсе не собирался искать пути бескровного решения поставленной задачи: «‘’…В будущем некоторые из деревень, кои называются мирными и кои делают нам ужаснейший вред, получат благосклонное приглашение удалиться в горы и оставить прекраснейшие земли свои в пользу стесненных казаков и верных нам добрых нагайцев, около Кизляра живущих. Удалиться в горы значит на пищу св. Антония (т.е. на смерть. – Ш. Г.). Не надобно нам употреблять оружие, от стеснения они лучше нас друг друга истреблять станут. Вот вернейший план, которого если бы держались мои предместники, давно мы были бы покойны на линии’’ (текст выделен мной. – З. Т.)» [5, c. 113].
Начало действий. 20-го мая 1818 года на берегу Терека были сосредоточены войска в составе двух батальонов 8-го и двух батальонов 16-го Егерского пехотных полков, батальона Троицкого и батальона Кабардинского полков, команды пеших линейных казаков и 18 орудий. Данный отряд переправился через р. Терек и направился к Ханкальскому урочищу [26, c. 41]. Как пишет Ш. М. Казиев, это вторжение «стало началом Кавказской войны, обернувшейся беспримерной трагедией для народов Кавказа и России» [12, c. 25]. Сам Ермолов описывал движение отряда следующим образом: «24-го мая переправился весь отряд… в один марш перешел от Терека на реку Сунжу… Чеченцы, издали высматривая движение наше, не сделали ни одного выстрела до прибытия нашего к Сунже» [7, c. 304]. Последнее утверждение подверг сомнению А. Кусаев. Исследователь отмечает: «О том, что чеченцы при движении войск ‘’не сделали ни одного выстрела до прибытия нашего к Сунже’’, А. П. Ермолов, прямо скажем, врет в свою пользу… На самом деле, знаменитый Бей-Булат Таймиев и имам Абдул-Кадыр Герменчукский, объединив свои отряды, оказали яростное и героическое сопротивление… Первый бой произошел во время переправы русских войск через р. Терек недалеко от села Старый Юрт». Затем Б. Таймиев, отступивший и укрепившийся в районе р. Нефтянка, дал Ермолову второй бой. После сражения численно и вооружением уступающий врагу чеченский отряд вынужден был удалиться, а царские войска подступили к ‘’кусту’’ сунженских чеченских поселений [13, c. 8-9]. «Весьма немногие из самых злейших разбойников, - писал Ермолов, - бежали из селений, по левому берегу лежащих; все прочие бывали в лагере, и я особенно ласкал их, дабы, оставаясь покойными в домах своих, могли привозить на продажу нужные для войск съестные припасы. В лагерь взяты были от их селений аманаты (текст выд. мной. – З. Т.)» [7, c. 304].
Интересно, что народная память сохранила сообщения, связанные с появлением у берега Сунжи Ермолова и описанным им приемом ‘’обласканных’’ местных сельских старшин. Так, в комментарии к микротопониму Кой дахна некъ [25, c. 495] А. Сулейманов приводит интересный рассказ о сельском старшине Мамакае: «Русский сардар Ермолов остановился на привале в районе нынешнего города Грозного. Не отдохнув еще после тяжелой дороги, он послал в ближайший аул штабного офицера, чтобы пригласить старшего в ауле человека. Им оказался владелец аула и многих овечьих отар Мамакхай. После взаимных любезностей и приветствий Мамакхай узнал, что обоз с провизией далеко отстал от головного отряда, путники голодны и ждать им, что обоз прибудет в ближайшие сутки, не приходится. Мамакхай вернулся домой и послал своего четырнадцатилетнего сына с тридцатью крупными круторогими белыми баранами с козлом-вожаком во главе… Ермолов… принял с благодарностью тридцать баранов, щедро одарил погонщика-мальчика…». Народное предание сообщает и о месте, где Мамакхай и его брат Ханакхай устроили Ермолову прием – Мамакхийс той дина меттиг. В частности, А. Сулейманов писал: «Через некоторое время после прибытия генерала А. П. Ермолова и его войск Мамакхай и его брат Ханакхай были приглашены генералом А. П. Ермоловым в гости и приняты с большими почестями. Вместе с ними были приняты старшие и уважаемые люди из близлежащих аулов. Мамакхай и Ханакхай после этого устроили большой той в честь А. П. Ермолова… (текст выд. мной. – З. Т.)» [25, c. 495-496]. По всей видимости, собрание, на которое были вызваны «старшие и уважаемые люди из близлежащих аулов», ‘’проконсул’’ описывал следующими словами: «Старшины почти всех главнейших деревень чеченских были созваны ко мне, и я объяснил им, что прибытие войск наших не должно устрашать их… я не пришел наказывать их за злодеяния прошедшего времени, но требую, чтобы впредь оных делаемо не было, и в удостоверение должны они возобновить давнюю присягу на покорность, возвратить содержащихся у них пленных…» [7, c. 304].
