О численности населения Чечни в июле 1999 г. (к началу нового кавказского конфликта)

Например, в одном из своих ноябрьских интервью заместитель руководителя администрации президента Шабдурасулов сказал: “Сегодня за пределами республики, в России, проживает больше 750 тысяч чеченцев. В самой республике, по разным оценкам, от 150 до 200 тысяч осталось, и те, кого мы называем "вынужденные переселенцы" — это тоже порядка 100-150 тысяч”. Получается, что в Чечне к августу 1999 г. оставалось примерно 300 тыс. чеченцев, а в 90-е годы до августа 1999 г. из республики в другие регионы РФ выехали 500-550 тыс. чеченцев (так как в 1989 г., по данным переписи, в РСФСР за нынешними пределами Чечни проживало менее 180 тыс. чеченцев). 

Председатель правительства Путин сделал недавно такое заявление: “Мы готовы к политическому сотрудничеству и с теми гражданами Чечни, которые выехали за последние годы с территории Чеченской республики, а их, напомню, 220 тысяч русских и 550 тысяч чеченцев”. В 550 тыс. чеченцев, очевидно, не включены те, кто стали беженцами с августа 1999 г. (ибо слово “выехали” не применимо к этому исходу). 

Нынешнюю численность чеченской общины в Москве порой оценивают в 100 тыс. чел. (для сравнения — перепись 1989 г. учла 2,1 тыс. чеченцев, постоянно живших в Москве). 

Данные оценки количества эмигрантов из Чечни и оставшегося в ней населения в настоящее время используются уже не только чиновниками, занимающими высокие посты в Кремле и Белом Доме. Она “проникла” и на более низкий уровень; стала оказывать влияние на принятие решений по конкретным вопросам и даже используется в политической борьбе в России. 

Например, военные руководители и “начальник Чечни” Кошман выступали с заявлениями, что, мол, число беженцев в Ингушетии значительно завышается. Вскоре после занятия “федералами” Наурского и Шелковского районов, а также значительной части Надтеречного района от военных последовало заявление, что в Ингушетии не может быть так много беженцев, ибо это означало бы, что на территории Чечни, не находящейся под контролем федерального руководства, проживает населения меньше, чем в двух микрорайонах Москвы. После занятия Гудермеса (произошедшего 12 ноября) Кошман сказал, что на территории, контролируемой федеральным руководством, теперь проживает 140 тыс. чел., а беженцев не может быть 200 с лишним тысяч, так как это означало бы, что на землях, не контролируемых “федералами”, уже никого не осталось. Различные пропагандисты утверждают, что некие противники правительства или представители “пятой колонны” внешних врагов России создают “иллюзию гуманитарной катастрофы”, искусственно завышая (до 200 тыс.) число беженцев из Чечни (правда, обвиняя кого-то в “искусственном завышении” до 200 тыс. числа беженцев, некоторые из этих пропагандистов одновременно рассказывают, как эффективно решает проблемы если не 200 тыс., то по крайней мере 170 тыс. беженцев министр по чрезвычайным ситуациям Шойгу). 

Приводимые ниже выкладки, основанные на официальных источниках, показывают, что население Чечни перед началом новой войны было намного больше 350 тыс. человек. Весьма вероятно, что оно превышало 3/4 млн. (поэтому оценка числа беженцев в 200 тыс. не кажется удивительной). И данное обстоятельство надо учитывать при принятии конкретных решений. Не хотелось бы, чтобы российские руководители вновь сталкивались с необходимостью решать проблемы, вызванные их неверными оценками. Ведь даже если новых беженцев из Чечни пока что меньше 200 тыс., то все равно их уже сейчас в несколько раз больше, чем предполагали российские руководители. 

Данные переписи 1989 г. о населении Чечено-Ингушской АССР. 

В 1989 г., по официальным данным переписи, в ЧИАССР было 1.275,5 тыс. чел. наличного населения и 1.270,4 тыс. — постоянного населения. В российских статистических ежегодниках не публикуется сведений о том, сколько из них проживало на территории современной Чечни, а сколько — на землях Ингушетии. Это вполне понятно — с учетом того, что официальная демаркация чечено-ингушской границы до сих пор не осуществлена. Однако на основе данных, публиковавшихся Госкомстатом в 90-е годы, можно определить, что по официальным сведениям численность постоянного населения районов Чечни в 1989 году была примерно 1.084 тыс. чел., а районов Ингушетии — 186 тыс. Это означает, что к Ингушетии Госкомстат относил, помимо Назрановского и Малгобекского районов, еще и весь Сунженский район ЧИАССР. Однако фактически значительная часть бывшего Сунженского района ЧИАССР принадлежит Чечне; в частности, два его крупных населенных пункта — Серноводск (8 тыс. жителей в 1989 г.) и Ассиновская (6,9 тыс.). Можно предположить, что численность населения районов ЧИАССР, фактически принадлежащих в настоящее время Ингушетии, в 1989 г. не превышала 170 тыс. чел., а нынешних земель Чечни была немногим более 1,1 млн. чел. 

