Некоторые вопросы этногенеза и ранней этнической истории народов Кавказа: финно-угры на Кавказе

Этногенез и этническая история относятся к числу наиболее трудных вопросов, разрабатываемых исторической наукой. Особое значение эти вопросы имеют при изучении далекого прошлого младописьменных народов Кавказа вследствие краппе ограниченной источниковедческой базы, в результате чего многие древнейшие этапы их прошлого остаются до сих пор недостаточно ясными и мнения о них зачастую основываются на противоречивых и отрывочных данных. Между тем уровень современных исторических знаний позволяет в ряде случаев существенно расширить круг источников за счет использования новейших достижений языкознания, археологии, антропологии, этнографии и других смежных исторических дисциплин и пересмотреть на этой основе некоторые устоявшиеся, по недостаточно обоснованные представления.

Сказанное относится в первую очередь к наиболее отдаленным и наименее освещенным в источниках пластам этногенеза, лежащим за пределами писаной истории. Здесь наиболее перспективными представляются данные топонимии, которые в сочетании с письменными памятниками более поздней поры и свидетельствами фольклора и этнографии позволяют подчас осветить самые глубинные этапы этногенеза и по-новому осмыслить весь процесс последующего исторического развития.

Ниже мы попытаемся это показать на примере ряда местных этно- и топофор-мантов, которые, как нам кажется, в своей основе восходят к финно-угорскому, шире — урало-алтайскому этноязыковому миру, отдельные представители которого в отдаленную эпоху проживали в непосредственной близости от Кавказа, а возможно, и оседали здесь.

УДИНЫ — РЕЛИКТОВЫЙ НАРОД КАВКАЗА

В настоящее время является общепризнанным, что коренное население Кавказа, говорящее на собственно кавказских языках, относится к числу древнейших насельников региона. Расхождения здесь существуют главным образом в отношении времени сложения общекавказской этноязыковой общности и ее увязки с той или иной из известных археологических культур1. Вместе с тем нахождение Кавказа па окраине первобытной ойкумены обязывает нас допустить возможность разного рода миграций, следы которых порой проглядывают в этнической и топонимической номенклатуре края, в наиболее ранних письменных памятниках, фольклоре коренного населения и других источниках.

К числу отголосков подобных древних этнических передвиже шш, на наш взгляд, относится наименование крупнейшей реки Закавказья — Куры, которое в данной огласовке употребляется в обиходной речи лишь на территории современного Азербайджана, т. е. в нижнем ее течении. По-грузински Кура называется Мтквари, по-армянски — Джур, откуда средневековое — Джур-лук. Но еще более важно то, что в Закавказье гидроним КурЦКура стоит фактически в полном одиночестве, в то время как к северу от Кавказа в Восточной Европе и Западной Сибири это название довольно часто и даже обыденно. Так, например, на Северном Кавказе со времен средневековья известны три реки Куры: в бассейне реки Малки, Кумы и Мапыча {Сухая Кура). Местность под названием Кура-Узенъ {узенъ — по-тюркски «протока, балка») встречается в русских документах XVIII—XIX вв., относящихся к Верхней Вал карий. Урочища Куру-Езень и Палеи-кур существовали в XVIII в. в Крыму. Реки К ура — приток Тускоры (совр. Тускарь), Курица— приток Семи (совр. Сейм), города Курск и Куреск на реке Ловати упоминаются в «Книге Большому Чертежу» (XVI—XVII вв.) 2. Куръями в средневековье назывались нижние течения рек Северной Двины и Западной Двины ( летописные Курополка и Малая Куръя), откуда этнические названия курши, корсъ, кори, с которыми связаны такие топонимы, как Куршеиой (Литовская ССР), Куренсаари (Латвийская ССР), Курская коса и т. п.

Особенно многочисленны названия от данного корня в Западной Сибири и отчасти в Средней Азии, Казахстане и па Дальнем Востоке: реки Куршаб — ъ Фергане, Кокур — п районе оз. Балхаш, Курсай, Кур-Карым, оз. Чишипди-Кур-кёлъ — в Киргизии, Курты — в Восточном Казахстане; Курсйка — правый приток Енисея; Курба — левый приток реки Уды —в Забайкалье; Кур — левый приток Амура и др.

Этот же корень присутствует в составе многих племенных этнонимов, как-то : кур Ц куры — этническое наименование эвенков бассейна Ангары; куры — племя в Прибайкалье неизвестного происхождения; куркх — роц эвенков, обитавших в бассейне реки Илима и в верховьях Нижней и Подкамеппой Тунгуски и Икон-ды (бывш. Курейская управа); куреплыг — род тувинцев; куро-ма — этнографическая группа узбеков в окрестностях Ташкента и одноименная с ней группа каракалпаков; курома— пограничная группа между казахами и узбеками в Восточном Казахстане; гурома-гуиеш — родовая группа племени эрсари у туркмеп; ут-тура-куру, т. е. северные куру — этническая группа, соседняя с гуннами (страной хунпу — Хупнадеши), упоминаемая в Махаб-харате, и многие другие.

Этимология большинства перечисленных названий еще требует дополнительного выяснения, но семантика корня кур в значении «вода, река, старица, низина, болото», мокрое место вообще и т. п. проступает довольно прозрачно. Именно в таком значении мы находим это слово в финно-угорских языках. «В зырянском крае,— писал К. А. Попов, известный краевед второй половины IX в.,—большие реки весной образуют заливы, называемые куръями»3. Это слово в настоящее время повсеместно распространено на севере Европейской части СССР и Западной Сибири среди всех живущих там пародов, включая русских. В финском языке куръя (кш)а) — «сухое русло»; куркки (кигк-1а) — «горло, гортань» 4.

Близкие по смыслу слова этого корня имеются в языках многих пародов: например, башкирское кур — «источник»; азербайджанское курэ — «водоносная часть подземного водосборного капа-ла-кягрпза»5; русское курица и курята — рыболовная снасть типа тони; куравка ~ род силка с опрокидывающейся в воду сеткой 6; лакское кур — «пашня» (в смысле орошаемое место?); в удип-ском кур — «яма», переносно — зернохранилище в земле7 и т. д.

С поселением на побережьях рек, озер и других водоемов связаны, по-видимому, и вышеупомянутые этнонимы. Так, средневековое племя курыкап, обитавшее в V—XII вв. в Прибайкалье в бассейне верхней Ангары, в персидских источниках объясняется как «люди, живущие в болотах»8. Прозрачную этимологию имеет и тувинский этноним донкур, первый слог которого объясняется из иранского дои— «река, объем», а понятие в целом — как «место у реки —поречье».

На настоящем уровне наших знаний трудно сказать что-либо определенное в отношении времени и путей проникновения интересующего нас гидронима кур на Кавказ, по сама связь его с фишю-угорским этноязыковым миром представляется вполне реальной. Можно, впрочем, полагать, что отдельные финно-угорские этнические компоненты, обитавшие в Нижнем Поволжье и Южном Приуралье, в VII—VI вв. до н. э., в период скифских походов в Переднюю Азию, были увлечены этим движением и затем осели в благоприятной для скотоводческого хозяйства Куро-Арак-ской низменности, что и привело со временем к появлению здесь нового, характерного именно для данной местности названия кур, принесенного пришельцами и закрепившегося в дальнейшем в качестве названия нижней части реки. По возможно и другое допущение, а именно: финно-угорские элементы проникли в Закавказье несколькими столетиями позднее, во второй половине I тыс. до п. э., в составе сарматских племен. Эта версия представляется даже более предпочтительной ввиду того, что во времена Геродота, в V в. до н. э., Кура называлась, кажется, еще по-местному — Араксом9.