Битва за Сунжу. После завершения переговоров с местными старшинами царские войска подошли к побережью Сунжи и «встали на отдых на самом узком перешейке реки» [13, c. 8-9]. По словам осведомителей Ермолова, чеченцы были уверены, «что русские, как и прежде, пришли для наказания их, но потому не приступают к оному, что опасаются в летнее время вдаться в леса непроходимые. Что устроение крепости есть вымысел для устранения их, но что того не имеем мы намерения и даже ни малейших нет к тому приготовлений, что… мы, пробывши некоторое время, возвратимся на линию». Эти домыслы усиливались и проливными дождями, продлившимися три недели и удерживавшими Ермолова не только от начала строительных работ, но и приготовления «нужных для того вещей» и «начертания укрепления». «Сие наиболее утверждало чеченцев в мнении, - писал Ермолов, - что пребывание наше на земле их временное, и когда потом приступлено было к работам, они не переставали думать, что делаем только вид того и их оставим». Наконец, когда села, чьи аманаты (заложники) удерживались войсками, обязали доставлять лес на стройку, понимание намерений Ермолова в народе переменилось. Ш. Казиев сообщает: «10 июня на реке Сунже близ Ханкальского ущелья… была заложена крепость Грозная… На протесты горцев, что этим нарушаются договор 1781 года и другие соглашения, заключенные народами Кавказа с Россией, Ермолов отвечал, что выполняет волю императора…» [12, c. 25]. Села, располагавшиеся в отдалении от ‘’сардара’’, а также находившиеся на противоположной стороне непроходимого ущелья Хан-Кала, отказали русским в покорности. Одновременно с царским отрядом чеченцы приступили к оборонительным мероприятиям: «Урочище Хан-Кале начали укреплять глубоким рвом и валом, по всем дорогам выставили караулы и пикеты». Началось продолжительное противостояние. Ермолов писал: «Редкая ночь проходила без тревоги, ибо, подъезжая к противоположному берегу реки, стреляли они из ружей в лагерь. Нападали на передовые наши посты и разъезды в лесу; где вырубали мы хворост, всегда происходила перестрелка; словом, во всех случаях встречали мы их готовыми на сопротивление» [7, c. 305]. Положение крепости на избранном месте должно было стеснить жителей, владевших лучшими плодородными землями, а также установить контроль над дорогой к Кавказской линии со стороны урочища Хан-Кале.