При публикации результатов переписи 1989 г. были приведены данные о национальном составе лишь постоянного населения СССР и отдельных регионов (правда, наличное население ЧИАССР ненамного превысило постоянное). В соответствии с ними из 1.270,4 тыс. жителей АССР 734,5 тыс. были чеченцами, 163,8 тыс. — ингушами, 293,8 тыс. — русскими, 14,8 тыс. — армянами, 12,6 тыс. — украинцами. Число восточных славян в ЧИАССР в 70-80-е гг. уменьшалось стремительными темпами: в 1970 г. русских и украинцев было, по данным переписи, 379,6 тыс., в 1989 г. — 306,4 тыс. Это являлось составной частью общего процесса уменьшения численности славянского населения в нескольких южных республиках, вызванного, в частности, такими факторами, как относительная перенаселенность этих земель и неприязненное отношение многих “туземцев” к “европейцам”. 

Данных о национальном составе населения территорий, фактически принадлежащих в настоящее время Чечне, за 1989 г. нет. Из тех 1.084 тыс. жителей, которые Госкомстат отнес к Чечне, примерно 715 тыс. были чеченцами, 25 тыс. — ингушами, 269 тыс. — русскими. Это означает, что с учетом жителей восточной части бывшего Сунженского района ЧИАССР и с учетом того, что наличное население более чем на 4 тыс. чел. превышало постоянное, на нынешней территории Чечни в 1989 г. проживало примерно 760 тыс. вайнахов. Помимо вайнахов, в 1989 г. в Чечне жило несколько десятков тысяч представителей других мусульманских народов. В 1989 г. в ЧИАССР было зарегистрировано, в частности, 23 тыс. кумыков, ногайцев и аварцев (в подавляющем большинстве — сельские жители) и 5,1 тыс. татар (в основном — горожане). Подавляющее большинство представителей этих народов жило в Чечне. 

Современные данные о численности населения Чечни

Для того, чтобы усомниться в правильности сведений, приводимых ныне высшими российскими руководителями, достаточно просто заглянуть в “Российский статистический ежегодник” за 1998 г. Там есть, например, такие данные: 

Численность наличного населения Чечни и Ингушетии (в тыс.ч., на 1 января каждого года): 

Надо отметить, что с численностью населения Ингушетии много неясного. А вопрос о числе обитателей Чечни может напрямую зависеть от количества жителей Ингушетии. Если бы, как это следует из оценок Госкомстата, в 1998 г. в Чечне и Ингушетии жили в общей сложности 1.110 тыс. чел., то это означало бы, что численность населения Чечни в середине 1999 г., возможно, была близка к 900 тыс. чел. Потому что в настоящее время на территориях, фактически входящих в Ингушетию, вряд ли может проживать более 220-230 тыс. чел. помимо новых беженцев из Чечни: число постоянных жителей районов, фактически входящих в Ингушетию, не может превышать 190-195 тыс. (с учетом уменьшения естественного прироста в 90-е годы и эмиграции из республики); добровольная иммиграция в Ингушетию из других регионов РФ и стран СНГ в 90-е годы не превысила нескольких тысяч (в 1989 г. в СССР за пределами ЧИАССР и Северной Осетии было зарегистрировано 40 тыс. ингушей; часть их вернулась на родину); а общее количество беженцев из Северной Осетии-Алании, находящихся до сих пор в Ингушетии, и беженцев из Чечни, оставшихся в Ингушетии после первой чеченской войны, составляет, по разным оценкам, 17-35 тысяч. [По данным Федеральной миграционной службы (ФМС), на 1 января 1999 г. в Ингушетии на учете состояло 34.983 беженца. 10 ноября на пресс-конференции в Москве Аушев заявил, что общее число беженцев из Чечни и из зоны осетино-ингушского конфликта в Ингушетии достигает 201.258 чел. В том числе беженцев из Чечни — 184.430. По другой интерпретации 184.430 — это только лишь те, которые “оказались на территории Ингушетии в результате последней чеченской кампании”. (“Новые известия” и “Независимая газета” за 11 ноября). Это означает, что в Ингушетии — примерно 17 тысяч то ли беженцев из Осетии, то ли вместе взятых беженцев из Осетии и “старых беженцев” из Чечни. Судя по данным, приведенным Аушевым 22 ноября в программе “Герой дня”, речь должна идти о втором варианте]. 