Наконец, можно указать и на конкретную племенную группу, которая, возможно, являлась носителем финно-угорской речи на Кавказе и оставила после себя интересующий нас гидроним. Мы имеем в виду загадочных древних удов, или утов (витиев), которых в специальной литературе уже сближали с современными кавказскими удинами и поволжскими удмуртами, исходя из общности их самоназвания и некоторых исторических параллелей10. Здесь безусловно значительно больше неясностей и белых, пятен, чем твердых п обоснованных доказательств, но с этим неизбежно свидетельствуют и многие побочные данные об аорсах и удах-утиях, которые в источниках квалифицируются как кочевые племена, обитавшие в местах, близко смыкавшихся с расселением фишю-угров в более позднюю эпоху.

Так, например, Страбон сообщае об аорсах, что они кочевали первоначально на равнине между Меотидой (Азовским морем) и Каспийским морем и были вместе с сираками, видимо, «изгнанниками племен, живших выше» (т. е. северное.— В. К.), причем аорсы обитали «севернее сираков» и могли выставить до 200 тыс. воинов, что говорит об их многочисленности. Но верхние аорсы, жившие севернее меотийских, могли выставить еще большее число войска, поскольку они «занимали обширную область, владея большей частью побережья Каспийского моря» 25.

В современной исторической литературе аорсов, как уже отмечалось, принято считать одним из сармато-алаиских племен, главным образом на основании приведенного выше упоминания Плинием группы «сарматских народов на Дунае», а также в связи с индо-европейско-ираиской семантикой их имени26. Но оба эти тезиса представляются достаточно гипотетичными. Известно, что сарматами, равно как и скифами, в античное время и в рап-иее средневековье именовали не только иранские племена, но почти все отдалепные скотоводческие народы, начиная буквально к северу от Дуная и далее на восток вплоть до Индии. Это уже в наши дни лингвисты сумели выявить иранскую основу в немногочисленных языковых данных, которые сохранились от некоторых из древних племенных союзов в виде гидронимов, топонимов, личных имен и лексем, что, однако, отнюдь не дает право покрывать ими всю совокупность древних народов, живших и передвигавшихся по равнинам Восточной Европы и Средней Азии. Достаточно вспомнить известное описание Тацитом невкинов, феииов и венедов, которых он не знает, куда ему отнести — к германцам или к сарматам27, и к которым они, за исключением разве что певкииов, не имеют никакого отношения.

Что касается якобы индоевропейской семантической основы термина аорсы, то можно указать на еще более широкое бытование в финно-угорской этнонимии Поволжья и коми-зырянских земель этнических названий с корнем мург-морт типа: уд-мурт, коми-морт, морд-ва и т. д., восходящих, по данных лингвистов, также к индоевропейской, возможно, иранской лексике. «По-видимому, в какой-то период жизни степей Южной России,— пишет А. И. Попов,— здесь получил широкое распространение тер-мип мер—мар и т. д. в различных звуковых вариантах (благодаря огромной разноплеменности), означавший одно и то же: «смертный», «человек», «муж». Помимо многих соответствующих иранских и кавказских слов, имеющих примерно то же звучание и смысл, как мы видим, аналогичные данные сохранились у тех финно-угорских народностей, кои как-то достаточно близко соприкасались с южнорусским, киммеро-скифским, иранско-кавказским    разноплеменным   миром»28    (выделено    нами).

Не более доказательна и ссылка па сдвоенный этноним алан— орсы, поскольку в выдвигаемой нами гипотезе ему противостоит аналогичный этнонимический дубль — удорсы. Но главное заключается в том, что сдвоение этнических названий отнюдь еще не означает языковой или иной близости стоящих за ними народов, в чем можно убедиться на примере таких сходных этнонимов и топонимов, как келътиберы, кельт о скифы2Э, Галлогреция30. Страбон, в частности, разъясняет, что делалось это в древности в силу незнания подлинных фактов или, как в последнем примере, по причине тесного соседства поименованных пародов (Галлогреция) «.

Не следует забывать также и того обстоятельства, что большая часть этпонимической и географической номенклатуры периода античности и раннего средневековья дошла до нас через посредство ираноязычных племен и народов, которые со времени появления скифов обитали ближе всего к границам ближневосточных и средиземноморских цивилизаций. Такое соседство не могло не сказаться на подаче, огласовке и самой интерпретации терминов, многие из которых представляют прямую иранскую кальку местных названий, что хорошо известно в исторической литературе.

Возвращаясь к вопросу об этнической принадлежности древних удов, утиев (витиев) — удин,, следует заметить, что этот корень (уд), как и рассмотренный в начале статьи гидроним Кур, весьма широко представлен в топонимии Северного Предкавказья, центральных лесостепных районов Восточной и отчасти Центральной Европы, Сибири и Дальнего Востока, т. е. опять в тех же местах современного или былого расселения финно-угорских или близких им в языковом отношении других племен и народов урало-алтайской языковой общности. В числе таких эт-нотопонимов можно указать на известную в средневековье року У дон па Северном Кавказе, которую еще А. Яновский рассматривал как стяженную форму от Уд+дон (осот, «река») и Уд-зенъ (из уд + тюркск. узенъ — «протока», «овраг»)32. Урочище Удзенъ было известно также в XVIII в. в Крыму. В бассейне Волги имеется река Утва, в бассейне Северского Донца — река Уда, в бассейне Днепра — река У дай, приток Сулы. В Карпатских горах (в древней Дакии) в античное время существовал город Утидава, где дава — характерный местный топоформант, подобный названиям Петродава, Суксидава и т. д. На северо-востоке Аппенинского полуострова со средневековья упоминаются город и провинция Удине, названия которых, весьма возможно, восходят к интересующему нас этнониму, поскольку со слов византийского историка Феофана известно, что сюда в 499 г. вторглись «оулгары, о которых никто ничего до того не знал».

Ранние булгары до своего появления в Европе и па средней Волге обитали в Нижнем Подонье и Северном Предкавказье, т. е. примерно в тех же местах, где ранее упоминались аорсы и сира-ки, и входили в состав гуннских племен34. Рядом с ними жили некие утигуры и кутригуры, из которых первые занимали территорию к востоку от Таиаиса, а вторые — к западу от этой реки35. Очень возможно, что в первом из этих двух племен следует видеть прямых потомков тех же древних удов—утиев (витиев) — удин, о которых упоминают источники I—II вв. и с названием которых, очевидно, связаны гидронимы и топонимы У дон (совр. Кума), донецкая Уда, Удзень и др.