Продолжающиеся стычки вынудили царский отряд сделать переправу через Сунжу и устроить укрепление на противоположной стороне, дабы обезопасить работающих солдат. Наконец, на подмогу чеченцам прибыли ‘’лезгины’’, после чего началась усиленная подготовка к бою. При этом, немногочисленность дагестанцев объяснялась предварительными усилиями Ермолова по их удержанию руками местных владельцев [1, c. 21]. «Повсюду показывались они, - отмечал Ермолов, - в больших уже силах. Деревни по левому берегу реки Сунжи и одна на правом берегу, называемая Сунженскою, сохраняя все наружности преданности, не только лезгин, кои самих даже чеченцев, явно противящихся нам, не принимали». По признанию генерала, ‘’одна весьма сильная’’ перестрелка произошла при занятии полковником Верховским леса для произведения рубки для строений. Здесь произошло столкновение казаков с «сильной чеченской конницей» после «нападения на отводные… караулы». Однако, главное сражение на Сунже состоялось 4 августа. С Кавказской линии ожидалось прибытие в лагерь Ермолова большого транспорта с провиантом и «разными другими вещами, при которых много было едущих к войскам чиновников». Транспорт сопровождал конвой. Осведомители Ермолова донесли о намерении горцев совершить нападение на транспорт [7, c. 308], в связи с чем навстречу ему была отправлена часть войск. Генерал писал: «Когда же из крепости замечено было движение в больших силах, то отправил я еще в помощь с частью начальника корпусного штаба полковника Вельяминова. Неприятельская конница успела уже перейти реку Сунжу и пустилась на транспорт, часть пехоты шла вслед за оною, и еще довольно оной оставалось для охранения переправы. Увидев идущие из крепости войска наши, конница тотчас обратилась к своей пехоте, и сия двинулась навстречу нашей. Толпы ее, боясь действия артиллерии, не смели весьма приближаться, но стрелки вышли во множестве, и начался весьма сильный огонь». По свидетельству царских источников, горцам не удалось нанести поражение царскому отряду, хотя Ермолов и признавался, что «в сей день чеченцы дрались необычайно смело…» [7, c. 308-309]
Крепость Грозная. Первый камень крепости Грозной был заложен 10 (22) июня 1818 года «на левом обрывистом берегу Сунжи, там, где нынче раскинулся сквер имени А. П. Чехова». Известен и ряд описаний крепости. Так, А. И. Казаков приводит следующие сведения: «Цитадель имела вид правильного шестиугольника, каждый угол которого выдавался вперед бастионом с амбразурами для двух орудий – всего двенадцать. Валы земляные, укрепленные палисадами. Внутри цитадели располагались помещения для хранения оружия и боеприпасов, казармы и караульные помещения для несущих гарнизонную службу частей. Сама крепость и прилегающая к ней территория были обнесены рвами (на карте обозначены пунктиром и тонкими линиями). Постройки деревянные или турлучные. В редких случаях – саманные. Крыши у всех – камышовые. Граница крепости и форштадта проходила у нынешней улицы Кабардинской… У крепости через Сунжу в первые же месяцы ее существования был перекинут деревянный мост, который выходил на нынешнюю Московскую улицу… На левом берегу Сунжи, против острова, находились полковая баня и мастерские. Особенно много было кузниц» [11, c. 3-5]. Другое описание крепости известно благодаря рисункам А. И. Дьякова, сделанным в 30-х годах XIX в.: «На переднем плане – земляной вал с широко открытыми воротами: два круглых столба с перекладиной и навешенной деревянной решеткой. В глубине – крепостной вал, широкий ров, наполненный водой, через который переброшен деревянный мост с перилами, ведущий к главным крепостным воротам, тоже деревянным, но массивным с крышей и толстыми стенами. Между внешним и внутренним валом расположена куртина (часть крепостного вала между бастионами. – З. Т.) – небольшая площадка, а на ней какие-то строения: виднеются только камышовые крыши…» [6, c. 11]. Еще одно описание приводит А. Кусаев: «Крепость имела вид правильного шестиугольника, каждая сторона которой являлась фронтом для одного батальона, а каждый угол – выдававшимся вперед бастионом с двумя амбразурами. Расстояние между противоположными валами крепости составляло 400-500 м.
Вал крепости представлял собой земляную насыпь немногим выше человеческого роста, укрепленную палисадами. Крепость была окружена глубоким рвом. На каждом бастионе располагалось по два орудия – всего двенадцать. От главных ворот через ров был переброшен мост на дорогу (недавнюю ул. Первомайская, ныне Али Митаева)…» [6, c. 11].
Источник: Извлечение из Тесаев, З.А. МИГРАЦИОННЫЕ И УРБАНИЗАЦИОННЫЕ ПРОЦЕССЫ В ХОДЕ СТАНОВЛЕНИЯ ГОРОДА ГРОЗНОГО // "Нана". 2017. №4. С. 28-35.
checheninfo.ru