Столь высокая оценка числа жителей Ингушетии в 1998 г., как 313 тыс., могла образоваться разве что за счет учета в составе населения Ингушетии жителей чеченской части бывшего Сунженского района ЧИАССР; а также за счет того, что из населения Ингушетии “забыли” вычесть несколько десятков тысяч беженцев первой чеченской войны, вернувшихся после окончания военных действий в Чечню. 

Российские статистики (основываясь непонятно на чем) публикуют весьма подробные данные о населении Чечни. Например, о распределении численности постоянного населения по полу и основным возрастным группам на 1 января 1998 г. : 

Конечно, сама по себе точность данных (до 1 человека) нереалистична; было бы неплохо, если бы эти сведения соответствовали действительности хотя бы с точностью до 10 тысяч. Но в целом половозрастная структура населения Чечни выглядит более или менее правдоподобно. Значительная нехватка мужчин в Чечне (очевидно, прежде всего тех, кто — в трудоспособном возрасте) является, конечно, результатом не столько военных потерь, сколько того, что среди чеченцев, живущих постоянно или временно вне Чечни, мужчин намного больше, чем женщин. 

То, что в Чечне, несмотря на выбытие подавляющего большинства “европейцев”, оставалось к началу нового конфликта 750-900 тыс. жителей, представляется вполне вероятным и может быть подтверждено следующими выкладками. 

По данным переписи 1989 г., на нынешней территории Чечни проживали примерно 755-760 тыс. вайнахов и более 30 тыс. представителей других мусульманских народов. Возможно, общая численность мусульманских народов Чечни достигала 800 тыс. На протяжении послевоенного времени численность советских южных мусульманских народов увеличивалась со скоростью, существенно превышавшей в среднем 2% (а зачастую и 3%) в год. Например, по официальным данным переписей, число вайнахов в СССР увеличилось в 1979-89 гг. на 27%. 

В 90-е годы показатели рождаемости и естественного прироста мусульманских народов РФ (особенно — южных) также очень сильно отличаются от показателей восточных славян. У славян ежегодно число смертей примерно на 1 млн. превышает число рождений. У мусульман же отмечается значительный естественный прирост, хотя и не столь большой, как в прежние времена. Естественный прирост мусульманских народов Чечни (превышение рождаемости над тем уровнем смертности, который был бы, если бы не гибель населения в результате военных действий) наверняка превысил за 1989-99 гг. 15%; вполне вероятно, он достиг 20%. В абсолютных показателях естественный прирост мусульманских народов Чечни составил не менее 120 тыс.; скорее он был близок к 150 тыс. чел. Соответственно, если бы не было военных потерь и эмиграции, то численность мусульманских народов Чечни летом 1999 г. могла быть близка к 950 тыс. 

Военные потери среди них наверняка не превысили 5-7 тыс. убитыми среди боевиков и 5 тыс. — среди мирных жителей. Повышенная смертность среди мусульманских народов Чечни от ухудшения условий жизни в результате войны 1994-96 гг. и ее последствий вряд ли превысила 20-30 тыс. 

Конечно, эти оценки своей “незначительностью” могут вызвать удивление у некоторых читателей, привыкших к заявлениям о 100 тыс. погибших в войне 1994-96 гг. Поэтому надо напомнить, что оценка в 100 тыс. ничем не обоснована, а помимо нее существует еще и оценка в 20 тыс. 

Российские военачальники определяли число убитых боевиков более чем в 18 тысяч. Но надо учитывать, что чеченцы оценили свои потери как немногим более 1 тыс. убитых, а российская армия имеет давнюю традицию значительного преувеличения боевых потерь противника (например, во время русско-турецких войн такое преувеличение измерялось порой десятками раз). Конечно, чеченские оценки в данном случае выглядят заниженными, но все же число убитых боевиков, вполне вероятно, не достигло 5 тыс. 

При штурмах, обстрелах и бомбежках станиц и аулов число погибших мирных жителей (если таковые вообще были) измерялось в каждом случае единицами или десятками. Очевидно, большинство потерь мирного населения пришлось на жителей Грозного. При этом, во-первых, не факт, что число убитых там превысило 10-15 тысяч; во-вторых, во время боев в городе пострадало прежде всего население центральных кварталов Грозного, среди жителей которых доля европейцев и представителей других немусульманских народов в конце 80-х годов достигала 70-75%. 