Правда, несколько лет назад азербайджанский языковед III. 3. Бахтиев выдвинул объяснение этих названий из тюркских слов кутур—кыдыр, которые в некоторых тюркских языках, б том числе в говоре астраханских татар, означают «странствовать», «гулять», «путешествовать», т. е. вести кочевой, подвижный образ жизни; утур — «сидеть», «оседать» с добавлением аффикса гур — продуктивного во многих тюркских языках и выражающего обладание качеством, выраженным в основе слова36. Именно поэтому у Захария Ритора (середина VI в. н. э.) в перечне народов Северного Кавказа среди «живущих в палатках» упомянуты кутургуры (доел, куртагар), а утигуры (утургуры) упущены37. У Прокопия Кесарийского утигуры характеризуются как парод, живущий в хижинах в страпе пустынной и бесплодной, тогда как о кутригурах сказано, что они, выйдя из Приазовья, переселились в Поднестровье и Подуиавье, вытеснив оттуда готские племена38, что опять-таки вполне соответствует выдвинутой Ш. 3. Бахтиевым гипотезе о происхождении их названий.

Таким образом, предполагаемая им этимология этих двух взаимосвязанных этнонимов представляется весьма убедительной как с лингвистической, так и с исторической точек зрения и вполне соответствует требованиям научной этнонимики — «закону ряда», согласно которому «каждое название одновременно и отличает называемый объект от других, и объединяет его с однородными»зэ; ср.: геродотовские скифы-кочевники и рядом — скифы-пахари; готы-грейтунги (степняки) и готы-тервинги (лесные), летописные поляне, древляне, дреговичи ж т. д. Беда, однако, состоит в том, что мы нигде в топонимии пе находим термина утур, тогда как названия с корнем уд—ут насчитываются десятками.

В связи с этим напомним, что помимо этнонимов и топонимов этого корня в Северном Предкавказье и Восточной Европе они в большом числе содержатся в этнонимии Сибири, Забайкалья и Дальнего Востока: реки Уд, Уда, притоки Ангары, Селенги, бассейна Охотского мора, населенные пункты Удэ, Удинск и др.

Столь широкий разброс данпого этнотопонима мы склонны объяснять его принадлежностью к древнейшему пласту этнических наименований урало-алтайских языков в обеих их ветвях: как западной — финно-угорской, так и в восточной — тунгусо-маньчжурской, носители которых в ходе исторического развития имелись по всей огромпой территории. Последнее не должно вызывать большого удивления, учитывая, что большинство народов данной языковой семьи издревле вело подвижный охотничье-скотоводческий образ жизни и фактически на памяти истории продвинулось в полярные точки названного ареала. Более того, по некоторым языковым и этнографическим данным можно полагать, что предки многих современных финно-угорских народностей в отдаленном прошлом обитали где-то значительно южнее и западнее и в какой-то мере соприкасались с носителями кавказских языков.

ГАМ-СТЕГ, УШЕДШИЕ В ЛЕГЕНДУ

Одним из рудиментов прошлых контактов является древнейший этноним ем Ц ям // эм Ц гам, распространенный на большей части указанного пространства и объясняемый на материале эвенкийского языка, где эмэ — «прийти», «прибыть»; эмэ бзе — «пришелец»; эмэ удя—«путь, по которому приходили»40. По сведениям Гекатея Милетского (V в. до н. о.), «Ямы (1ам) — народ скифский», в его время обитал где-то между Понтом (Черным морем), Каспием и Кавказскими горами, между икси-батами, синдами и иссидонами». Очевидно, это племя было невелико по численности либо жило в большом отдалении от Понта, поскольку последующим авторам оно уже не была неизвестно. Только тысячу лет спустя византийский писатель Халкокон-дил в ремарке об этнической ситуации в Северном Предкавказье в первой половине I тыс. п. э., опираясь на какие-то неизвестные нам источники, вновь упоминает народ под сходным наименованием — эмбы: «по соседству с верхней Иверией жили аланы, гунны и эмбы («Емво»)»42. Нет сомнения, что конечный слог в этом последнем этнониме «присоединен» автором или его источником от нарицательного баЦва — «река», как и в нынешнем названии реки Эмба на северо-востоке Каспийского моря, которая в позднем средневековье именовалась еще просто Ем/} ЦЭмкЬ (ср. также параллельное название современного с. Лена в бассейне р. Вычегды Архангельской области в коми-зырянском языке — Эмва-дан).

Судьбу племени емЦям и дериватов этого корня можно проследить по цепочке этпотопонимов через Поволжье и далее на север Восточной Европы и западнее. Это многочисленные речки, селения и урочища иод названием Гам, Ем, Ям, Емца, Емецк, летописное племя Ямъ, финское Ем, средневековый русский город Ям в восточном Почудье, таинственный город датских викингов Йомсборг в устье Одры44 и далее вплоть до современного Гамбурга.

На Кавказе память о древней народности ям—гам сохранилась в мифологии и топонимии, в частности в нартском эпосе кабардинцев, карачаевцев и балкарцев в названии воинственных женщин еммечь, локализуемых около «Сванетии и далее к востоку до Ах лов-кабака», в Малой Кабарде45, а также, видимо, в образе ингушских гам-стег, где стег означает по-ингушски «человек, люди» — мифические люди-оборотни 4в. Согласно   адыг ским преданиям, их предки, жившие тогда на побережье Черного моря, часто воевали с еммечь. Последних В. А. Кузнецов прямо сближает с легендарными амазонками и сарматами, у которых женщины, как известно, нередко принимали участие в военных походах47. По словам Геродота, сарматы и произошли якобы от смешения скифов и амазонок, вследствие чего сарматские женщины «сохраняли стародавние обычаи: вместе с мужьями и даже без них они верхом выезжают на охоту, выступают в поход и носят одинаковую одежду с мужчинами» 48. Впрочем, сам Геродот мало верил во все эти рассказы, как и многие другие античные авторы 49.

В. А. Кузнецову, однако, удалось, по нашему мнению, и вопреки более осторожной оценки рецензента его работы В. И. Аба-ева, доказать достоверность исторического ядра легенд об ама-зонках-еммечь и о близости их сарматским племенам, среди погребений которых женских захоронений с копской сбруей и оружием намного больше, чем у других соседних с ними народов той поры, и достигает 20% по исследованиям К. Ф. Смирнова 50. Для нас, впрочем, более важно отметить указание Геродота на первоначально резкое различие языка скифов и амазонок. «Скифы не могли попять, в чем дело,— пишет Геродог о первом появлении амазонок в Причерноморье,— так как язык, одеяние и племя амазонок были им незнакомы» (выделено нами.— В. К.) «. И даже позднее, когда скифы «сблизились» с амазонками (т. е. ассимилировали их), сарматы по-прежнему продолжали говорить с заметным отличием от скифов, поскольку, добавляет далее Геродот, «амазонки плохо усвоили скифский язык» 52. Процесс усвоения амазонками скифского языка, по Геродоту, продолжался длительное время. Это лишний раз подтверждает, что первоначально это были, видимо, два разноязычных этноса.

В нартском эпосе женщины-воительницы, как и амазонки, также вначале не входили в число нартов и жили в своих обособленных селениях53 и только позднее стали выступать совместно с ними. «Девичье войско,— замечает В. А. Кузнецов,— не принадлежит к пароду нартов. Иная племенная принадлежность дев-воительниц в эпосе подчеркнута отчетливо и: недвусмысленно» 54.

