ЧЕЧНЯ. Продолжается работа по исследованию рукописного фонда Литературно-мемориального музея А. С. Сулейманова, в котором хранятся личные записи выдающегося чеченского этнографа и писателя - Ахмада Сулейманова. Ранее нами уже были изданы некоторые записи из архива музея - в частности, личные записи этнографа [I2] и вырезки из писем иорданского историка чеченского происхождения - Абдул-Гани Хасана аш-Шийшани [13].
Этнографические записи А. С. Сулейманова вызывают особый интерес, поскольку вопросы истории и этнографии по-прежнему имеют особую актуальность и востребованность в науке и у общественности.
Примечательно и отношение самого автора к своим полевым записям и их содержанию. А. С. Сулейманов предостерегает от буквального детального принятия на веру рассказов информаторов, отмечая их частую противоречивость, но, вместе с тем, указывается на необходимость осторожного использования их в исторической науке: «Многочисленные легенды и предания, порою противоречащие друг другу, взаимоисключающие и уничтожающие, наивные и непонятные, потому что часто лишены логики и последовательности, - это сигналы из далекого прошлого. К ним нужно относиться критически, но с уважением. При всем (всей) их поразительной слабости и мало ощутимости их нужно осторожно использовать для истории» [6, л. 5 об.].
Одна из тем, рассматриваемых А. С. Сулеймановым в своих записях, - период социального неравенства в горах Северо-Восточного Кавказа. Автор указывает на перманентное стремление отдельных групп достичь доминирования и господства. «При определенных благоприятствующих условиях и ситуациях, - пишет исследователь, - вчерашний угнетаемый более сильным “собратом” подрод мог претендовать на “ведущее”1 [положение] и вылезть на поверхность» [6, л. 5].
Яркий пример этих процессов, без притязаний на полную достоверность, как это отмечено самим этнографом, является рассказ информатора из общества Т1умг1ой, поведавшего свою версию исторического прошлого и социального противостояния в горах, окончившегося низложением фигур с феодальными амбициями. В частности, А. С. Сулейманов, приступая к изложению поведанного ему рассказа, делает вступление: «Я долго говорил со старым ингушом... Привожу его рассказ так, как я слышал. Этот рассказ представляет большой нужный интерес с точки зрения социальной и политической обстановки в Чечне и Ингушетии» [6, л. 8].
Нами приводится текст предания с максимальным сохранением пунктуации, некоторыми вставками, помещенными в квадратные скобки (в контексте повествования), с нашими курсивом и комментариями между некоторыми абзацами записей автора. Содержание предания обрывается и не имеет заключения, текст прерван на середине листа. Далее - текст:
«Наш предок (предок общества Т1умг1ой. - авт.) владел полтора десятками рабов, захваченных им и его г1ери (дружина. - авт.) во время набегов на соседние племена. Рабы занимались тяжелым трудом и всегда были на виду у домашних. Рабов могли стеречь даже дети. Детям разрешалось в случае попытки бежать, ранить [раба]. Но и рабы держались на мужском слове. Раз тебя схватили, раз тебя увели силой, раз ты ушел, отказавшись от мужества, будь добр: не смей пытаться бежать. Это, конечно, не мог[ло] явиться законом, неизбежно выполняющимся [и] соблюдающимся всеми несчастными, а скорее “джентельменское” слово, данное рабом хозяину. Но помимо захвата рабов, даже из числа близких и родных, сильные брали и подорожную плату (чеч. бер. - авт.) со всех проезжающих - пользуясь “узаконенным” положением о подорожной плате, те, кто стоял на дозоре, бесцеремонно грабили всех: купцов, монахов, крестьян. Даже совершали такие дела, которые вообще были запрещены “рыцарскими” законами: если едет безоружный и слабый на своей единственной кляче, могли бесцеремонно высадить хозяина и пустить пешком, а клячу сбыть на стороне.
Народ устал от этих поборов. Подорожные налоги потеряли свой первоначальный смысл и превратились в открытый грабеж. Народ стал (в оригинале - «ведущий», а слово «положение» отсутствует. Восстановлено нами по контексту)
роптать. Народ устал. Слишком много было таких, кто себя называли эли (предводитель; позднее - князь, господин. - авт.). Настоящие эли давно перевелись, появились мародёры, хапуги и разбойники, которые не проявляли никакую заботу о подопечных, а наоборот, грабили их и доводили до нищеты и разорения» [6, л. 8-9].
О существовании в границах современного Джейрахского района РИ социального неравенства свидетельствуют и труды авторитетных исследователей. В частности, Н. Ф. Яковлев указывал на влияние обществ трех селений - Хамхи, Таргим, Эги-кхал - и размеры дорожной платы, которую они брали за переход через Ассинское ущелье. «Всякий, кто проезжал или прогонял свой скот через владения. - писал профессор, - должен был платить им дань, которая исчислялась скотом или пулями и зарядами пороха. Так, за проход с одного человека и с каждой головы скота братья брали по I пуле и I заряду пороха.