Таким образом, если бы не эмиграция, то численность мусульманских народов Чечни в 1999 г. была бы около 900 тыс. чел. или чуть больше. Даже если использовать более высокие оценки военных потерь, итог мало изменится. 

Есть разные данные о том, сколько осталось в Чечне немусульман (прежде всего, восточных славян и армян). Московские авторы дают оценки и в 20, и в 50 тысяч. Масхадов говорит, что “русское население” Чечни (вряд ли Масхадов относит армян или грузин к “русскому населению”) составляет 100 тыс. чел. (“Независимая газета”, 1 октября). В 1989 г. в Чечне жило около 285 тыс. славян. Из 147.232 вынужденных переселенцев из Чечни, зарегистрированных ФМС на 1 января 1999 г. (при этом в 1998 г. таковых зарегистрировано 13.007), примерно 110-115 тыс. были славянами. Однако большое число славян и представителей других народов, вынужденных покинуть Чечню (особенно тех, кто сделал это до 1995 г.), не попало в статистику ФМС. Так что остается только гадать, сколько же осталось в Чечне немусульман. Но в целом получается, что если бы не было эмиграции мусульман, то число обитателей Чечни летом 1999 г. находилось бы где-то в интервале 900 тыс. — 1.050 тыс. 

В 70-80-е годы из ЧИАССР эмигрировали не только европейцы, но и вайнахи. Из данных переписей следует, что в 1979-89 гг. нетто-эмиграция вайнахов из ЧИАССР могла составить тысяч 50. (И в результате в 1970-89 гг. число чеченцев, постоянно живших в Ставропольском крае, возросло в 3,4 раза, в Астраханской области — в 5,5 раза, в Ростовской области — в 6,8 раза, в Волгоградской области — в 13,7 раза, в Тюменской области — в 33,7 раза. В этих 5 регионах число постоянно живших чеченцев выросло в 1970-89 гг. с 9,3 тыс. до 55,8 тыс., т.е. в 6 раз.). 

А вот насколько велика была эмиграция из Чечни вайнахов в 1989-99 гг. — это очень большой вопрос. “Коммерсант” (за 2 октября) приводит слова “председателя законодательной палаты чеченского парламента созыва 1996 года” Алавдинова о “500 тысячах покинувших республику чеченцев” (непонятно, правда, за какой период покинувших; ибо в 1989 г. в СССР за нынешними пределами Чечни проживали более 230 тыс. чеченцев, в том числе более 170 тыс. — в РСФСР; а с учетом естественного прироста и волны беженцев в августе-сентябре 1999 г. было бы достаточно эмиграции из Чечни 100-120 тыс. чеченцев с 1989 г. до лета 1999 г., чтобы можно было говорить о “500 тысячах покинувших республику чеченцев”.). Путин говорит о 550 тыс. чеченцев, покинувших Чечню “за последние годы”. 

Вполне понятно, почему используются столь высокие оценки числа чеченцев, эмигрировавших за последние годы из Чечни. В этом случае можно было бы представить лидеров, избранных на съездах чеченской диаспоры, в качестве “руководителей всех российских чеченцев”, и постараться добиться от них той самой “просьбы чеченского народа об освобождении Грозного от бандитов”, о которой говорили маршал Сергеев и другие. Или же в качестве “руководителей всех российских чеченцев” можно было бы представить тех московских чеченцев, которые уже согласились сотрудничать с федеральной властью. Однако на чем основаны эти удивительные оценки — 500 или 550 тыс. недавно эмигрировавших из Чечни чеченцев? Было бы неплохо, если бы их авторы представили какое-нибудь разумное обоснование. Скажем, данные о количестве осевших на постоянное жительство во всех регионах РФ выходцев из Чечни — естественно, с разбивкой этих данных по регионам. 

Для справки: из 978.426 вынужденных переселенцев, состоявших на учете ФМС на 1 января 1999 г., чеченцев было 10.995. Причем, вероятно, не все они вышли из Чечни. За 1998 г. в качестве вынужденных переселенцев было зарегистрировано 2.026 чеченцев. 

Не исключено, конечно, что эти 500-550 тыс. — не совсем выдуманные оценки, а нечто вроде сводки данных местных чеченских общин. Ну так в этом случае надо учесть склонность представителей многих народов к значительному преувеличению как общей численности своих соплеменников, так и в особенности численности общин в диаспоре. Поэтому все эти утверждения о том, что число чеченцев, живущих на территории РФ вне Чечни, составляет 3/4 млн. (не считая последней волны беженцев), что в Москве, якобы, уже сейчас проживают 100 тысяч чеченцев и т.д., выглядят не слишком реалистичными. Все-таки переселение чеченцев с территории Чечни в другие регионы РФ тормозилось в последние годы тем обстоятельством, что как власти, так и местное население рассматривали их в качестве “иностранцев”, причем весьма враждебных. 