Для В. А. Кузнецова сходство легенды об амазонках со сказаниями иартского эпоса о женщинах-воительницах и «геиико-кратии» сарматского общества означает лишь одно — общую иранскую подоснову, отразившуюся в нартских сказаниях. Нам же представляется, что за всем этим следует усматривать иолиэтпич-ность древнего населения Северного Предкавказья и присутствие среди его основных группировок каких-то пока еще не вполне ясных уральских, а возможно, и иных (палеоазиатских, алтайских) этнических компонентов. В этом нас убеждает также па-личие в фольклоре современных народив края многочисленных полумифических и легендарных персонажей,  подобных тем же еммечь, гам-стегам, вамиолам, джелтам, чиптам и др., в именах которых многие исследователи ищут следы реально бытовавших в прошлом народов. При этом в соответствии с законами фольклорного жанра можно полагать, что чем более фантастическими чертами наделяет народное воображение тот или иной образ, тем дальше от наших дней жил скрываемый под этим именем народ. Сопоставление легендарных мифологических персонажей с письменными, археологическими и другого рода источниками может способствовать выявлению хронологического возраста интересующего нас этноса. В этом отношении представляет интерес датировка В. А. Кузнецовым амазонских сюжетов нартского эпоса, а именно амазонок-еммечь, серединой I тыс. до и. э. Для эпохи раннего средневековья, пишет автор, это уже исключено, так как в алаиский период женщины на Северном Кавказе не участвовали в войнах, что подтверждается как письменными, так и археологическими материалами 5

С указанным либо еще несколько более ранним временем следует, на наш взгляд, связать пребывание на Северном Кавказе и мифологических гам-стег, имя которых, возможно, отложилось в названии легендарных амазонок: (г)ам-маз-он, где последний слог является суффиксом принадлежности, свойственным многим индоевропейским языкам. Правомерность подобного толкования доказывает наличие параллельного мифологического имени алмас (ты) —албас (ты), известного как на Северном Кавказе, так и в Средней Азии. В этом наименовании первый компонент, как это убедительно показал Б. А. Алборов, восходит к древне-переднеазиатскому ал — первоначально «божество», в дальнейшем «злой дух», «чудовище» 56; второй элемент может быть сопоставлен с названием леса в ряде адыгских и финно-угорских языков (ср. адыгск. масЦмез, вепск. мец), откуда алмас — дословно «лесной дух», «чудовище», с перебоем, характерным для тюркских языков в начальной фонеме м//б, и с конечным иранским топоформаитом та//те.

В 1920-х годах Л. И. Семенову удалось записать в самых общих чертах, что до ингушей в Джерахском ущелье, в частности в с. Фалхан, жили «потомки какого-то Гама» 57. Все другие сведения о гамстег носят уже совершенно сказочный характер. Это, однако, не может служить основанием усматривать за этим плод досужей фантазии местного населения, хотя бы потому, что на западе Северного Кавказа, в верховьях р. Урупа, до настоящего времени сохраняется географическое наименование Гамовский ручей, впадающий в р. Кува, с характерным гидроформантом ва, широко распространенным по всему северу Восточной Европы.

Этноним гум {думский человек) упоминается в нартских сказаниях осетин. Там же встречаются пазваиия страны Гум, Гум-ское ущелье, Гумский перевал, селение Гум и т. д. Главный герой нартов Созырыко Сослан, а иногда и другие нарты, вступает в борьбу с Гумским человеком, но нарты постоянно терпят от него поражение, несмотря па то что прибегают к разного рода хитростям. Так, в одном из сказаний рассказывается, например, о том, как Созырыко прибыл в Гумское ущелье, где в большом доме с л«елезтюп дверью жил Гумский владетель по имени Къо-бор, который усыновил Созырыко. Но неблагодарный Созырыко, покинув гостеприимный двор, снаряжает против Къобора поход, который закончился тем, что «Гумский Къобор» перебил всех партов, кроме Сырдопа и самого Созырыко, у которого, однако, вырезал со спины ремни 58.

Анализируя эти сказания, осетинский историк и лингвист В. А. Алборов отмечает такую характерную черту: несмотря на сложные отношения, гумцы любят нартов, всегда щедро их одаривают, прощают за нападения и коварство; по мнению автора, это указывает на давнее соседство этих двух народов. Валгао подчеркнуть также, что нартские сказапия о гумском человеке, как это отметил Б. А. Алборов, пеизвестны современным северо-кавказским пародам, в том числе и осетинам; они были записаны от осетин Южной Осетии. Правда, адыгам известно название реки Кумы в форме Гумыз, дословно «Старый Гум» 59, что восходит к тюркскому Гум-су — «Гумская река», т.е. Кума (ср. балкарок. Г ум-су — Кума) 60. В верховьях Кумы зафиксирована небольшая речка под названием Гумич и селение Гум-локт (позднейший Кумско-Абазиновский аул) 6|.

По мнению В. Ф. Миллера, этноним гам относится к иранскому кругу языков 62, что, нам кажется, отрывает его от других аналогичных наименований, связанных с финно-угорской языковой средой. Так, в одной коми-зырянской космогонической сказке «Как сотворилась земля» говорится о мифических прародителях народа по имени Войпелъ и Емы63. Сохранились также известия о неких емвагас, жителях реки Ем 6 Наконец, мы располагаем указанием на то, что в первой половине XIX в. в Закавказье на территории Азербайджана обитал какой-то загадочный народ ем-уд, который один из исследователей той поры Э. Эйхвальд именует «финским племенем» и ставит в один ряд с древпими удами и живущими в тех же местах удинами.

Сообщение это настолько из ряда вон выходящее, что заслуживает того, чтобы привести его полностью. «Невдалеке от одной падарской (этнографическая группа азербайджанцев.— В. К.) деревни есть деревня Пидт (Нидж?), где живет народ христианский, не армяне, хотя и называют его армянами. Никогда не были они и татарами (азербайджанцами.— В. К.) и говорят не татарско-турецким и не армянским языком, а как слышно, своим собственным, который отчасти разумеют одни грузинские армяне. Народец этот называет себя емуди и долго не хотел принимать крещение, хотя по собственным рассказам прежде был христианской веры. Кроме того, есть в ТТТекинской области другой отдельный народец уды, вероятно, одноплемеппики этим ем-удам и, быть может, одно и то же со страбоновыми утами, удами и вотяками, которых они чуть ли не потомки (выделено нами.- В. Я.)»65.

Можно полагать, что в приведенном отрывке речь идет просто о туркменском племени номудов, но таковые, кажется в Азербайджане никогда не проживали, а если и пребывали, то вряд ли исповедовали христианство. Вместе с тем исключена и путаница с современными кавказскими удинами, поскольку Э. Эйхвальд знает по соседству «другой отдельный народец уды».