Мало-по-малу в руках братьев и их потомков скопились богатства, поселения их разрослись. В союзе с другими соседними родами Беркимхоевых, Евлоевых и родом Ферты-Шоулы, потомки трех братьев, или роды “Трех селений”, вооруженной рукой распространили свою власть на ряд соседних (чеченских. - авт.) племен: феп-пинцев, аккинцев и др. (текст выделен нами. - авт.)» [I5, с. 99-100]. Эта борьба, периодически вспыхивая и затухая, имела столь же переменчивый успех для обеих сторон.
Е. И. Крупнов также отмечает влияние «социально-экономической значимости галгаевской племенной группы», в которую входило и общество Т1умг1ой, на другие общества [I, с. I67-I68; 4, с. 30-31]. Б. К. Далгат указывает на противостояние этой «племенной группы» с соседними обществами Аьккхий, Мелхий, Пхий. Первые состояли «в непримиримой вражде» и «часто вели войны с ингушами Галгаевского общества» [2, с. 75].
Согласно записям Н. Ф. Яковлева, в рассматриваемый период «галгаями назывались только три-четыре сильнейших рода». «Раз в году, - передает профессор, - собирались эти союзные роды в самом большом и древнем “Храме Тысячи” и, справив здесь сообща годовой праздник, отправлялись с оружием в руках за сбором дани ко всем окрестным племенам. Неравенство между племенами стало порождать неравенство и между отдельными родами. Выходцы из чужих родов, беженцы, пленники, найденыши становились рабами или получали от господствующих родов земли для поселения и становились их крепостными земледельцами (текст выделен нами. - авт.)» [I5, с. I00].
Тот же автор приводит рассказ, в котором сообщается о том, что «галгаи не хотели родниться с низшим, подвластным им племенем феппинцев». Неравенство выражалось также в том, что за убийство человека из подвластного общества «издавна платилось только 6 коров» [I5, с. 101-102], т. е. полцены выкупа, бытовавшего в пределах нынешнего Джейрахского района РИ. И. А. Дахкильгов и А. О. Мальсагов отмечали: то, что «поверх кожаных поясов [зависимые] вынуждаемы были носить еще и кушаки, указывает, надо полагать, на факт разделения родов по социальному признаку, ибо ношение на талии ременного пояса было привилегией полноправного человека. Этого преимущества, - заключают исследователи, - лишались рабы и неполноправные единоплеменники. На социальные признаки указывает и наличие таких терминов как “хурхал”, “гарбаш” (мужчина- и женщина-раб, соответственно. - авт.)» [3, с. 502].
Последствия социального неравенства прослеживались в указанных обществах и в советский период. Н. Г. Волкова по итогам сбора полевого материала писала: «Однако до сих пор весьма отчетливо прослеживаются различия между г1алг1ай и фаьппий: галгаевец никогда не скажет, что он фаьппи, тогда как фаьппи может назвать себя г1алг1а. В известной мере в этом разделении сказывались различия не только территориальные, но и, видимо, социального порядка... Различия социального характера нередко выражались в том, что ингуши называли г1алг1ай более “высокородной” тейпой (фамилией). В известной мере это подтверждается и ингушским преданием, записанным мною в сел. Долаково в I970 г. от А. Даурбекова (I880 года рождения): “Собрались как-то все ингуши на мехк кхел в местности трех крестов (кхо джарт1е), чтобы решить, кто же из них более высокое сословие, а кто более низкое. И постановили, что за убийство одного галгаевца следует убивать двух фаппинцев”» (текст выделен нами. - авт.)» [I, с. I68-I69].