В целом же можно отметить, что исчерпывающих данных о числе переселенцев из Чечни в другие регионы РФ нет; перепись населения, на основе которой можно было бы оценить примерное количество мигрантов, российские правители решили не проводить в 1999 г. Мне не известны никакие документы, подтверждающие нынешние оценки российских руководителей. Максимально возможной представляется оценка в 150 тыс. чеченцев и ингушей, эмигрировавших из Чечни в другие регионы РФ начиная с 1989 г. и до августа 1999 г. (эмиграция из Чечни в другие страны измерялась очень немногими десятками тысяч). Поэтому я и предполагаю, что в Чечне к августу 1999 г. было не менее 750 тыс. жителей. 

Кстати, вышеупомянутое заявление Кошмана (о том, что на территории, контролировавшейся федеральным руководством к 13 ноября, проживает 140 тыс. чел.) в некоторой степени подтверждает предположение о том, что до начала нового конфликта число жителей Чечни было ближе к 750-900 тыс., нежели к 350 тыс. К 13 ноября под контролем федеральной власти были населенные пункты, в которых в 1989 г. проживало, вероятно, не более 250 тыс. чел. [В трех районах — Наурском, Шелковском, Надтеречном — в 1989 г. было зарегистрировано 127,1 тыс. наличного населения. В Гудермесе — 38,1 тыс. В Гудермесском районе, часть которого к 13 ноября перешла под контроль “федералов”, в 1989 г. было 45,1 тыс. жителей (без Гудермеса). Число обитателей населенных пунктов Сунженского, Грозненского, Ачхой-Мартановского районов, контролировавшихся 13 ноября “федералами”, измерялось в 1989 г. немногими десятками тысяч.]. 

К тем 140 тысячам, о которых говорил Кошман, надо добавить несколько десятков тысяч беженцев новой войны, находившихся 13 ноября в Ингушетии и других местах. [Например, если верить сведениям, приведенным в N 45 “Общей газеты” (за 11-17 ноября), со ссылкой на руководителя миграционной службы Сунженского района Ингушетии, то из примерно 50 тыс. беженцев, находившихся в начале ноября в этом районе, 20 тысяч были из Ассиновской и Серноводска (вообще-то, по данным переписи 1989 г., в этих двух населенных пунктах было всего 15 тыс. жителей, но данный руководитель мог иметь в виду беженцев не только из них, но и с окрестных земель). Иначе говоря, если верить этому сообщению, то большинство жителей чеченской части бывшего Сунженского района ЧИАССР временно переместилось в его ингушскую часть и все еще не желало возвращаться домой (“...Вернуться хотят пока только 40 человек, остальные чего-то ждут, боятся, наверное”.). И в других районах Чечни, перешедших под контроль “федералов” ко времени выступления Кошмана, отсутствовали десятки тысяч новых беженцев]. А кроме того, по сообщениям СМИ, тысячи или десятки тысяч жителей из контролируемых “федералами” районов находятся в настоящее время по ту сторону линии фронта. И все это означает, что общее население земель, контролировавшихся к 13 ноября “федералами”, могло составлять в начале августа 1999 г. более 3/4 от уровня его численности в 1989 г. 

Надо иметь в виду, что недооценка числа обитателей Чечни может вызвать вполне конкретные негативные военные и политические последствия (помимо уже упомянутой недооценки количества беженцев). Например, военные руководители демонстрируют уверенность в том, что на не контролируемой “федералами” территории Чечни осталось очень мало жителей, среди которых, однако, десятки тысяч боевиков. А это может привести к тому, что летчики и другие военнослужащие из российской группировки в Чечне станут воспринимать в качестве боевиков или ближайших их родственников вообще всех людей, живущих на не контролируемой пока территории. 

Вследствие этого удары будут наноситься без разбора, погибнут тысячи мирных жителей, а это в свою очередь может вызвать мощное сопротивление со стороны чеченцев, гибель большого числа российских военнослужащих и мирных жителей остальной территории РФ (при контратаках террористов), а в результате — дестабилизацию обстановки в России в целом. И в конечном счете может получиться нечто вроде введения чрезвычайного положения во всей стране. 

Владимир Гривенко

checheninfo.ru