Вообще мысль о возможном проживании па Кавказе либо где-то поблизости от него древних финпо-угров не столь уж чужда исторической пауке, хотя в последние десятилетия и была предана забвению. Причиной этого послужили блестящие успехи иранистики па Кавказе, что вполне понятно, поскольку иранский этноязыковый материал лежал па поверхности и был богато представлен в античных и раинесредпевековых источниках. В период, когда Кавказ попал в поле зрения греческих и римских писателей, здесь и в самом деле почти безраздельно господствовали скифские и сарматские племена, принадлежавшие в своей массе к иранскому языковому миру. Со временем это привело к своеобразной абсолютизации иранского компонента, тем более что и посредниками между античными авторами и местным населением были преимущественно те же иранцы — скифы и сарматы из числа политически главенствующих группировок, которые в ряде случаев могли просто калькировать или переводить иноязычные выражения и попятную для себя форму. Это позволило в свое время известному советскому иранисту В. И. Абаеву даже категорически заявить, что «все, что не поддается объяснению из иранского, вообще не поддается объяснению» 66.

МАДЖАРЫ

Столь одностороннее толкование античных и рапиесредиевековых источников по интересующему нас региону создало со временем огромные трудности на пути тех, кто пытался по-иному взглянуть на ход исторического процесса в ту отдаленную и довольно скудно освещенную источниками эпоху67. Поэтому для подкрепления отстаиваемого тезиса о проживании в какую-то отдаленную эпоху на Кавказе финно-угорских этнических элементов нам представляется нелишним привести некоторые свидетельства более позднего времени — I — первой половины II тыс. н. э., в которых речь идет о несомненном пребывании в регионе или ближайшем  соседстве  с ним  представителей искомой  языковой семьи.

Одно из таких свидетельств содержится в труде армянского историка Моисея Хоренского (V в.), где упоминается область и город Мажар//Мажак, находившиеся в Западном Закавказье в соседство с областями Понт и Егер, в последней принято видеть страну черкесов68, а возможно, также Абхазию и Западную Грузию (ср. груз. Эгрнси — Мегрелия). Племя маджар упоминает   и   византийский   император   Константин    Багрянородный (X в.), который локализует его между реками А тиль (Волга) и Гейхи (Гехи?) в непосредственном соседстве с ранними печенегами89. Арабский писатель Ал-Омари (первая половина XIV в.), рассказывая о походе монголов в Восточную Европу и на Северный Кавказ, говорит, что они здесь столкнулись и покорили рати черкесов, ясов, русских и маджар, которые, однако, и в его время продолжали похищать у кипчаков детей 70.

В   сочинениях   более  ранних  арабских  авторов  на  Северном Кавказе упоминается река  Угра   (совр.  Кура) «. Это последнее указание   представляет для нас   исключительную ценность, поскольку позволяет надежно увязать загадочных маджарЦмажар с предками позднейших венгров, которых русские летописи именуют уграми. Одновременно с этим гидронимический ряд Угра— Удои  еще раз  потверждает наше предположение об отпесепии античных удов-утиев к числу финно-угорских племенных групп. В связи с этим представляется малооправданпым мнение о том, что термин маджар Ц мажар на Северном Кавказе якобы восходит к названию города Маджаръг па реке Куме, а впоследствии вообще   обозначал   каменные   развалины,   почитаемые   местным населением72. Такое расширенное   толкование   представляет собой вторичное явление в этнографии; основу же данного имени составляет этническое название, которое намного древнее известного поселения на Куме. Можно полагать, что маджары входили в состав болгарских племен в период их пребывания в Северном Предкавказье, что нашло отражение в  «именнике»  болгарских   царей,   где   упоминается    «родовая   группа   Вокилъ», которую А. В. Гадло справедливо сопоставляет с одним из угорских этнонимов вогулы, сохранявшимся еще недавно у манси 73. Имя мадьяр   (венгров)   содержится в  описании путешествия Рубрука,  который,  проезжая  в   1253  г.   через   степи  Северного Предкавказья, «ощутил сильный страх» оттого, что на пути его следования разбойничали  «русские, венгры и аланы», рабы татар, «число которых у них было весьма велико» 74.

Имя восточных мадьяр (мажар) упоминается в русских летописях под 1551 г., где говорится о них как о союзниках русских в борьбе против казанских татар 75. По мнению В. В. Рад-лова, имя маджар в дальнейшем преобразовалось в название части татар — мишари (первоначально — мишяр, мяшяр), которые в позднем средневековье проживали «густыми массами в южной части Казанского ханства» и были известны соседям под названием маджар. В XVI в. мажары еще довольно часто упоминаются в русских документах, относящихся к Казанскому ханству, а топонимы с корнем мажар еще в XIX в. были широко разбросапы во многих южнорусских губерниях76. Известны подобные названия и на Северном Кавказе, в бассейне реки Большой Зеленчук — Маджар-уна (уна по-адыгски «дом»)77, в Кутаисской губернии, вблизи Сухуми (Мажарское озеро, река Маджарка) 78, что перекликается с приведенным выше сообщением   Моисея   Хоренского   об   области МажарЦМаоюак в сосед стве с областями Кгер и Понт и может быть объяснено проникновением части фипно-угорскнх племен в район Колхиды по древнему торговому пути, существовавшему некогда между Хорезмом и Византией 79.

Столь широкий разброс интересующего нас наименования выразительно свидетельствует о том, что на последнем этапе своего существования этническая группа мажар // маджар, передавшая перечисленным топонимам свое название, оказалась рассеянной и оттесненной из южных районов своего первоначального расселения далеко к северу, па границу лесостепи, где и утратила в конце концов свое существование.

Вместе с тем наличие значительного числа подобных этнонимов и топонимов в Сибири и Средней Азии дало повод некоторым исследователям отнести этническую общность, покрываемую этим именем, к числу тюркских родо-племенпых групп, но, как резонно заметила II. Г. Волкова, «имеющиеся в письменных источниках факты о тюркских племенах Дешт-и-Кипчак, в том числе на территории Предкавказья в домонгольский период, явно недостаточны для подобных утверждений» 80.

Столь же мало доказательно и стремление другой части ученых увязать данный топоформант с этническим именем мадьяр в тех случаях, когда это основывается исключительно на одном лишь созвучии, без связи с соответствующими историческими реалиями. Но они достаточно выразительны и многочисленны для того, чтобы более обоснованно подкрепить финно-угорскую гипотезу. Кроме приведенного выше топонимического ряда кур II пор II корья, ранпесредневековых удах // утиях Кавказской Албании, приморского Дагестана и Северного Предкавказья, группы вокилъ (вогул) в составе болгарских племен, таинственных мажаров и «венгров» Рубрука, можно указать, что кавказские удины и албанцы были, по словам Страбона, более «склонны к пастушескому образу жизни» «, а Плиний Старший прямо именует их «скифским народом», очевидно за приверженность к скотоводству; по утверждению Юлия Солипа, в отличие от своих соседей они имели «светлые волосы и серые глаза» 82. Последнее можно расценить как косвенное свидетельство того, что они (удины) были, по-видимому, сравнительно поздними переселенцами из каких-то северных областей. Плутарх, рассказывая о походе Помпея в Кавказскую Албанию, также упоминает «большое число вольных племен с берегов Аракса»83, под которым следует понимать реку Куру; скорее всего это сообщение должно быть отнесено к кочевому населению, поскольку прилегающая низменность издревле использовалась в качестве пастбищ.