Подобных примеров неравенства, дорожных пошлин и борьбы имеется немало. Яркий тому пример - история сражения Эги и Лорса; последний отказался платить бер за проход через Ассинское ущелье [I5, с. 99-I00; I6, с. 88-89]. 2 Бер - пошлина за проезд через горный проход [8, с. 264-265]. Далее - продолжение текста записи А. С. Сулейманова: «Собрался Мехкан кхел3 в местечке Барт босса, Согласия склон4 и долго обсуждали вопросы внутренней жизни горцев. Сюда были приглашены все баьччи5, старосты фамилий и родов, потерпевшие. Три дня выступали свидетели - купцы, воины, князья, крестьяне, стражники. Выявилось так много преступлений, которые в общей сложности довели простой народ до полного разорения. Много было схвачено и продано в Грузию, Осетию, Турцию в рабство, много осталось сирот и нищих. Многие разорившись вконец, вынуждены искать на стороне, у других народов, источники существования, нанимаясь на самый тяжкий труд
- за одну только пищу и тряпье. Мехкан кхел, после многочисленных споров, пришел к окончательному решению:
1. Упразднить подорожную плату и снять всех дозорных с постов. Ликвидировать все посты, которые давно занимаются только тем, что грабят народ. 2. Ликвидировать власть эли и освободить всех зависимых и рабов. Рабам дать свободу и отпустить их на родину. И если рабы потеряли связь с Родиной и не могут вернуться, и если они проявят желание остаться с б[ывшим] хозяином, то позаботиться об их судьбе и в этом деле проявить человечность и сдержанность, выделить землю, скот, жилье - если он вынужден работать на б[ывшего] хозяина - оплачивать его труд и до тех пор, пока он не обретет способность выделиться в самостоятельное хозяйство. Если зависимые пожелают остаться в прежнем (социальном) положении, то скот, имущество, поля, которые они обрабатывают, сдавать им на условиях ватталла6, в результате которого вчерашние зависимые могут скоро обрести способность выделиться в отдельные и независимые хоз-ва. После совершения этого акта считать их равноправными членами об-ва. Долго пришлось мытариться б[ывшим] рабам и зависимым, пока социальное положение их не пришло в равновесие со свободными крестьянами» [6, л. 9-10].
Примеры применения практики «вотталла», а также дорожных поборов в горах известны из трудов исследователей [3, с. 425-427, 429- 3 Мехкан кхел, или Мехк-Кхел, - традиционный высший судебно-законодательный орган народной власти чеченцев [7; 11, с. 46-52].4 «Барта-босс» - одно из мест проведения совета старейшин [9, с. 46, 62] на территории современного Пригородного района РСО-Алания.5 Баьчча - войсковой предводитель, военачальник [8, с. 264-265].6 Ватталла - отдача скота в рост; практиковалась как форма оплаты за аренду земли [13, с. 264265].
430; 5, с. 54, 57, 58; I4, с. 9-I4; I6, с. II6]. Установление цен подобных пошлин осуществлялось, согласно преданию, в Акке на собраниях в местности Муьйта-кхер: «Предметом занятий совещаний бывало: установление цены на выкуп пленных, платы за охрану во время переходов по районам чужих племен, цен на скот и т. п.» [3, с. 465].
Далее: «Мехкан кхел дал в руки большинства народа возможность развернуть борьбу с б[ывшими] эли и теми, кто грабил народ. Народ громко заявил: Чургара берзан йеза а ма долийла, аганара элан к!антт а ма йоттийла!”7.
Многие эли не хотели расставаться со своим положением. Наступили времена, период таинственной тишины. Некоторые рабы, помнившие свою родину, уходили домой, зависимые стали открыто выступать за полную свободу и независимость.
Наступили напряженные дни. Все члены Мехкан кхел, которые нашли в себе мужество сказать народу правду и принять самые справедливые решения, ходили вооруженные, боясь подлости и вероломства вчерашних эли и келчи8, а также и их холопов, готовых им служить и грабить народ. Но народ также не дремал. Они охраняли и оберегали членов Совета. Малая часть эли и келчи добровольно подчинилась решению Мехкан кхел. Они здесь же дали свободу рабам и зависимым, а келчи сняли все сторожевые пункты с дорог. Но здесь же появились и группы, которые грабили народ, продолжали похищать подростков и продавать в рабство. Второй раз собрался Мехкан кхел там же. в местечке Барт босса, и решил упразднить феодально-княжескую власть, отменить подорожную плату, а тех, кто уклоняется от выполнения решения Мехкан кхел, казнить. Казнить и всех тех, кто продолжает грабить путников на больших дорогах. Всех лжедозорных объявить вне закона, как шаек грабителей и бандитов.
Народ встал во весь рост и повел борьбу со всеми, кто именем уже низложенной власти феодалов и князей и келчи продолжали грабить. Рушились боевые башни и стрельницы, рушились так называвшиеся Элан б1авнаш9. Князьям и феодалам отрубали головы и выстав- 7 Выражение дословно переводится следующим образом: «[Да] не выйдет волчонок из [волчьей] норы, и не встанет княжий сын из [детской] люльки!» Данная формула, выражающая неприятие в чеченском обществе феодального сословия и отождествление княжеских нравов с хищным нравом волка-разорителя, часто употребляется в чеченских героических песнях «илли» [14, с. 272].8 Келчи - по всей видимости, начальники дозорной службы.9 Элан б1аьвнаш - княжеские башни. К примеру, подобный микротопоним имеется в черте аула Никара и в Зумсое [10, с. 42, 146]. ляли их для общего обозрения у б[ывших] башен. Некоторые эли самолично отказывались от привилегированного положения, от сана эли и баьчча (сверху дописано: келча. - авт.).