Этим ремаркам античных писателей можно было бы не придавать большого значения, если бы они пе перекликались с показаниями более поздпих писателей. Так, албанский историк Моисей Кагапкатваци, в начало своего труда излагая библей-ско-христиаискую генеалогию народов мира, возводит население Албании к кетурийцам — «детям» мифического Яфета, а затем поясняет, что «живущие в странах северных сродни кету-рянам, от которых происходят и агваны», т. е. кавказские албанцы84.

Из других источпнков мы узнаем, что агваны и утии находились в близком родстве между собой, что нашло отражение в известном рефрене: «Мы агваны и по нации утнйцы» 85, а также то, что первоначально и те и другие обитали к северу от р. Куры и только со временем, под давлением других кочевников с севера, распространились по всей территории, которая в дальнейшем и получила свое наименование по ним — Албания (в армянском произношении — Агуапк) 86. Уместно также вспомнить, что подобного рода легенда зафиксирована и па Северном Кавказе, в частности у коренных обитателей восточной части этого субрегиона — вайпахов (племя ехши-батой) 87. Эти последние легенды вполпе объяснимы, учитывая многочисленные и хорошо известные в исторических источниках периодические нашествия кочевников из степного Предкавказья, Северного Причерноморья, Средней Азии, и приводятся нами лишь для того, чтобы более ощутимо представить возможность такого же движения с севера и на территорию Восточного Закавказья, по в гораздо более отдаленпую эпоху и к тому же менее освещенную в памятниках.

О нашествиях северных племен неоднократно упоминают древнеармянские авторы, в том числе и Моисей Каганкатваци (Каланкатуйский), относя эти события к первым векам нашей эры, а возможно, и к более раннему времени. Это болгары, гунны, хазары, эфталиты, росмосохн и многие другие древние племена, по такие сообщения в данных источниках в большинстве случаев принято считать анахронизмом. В нашу задачу не входит детальное рассмотрение и критический анализ этих известий. Главная цель данной работы — показать реальность подобных миграций с севера в глубокой древности (включая сюда и обратные перемещения с юга на север, как это, возможно, имело место с далекими предками удпн-утиев), а главное — отметить разиоэтиичность мигрировавших групп.

«ТУМАННЫЕ КИММЕРИЙЦЫ» — КТО ВЫ?

Вопрос об участии в таких передвижениях финно-угорских племен после всего вышесказанного вряд ли вызывает сомнения. В пользу этого говорит и то обстоятельство, что область их первоначального формирования, по общему мнению большинства исследователей — историков, археологов, лингвистов, находилась где-то на границе лесостепп от Алтая и Саян па востоке и вплоть до Южного Урала и Среднего Поволжья па западе 88.

По антропологическим материалам финно-угорская этноязыковая общность уходит своими корнями к мезо-энеолитичсскому населению,   по крайней мере   на   территории Приуралья   и   По волжья, и, вероятно, как полагает В. В. Бупак, предшествовала самодийцам в арктической зоне Евразии м.

В связи с этим можно напомнить, что арабские писатели, в частности Иби-Хаукаль (первая половина X в.), посетивший Северный Прикаспий, сообщают, что «язык чистых хазар не похож на язык турецкий и с ним не схож ни один из языков известных народов» 90. Думать, что это был иранский язык алан, которые когда-то обитали в низовьях Волги, у нас нет оснований, а поэтому следует полагать, что скорее всего собственно хазары (этническое ядро конгломерата) говорили па одном из языков фипно-угорской группы. Это тем более вероятно, что расположенная по соседству с Хазарией Башкирия в средние века в европейских источниках повсеместно именовалась Великой или Старой Венгрией01, а в восточных — Маджарией (Маджга.ЦМаджгир) 92. Вильгельм Рубрук прямо писал, что «язык пастакир и венгров один и тот же» 93 (!).

Очевидно, в средние века в составе башкир еще сохранялись отдельные этнические группы, говорившие на финно-угорских языках, поскольку за два десятилетия до Рубрука, в 1236 г., территорию Башкирии специально посетили венгерские миссионеры, которые нашли язык местного населения «совершенно венгерским» 94. Это же самое подтверждают и восточные авторы, в частности, Якут ал-Хамави (первая половина XIII в.), который, описывая свою встречу с башкирами в городе Алеппо, куда те прибыли из Венгрии для «усовершенствования себя в знании ислама», замечает, что по языку и одежде они «не отличаются от ифрепджиков» (венгров в данном случае) 95.

Наличие в составе тгоркоязычпых «черных хазар» особой этнической общности «белых хазар», говоривших на отличном от первых и «неизвестном» языке, в котором скорее всего следует видеть один из угорских языков, находит косвенное подтверждение в русской «Начальной летописи», где упоминаются две группы угров, шедших мимо Киева на запад в разное время: «белые угры» — во время правления в Византии императора Ираклия (010-641 гг.) и Хосрова II в Иране (590-628 гг.), т. е. в VII в., и «угры черные», двигавшиеся, по летописи, в 879 г., что близко совпадает с хорошо известным вторжением па территорию Моравского княжества мадьяр под руководством Арпада в 895 г.

Приведенные упоминания о «белых» и «черных» болгарах, хазарах и венграх {уграх), за которыми просматриваются раз-ноэтиичные группы племен, можно дополнить менее ясными и скудными сведениями армянских авторов той же поры о каких-то «севордик» (дослови. «черные дети», из саварт // савъяр — савиры) и рядом расмосохах (белые массагеты, маску ты*), которые в I тыс. н. э. совершали нападения с севера па Закавказье96. Принято считать, что савиры — это тюркское племя, но по сведениям Константина Багрянородного они (точное «саварты»)  составляли часть этнических венгров, которые в результате развело рода политических катаклизмов были вынуждены в конечном счете искать спасения на Кавказе. «В войне, возникшей между турками (т. е. венграми, уграми.— В. К.) и печенегами, войско турков было разбито и разделилось на две части: одна часть поселилась па востоке, в части Перспды, причем доселе по старинному имени турков называется крепкими савартами, другая часть … поселилась в западной стороне, в местах, называемых Ателькузу» 9 Все это в конечном счете смыкается с античными «белыми» аорсами, которые в источниках довольно четко выделяются в кругу других сарматских племен.

Сарматы в этническом отношении скорее всего составляли сложный и неоднородный конгломерат племен. Это признают многие исследователи. «Сарматы едва ли представляли собой единую в этническом и языковом отношении народность,— пишет И. Алиев в капитальной монографии «История Мидии».— Скорее всего это название, так же как и название скифы, имело собирательное значение». И еще в другом месте: «Тот факт, что известные нам скнфо-сарматские имена по крайней мере на одну треть состоят пз имен, несомненно не иранских (а это говорят и сами иранисты), показывает, насколько преждевременны заключения о безоговорочном иранизме скифов и сарматов» 98.

Мы не склонны судить столь категорично и отрицать иранскую подоснову большинства скифских и сарматских племенных групп и объединений, но как уже говорилось выше, полагаем, что среди них могли находиться и представители других языковых групп и в первую очередь финно-угорские этнические компоненты.

Моисей Хоренский, перечисляя народы Северного Кавказа, наряду с болгарами (булкар) и хазарами упоминает народ и область Егер«, которые принято отождествлять с названием Западной Грузии — Эгриси (Мегрелия). По на языке коми термином егер // ёгор именуются их восточные соседи — ханты, «ближайшие языковые родственники ветров» |0°. От этого последнего имени идет русское летописное название венгров — угра II югра.

В источниках XVII — нервой половины XIX в. егерукаевцы обычно объединяются с рядом других западноадыгских племен, н в первую очередь с темпргоевцами (к/емгуй, ч1емгуй), мам-хегами (мамхыгъ) и махошевцами (мэхъош), которые в парод-пых преданиях рассматривались как родственные между собой этнические группы, говорившие на сходных наречиях. Наиболее сильным племенем в этом объединении были темиргоевцы, которые в русских документах первой половины XVII в. именуются кумиргинскими черкесами, а позднее темиргоевцами и кемгуй. Под этими последними названиями упоминают темпргоевцев и западноевропейские авторы примерно той же поры «». При этом особого внимания заслуживает сообщение Главапи (первая половина XVIII в.)  о том, что округ Темиргой прежде управлял ся двумя беями, из которых один назывался по имени округа (т. е. Темиргой, Кемгуй), а другой назывался Мокосигилан (Моко51§11ап). «Ныне имеется только один бей,—продолжает Главани,— который носит оба названных титула» 10г.

Здесь у Главапи вкралась какая-то ошибка, поскольку в приводимом им термине легко угадываются два наименования в иранской огласовке: Мокос и Гилаи. Рассматривая первую часть этой титулатуры, Н. Г. Волкова пишет, что она «близка к названию мохосии Кятиба Челеби и, видимо, связывается с термином мамшух Эвлия Челеби, а также с поздними махошевцами», которые также входили в округ Темиргой, хотя и управлялись самостоятельными князьями до 1724 г. по меньшей мере 103.

Нам представляется, что мы можем пойти еще дальше и сопоставить    термин   мокос   с названием    части    мордвы — мокша. В пользу этого можно привести следующие соображения. До ордынского нашествия мордва-мокша была довольно значительным племенным объединением и проживала, кажется, намного южнее своего последующего расселения. О мордве сообщает венгерский монах Юлиан, путешествовавший по Северному Предкавказью и Нижнему   Поволжью  в   поисках   «Великой   Венгрии»   в   1235   г. Народ  мокселъ   (мокша)   упоминает  в  своем   путешествии  Руб-рук, который писал, что  «их государь и большая часть людей были убиты в Германии» во время похода монголов в Европу «»‘, что, вероятно, привело к резкому сокращению их численности. Что   касается    второй    половины   титулатуры    Мокосигилан, то и она имеет прозрачную этимологию: колено гила упоминает Константин Багрянородный в числе подразделении печенегов 105, пребывание  которых  па Северном  Кавказе  зафиксировал  иарт-ский   эпос  в   форме   «бедзенакь |06.   Мы   можем   сопоставить   эту этническую  группу  с геродотовским  племенем   гелопов,  входивших  в  племенное  объединение  будииов.   По  приводимой  отцом’ истории так называемой  «эллинской»  легенде  о  происхождении скифов,  эпоним  Гелоп  был  одним  из трех  сыновей Геракла и местной богини полудевы-полузмен, обитавшей в лесистой области Гилее, находившейся па побережье Черного моря к востоку от Днепра.   Когда дети Геракла подросли,   мать назначила им испытание,   с которым   двое   пз   подростков — Гелоп   и   Агафирс не справились, за что и были изгнаны ею из родных мест.

Можно полагать, что в этой легенде отразилось воспоминание о борьбе пришельцев-скифов с коренными насельниками этих мест и оттеснении последних в направлении лесостепи и далее на север. Последнее доказывается тем, что будииы были, по сообщению Геродота, рыжеволосыми и имели светло-голубые глаза. В их земле находился «деревянный город под названием Гелон» с высокими деревянными стенами, деревянными домами и другими постройками. Будины были скотоводами и вели кочевой образ жизни, тогда как гелоны зашшались земледелием и садоводством. В земле этих племен имелось также «огромное озеро», окруженное болотами, в котором водились выдра, бобры и другие звери; здесь нетрудно узнать современную Мещеру и прилегающие земли, заселенные в прошлом финно-угорскими племенами: мереи, мордвой, муромой, мещорой |07.

Геродот оставил путаные известия о языке гелонов и будни, но если принять догадку А. И. Попова о связи фонемы I в этническом имени мокселъ, приводимом В. Рубруком, с мордовским ляй — «речка», «овраг» 108 и приложить это толкование к топониму Гилея, месту первоначального обитания гелонов, то мы получим возможность отнести этот народ также к числу финно-угорских племен.

К аналогичному заключению приводит нас и внимательное рассмотрение этнонима темиргой // кемгуй, в котором, как нам представляется, сохранилось воспоминание о древнейшем народе киммерийцах, который обитал в первой половине I тыс. до и. э. на широком пространстве Северного Причерноморья, Приазовья’ и Северо-Западного Предкавказья. На это указывает одпо из самых ранних упоминаний темиргоевцев в русских докумептах XVI в.— «кумиргаиские черкесы» 109. Другие варианты имени темиргой // кемгуй появляются в источниках, как уже говорилось, позднее и могут быть объяснены адаптацией этого имени адыгским языком, что особенно наглядно видно в диалектном ч1емгуй — с характерным для этого языка перебоем в началь-ной позиции к1 И ч1.

Имя киммерийцев зафиксировано и в других языках Кавказа, например в грузинском гмири — «герой», «сказочный великан», а на Северном Кавказе — в партском эпосе осетин в этническом имени легендарного парода гумириты1|0. Этот же этноним отложился и в русском кумир — «идол», «истукан», которое, по мнению Л. Г. Преображенского, восходит к финскому кшшг-1аа — «кланяться» ‘».

С финскими этнонимами типа уд-мурт, коми-морг, где мурт Ц морт обозначает «человек», сближает название киммерийцев и лингвист А. И. Попов 112.

В нашу задачу не входит подробно останавливаться на этнической принадлежности киммерийцев — это особая сложная тема; здесь же отметим только, что в разное время в киммерийцах исследователи видели то коренных кавказцев, то агафирсов с неясной этнической основой, то предков славян, тохаров, тюрков, кимвров, кельтов, фракийцев, тавров, ираноязычные племена, родственные скифам, к чему в последние годы все больше склоняются многие советские ученые «3. Нам, однако, представляется, что дискуссия по проблеме этпнческой интерпретации киммерийцев еще далека от завершения и в пей остается место и для других точек зрения. Пе исключено, что в состав киммерийцев входили и какие-то группы финио-угорского происхождения, на что как будто указывает этническое имя этого народа, в котором «можно выделить основу ком, подобную этническим самоназваниям: коми-морт, коми-утир — самоназвание коми-пермяков» «*.    Относительно     последнего     небезынтересно  привести точку зрения Л. П. Латука, который пишет: «Само название коми, не находящее рационального объяснения па пермской почве, трактуется па материалах обско-угорекпх языков:’ в языке хантов хум (древнее кум) означает «человек», в языке манси ком — «мужчина». Отсюда понятно архаическое зырянское ком-муса — «жители Прикамья, пермяки», а также удмуртское название зырян сары-кум, в котором вторая часть при свойственном удмуртскому  переходе  о>у  первоначально  звучала  как комь «».