И здесь уместно вспомнить одну деталь из рассказа старика-ин-гуша из фамилии Т1умг1ой - костный мозг. Одно название говорит о том, какое место занимала эта фамилия в ингушском об-ве. Тумгоев-ский баьчча контролировал отрезок пути на участке от Терека и до Т1умг1а. У него было несколько дозорных пунктов, которые брали подорожную плату с путников, и часть дохода поступала в казну Т1умг1о. Т1умг1о добровольно отменил все посты и своим г^ра заявил: “Я вас распускаю. Запрещаю контролировать дорогу, тем более брать подорожную или другую плату”.
В местечке Оьльгет1а жили три брата, которые служили у Т1умг1о. Их дозорный пост находился здесь же, рядом с их башней. Они портили настроение всем без исключения путникам. Давно перешли они от охраны дороги и изымания подорожной платы к грабежу и насилию. Выезжая из ущелья к Тереку или возвращаясь домой, горцы-ингуши всегда чувствовали [себя] тревожно из-за предстоящей встречи с тремя богатырями, которых невозможно ни напугать, ни умиловать, ни усовестить. Они отбирали все, что им понравится - коня, поклажу, а минимальную часть отдавали в казну Т1умг1оя. Т1умг1о самолично предупредил трех дозорных, что он снимает все посты, что подорожная плата отменена решением Мехкан-кхел. Братья продолжали грабить. На них стали поступать жалобы в Мехкан кхел и к б[ывшим] келчи Т1умг1о.
Тогда Т1умг1о вооружился пистолетами и выехал темной ночью к месту б[ывшего] дозорного пункта. Лицо он закрыл башлыком, чтобы никто его не узнал. Он проехал...» [6, л. 9-I2 об.].
Список литературы
1. Волкова, Н. Г. Этнонимы и племенные названия Северного Кавказа. - М.: «Наука», I973. - 208 с. 2. Далгат, Б. К. Родовой быт и обычное право чеченцев и ингушей. Исследование и материалы I892-I894 гг. - М.: ИМЛИ РАН, 2008. - 382 с. 3. Дахкильгов, И. А., Мальсагов, А. О. Сказки, сказания и предания чеченцев и ингушей. - Грозный: Чечено-Ингушское книжное издательство, I986. - 528 с. 4. Крупнов, Е. И. Средневековая Ингушетия. - 2-е изд. - Магас: Издательство «Сердало», 2008. - 256 с.: ил. 5. Мамакаев, М. Чеченский тайп в период его разложения. - Грозный: Чечено-Ингушское книжное издательство, I973. - I09 с. 6. Рукописный фонд Литературно-мемориального музея А. С. Сулейманова. Ед. хр. I0I. 7. Саидов, И. М. Мехк кхел - (совет страны) у нахов в прошлом // Кавказский этнографический сборник. - Тбилиси: «Мецниереба», I968. - Вып. II. - С. I99-206. 8. Саидов, И. М. Этнографический и фольклорный материал о классовых отношениях у чеченцев и ингушей // Археолого-этнографи-ческий сборник (ЧИНИИИЯЛ). - Грозный, I968. - Вып. II. - С. 26I-289. 9. Сулейманов, А. С. Топонимия Чечено-Ингушетии. - Грозный: Чечено-Ингушское книжное издательство, I978. - Ч. II. - 289 с. 10. Сулейманов, А. С. Топонимия Чечено-Ингушетии. - Грозный: Чечено-Ингушское книжное издательство, I976. - Ч. I. - 239 с. 11. Тесаев, З. А. Институт “Мехк-Дай” в истории Чечни (XVI - Iя треть XIX в.). - Грозный АО «ИПК «Грозненский рабочий», 20I9. -688 с.: ил., карт. 12. Тесаев, З. А., Сулейманов, З. Ж. Социальная борьба в горах Чечни (XIV - нач. XVI в.) в этнографических записях А. С. Сулейманова // Рефлексия. - 2020. - № 5. - С. 45-5I. 13. Тесаев, З. А., Сулейманов, З. Ж. Этнологические сведения о чеченцах в переписке Абдул-Гани Хасана Аш-Шийшани и Ахмада Сулейманова // Lingua-universum. - 20I8. - № 2. - С. 24-3I. 14. Чеченское устное народное творчество / Сост.: О. А. Джамбе-ков, Т. Б. Джамбекова. - Махачкала: АЛЕФ (ИП Овчинников), 20I2. - Ч. II. - 478 с. (на чеч. яз.). 15. Яковлев, Н. Ф. Ингуши. - М.: Книга по Требованию, 20I3. - I35 с. 16. Яндаров, А. Д. Мифы и предания чеченского народа / А. Д. Яндаров, Г. В. Заурбекова, И. В. Бызов (Мутушев). - М.: «Орбита-М», 20II. - Т. II. - 255 с.