Корень ком-гум довольно широко представлен также в этнонимии   тюркских   народов   позднего   средневековья,   как-то:   ку-ман Ц коман — византийское   название   половцев-кипчаков,   которое известно и русским летописям   (ср.  «кумапы, рекше половцы»),   кимак,   кумык,   кумандиицы.   Из   этих   названий   термин кимак  отличается от интересующего нас этнонима только суффиксальным   оформлением,   что   можно   объяснить   стадиальным развитием  этноязыковой  терминологии  в  рамках одной генетической общности в разные периоды истории.  По останавливает то    обстоятельство,    что    кимаки    обитали    далеко    на    востоке, па   пространстве от долины   реки Или  до   хребта Тарбагатайп6, и ближе на запад под этим именем никогда не были известны. Вместе с тем следует учесть, что киммерийцы в письменных памятниках   и   местной   топонимии   называются   также   неоднозначно:   то   Гамир — армянское   название   Каппадокии,   бывшей последним прибежищем киммерийцев в Передней Азии; то кумир — в русско-византийской   огласовке,   то   Гумик — селение в Дагестане.   Это  позволяет  предположить, что  коренная  гласная в   данном   этнониме   была,   очевидно,   неустойчивой   и   звучала иначе, чем донесла ее до нас античная традиция.

В связи с этим заслуживает внимания характерная черта древней этиогоиии фишю-угров и близкородственных им само-днйцев, связанная с обозначением родо-племенпых группировок по тотемным животным, среди которых важное место занимают пернатые. Так, селькупы (этническая группа самоедов) разделялись на две фратрии: либелъ-гум и казелъ~гум, которые Каст-рен объяснял как «Орлиные люди» и «Окупьи люди». Добавим к этому, что в паше время либелъ-гум трактуют обычно как «гусиные», «журавлиные», «тетеревиные» (точнее — «глухариные») люди «7.

У хантов также отмечены фратрии с тотемическнми названиями; что самое интересное, эти народы называли тотемическнми именами также реки, по долинам которых жили «тотемные» племена. В связи с этим представляется, что образ птицы — тотема фратрии и других этнических подразделений в качестве «строителя мира» на ранней стадии развития племенной организации является вообще одним из древнейших этио-генетнческих символов, как это зафиксировано у многих примитивных народов 118. Такое понимание этимологии древних этнонимов полностью  соответствует семантике термина куман, производного от тюркского куу — «лебедь» и аффикса манЦмеп, который в тюркских языках «выражает значение имени существительного, в частности имени деятеля, придает субстаптный оттенок именам прилагательным» и9

С этнонимом куман принято связывать и названия реки Кумы па Северном Кавказе. В одной из недавних работ Г. Е. Корнилов присоединяет сюда и гидроним Кубань, который, по его мнению, является калькой лексемы «лебедь»: Кубанъ<куба — ане — «лебяжье низовье», где куба — имитация крика лебедя 120. Заметим от себя, что распространенная в настоящее время семантика гидронима Кума в смысле «песок», «песчаная река», откуда куман — «песчаные (по цвету кожи) люди», не выдерживает критики, поскольку связана с самоназванием народа, что представляет собой чистый нонсенс (так же как этимология русского половец — «желтый» по цвету соломы, половы) ш. В последнем случае мы должны допустить резкое антропологическое отличие половцев от печенегов и последующих татаро-монголов, что источниками не подтверждается. Надо полагать, что русское половец является просто калькой тюрского самоназвания, которое действительно обозначало «желтый», но не в прямом смысле, а вследствие принятого у этих народов цветового обозначения стран света, при котором данная цветовая гамма обозначала жителя «западных стран» 122.

Для нас, впрочем, ваншее подчеркнуть другую особенность местной этногопии, а именно чрезвычайно тесное переплетение в ней элементов культуры и языка, восходящих к различным этническим группировкам. Это хорошо видно на примере топоптлро-нима Лебедь // Лебедия. Семантически данная лексема восходит к тюркскому миру, в то время как в письменных памятниках средневековья связывается с уграми—венграми. Так, Константин Багрянородный (X в.), рассказывая о родословной турок (так автор именует венгров), пишет: «Народ турок в старину имел жительство вблизи Хазарии, в местности, называемой Леведией (Ле-бедией) но имени первого воеводы их; этот воевода по имени назывался Леведией, а по сапу, как и прочие после него, воеводою. В этой названной уже местности Левадии течет река Хид-мас, называемая также Хингилус. В то время они назывались не турками, а по какой-то причине крепкими савартами» 123.

Приведенная выдержка неоднократно привлекала внимание и комментировалась различными специалистами как в отношении наименования саварт, так и по поводу локализации второй родины венгров — Ателькузы. Что. касается местоположения Атель-кузы, то оно определяется упоминанием параллельно с ней реки Хингилус, которую большинство исследователей сопоставляет с современными Ингульцом и Иигулом к западу от реки Дона т. Все это лишний раз подтверждает высказанное выше предположение о том, что южнорусские степи в далеком прошлом были местом тесного взаимодействия разных этноязыковых групп.

К тюркскому и финно-угорскому миру следует, видимо, отне сти и название таинственной страны Леведии (Лебедии), которая локализуется также где-то в полосе лесостепи па всем ее протяжении от Алтая до Поднепровья включительно; ср. населенный пункт Лебедии в бассейне реки Псел, Лебедянъ в бассейне Дона, реку Лебедь,, приток реки Бии, где жили некогда кимаки — восточная ветвь кипчаков, а также наличие аналогичного термина в этнонимии самодийцев.

На связь этого этпотопонима с уграми указывает летописное упоминание о существовании под Киевом в древности урочища Угорское и параллельное воспоминание о некоей «сестре Лы-бедь» в числе эпонимов города125. Составитель русской летописи связывает упомянутый топоним с кратковременным пребыванием венгров в Поднепровье в период их продвижения с востока на запад, что находит прямое подтверждение в сообщении Константина Багрянородного о тех же событиях. Вместе с тем сохранение в народной памяти легендарной Лыбеди позволяет высказать уверенность о том, что это пребывание было но столь уж быстротечным актом, но имело какое-то протяжение во времени.

Исходную территорию (не путать с первоначальной прародиной), с которой венгры—угры продвинулись в Северное Причерноморье — Поднепровье, следует искать скорее всего в пределах Северо-Западного Предкавказья и далее на восток, где мы находим, как отмечалось, этнотопопимическую номенклатуру с корнем гум.

Таким образом, многочисленные, хотя и разрозненные и крайне затемненные свидетельства разного рода дают возможность предположить, что в период между I тыс. до н. э.— I тыс. н. э. где-то на Северном Кавказе, в Предкавказье и в Закавказье, в низовьях Куры и Аракса проживали различные финно-угорские, а возможно, и самодийские и древнетюркские этнические элементы, которые в дальнейшем были вытеснены из этих мест или ассимилированы местным кавказским субстратным компонентом и последующими волнами кочевых племен.

В П. КОБЫЧЕВ . КАВКАЗСКИЙ ЭТНОГРАФИЧЕСКИЙ СБОРНИК. IX. М., 1989.

checheninfo.ru