К вопросу об учениях Кунта-Хаджи и графа Л. Н. Толстого

Последнее десятилетие активно постулируется в научных и бытовых кругах мнение, что учения Кунта-Хаджи и Льва Николаевича Толстого о «непротивлении злу насилием», как сказал один из выступавших на конференции в музее великого писателя в станице Старогладковской в 2003 г., «...абсолютно идентичны». Никто не может отрицать их взаимосвязанность и схожесть. Я далек от мысли, что Л. Толстой и Кунта-Хаджи встречались на самом деле, но духовное влияние чеченского святого на русского писателя в условиях того времени вполне допустимо. Действительно, между взглядами этих двух великих людей прослеживается много общего. Не буду вдаваться в частности, в этом разберутся специалисты в этой конкретной области. Меня в данном случае интересует проблема: как? каким путем? Что было основой убеждений Кунта-Хаджи, которые заинтересовали и вывели из равновесия российского столбового дворянина, графа Л. Н. Толстого?

Кое-какие вопросы проясняются, когда знакомишься с самими личностями и их биографиями. В мировоззрении Л. Толстого ценно то, что он, будучи одним из тех, кто обязан был убивать, жечь и рушить по всем принятым в те времена для офицера и дво-рянина российским канонам, увидел в жертвах – людей, Божьих созданий, подобных себе...
Совсем другое дело – чеченский святой, который переносил на себе во всей полноте произвол, творимый сильным над слабыми. В обстановке того времени и господствовавшей в верхах Имамата идеологии он подвергался большей опасности, чем российский дворянин и христианин. Оставим за скобками как представители светской науки «Божью волю» и попытаемся найти объективную почву для объяснения столь решительного его шага.
Не секрет, что Кунта-Хаджи пропагандировал то, что исполнял в жизни сам: честность, терпимость, человеколюбие, выдержанность. Это была жизнеутверждающая философия, продиктованная самой жизнью.

Совсем иная картина предстает перед нами, когда мы знакомимся с личностью Л. Толстого. Его учение, действительно в прямом смысле «непротивление злу насилием», тоже старо, как мир. Вспомним Христово: «подставь другую щеку». Во-вторых, Лев Николаевич страдал, как известно, гордыней, что и послужило в основном причиной его отлучения от церкви. В-третьих, при всей его литературной гениальности и нетерпимости к несправедливости, резкости и принципиальности в суждениях об отцах церкви и государства он предстает перед нами мечущимся, раздвоенным, бросающимся из одной крайности в другую. Его взывание к «смирению» безгранично и беспредельно, но в реальной жизни следовать собственным убеждениям он был не в состоянии. По сути дела, его смирение призывает уступать злу всегда, везде и всюду. О графе Толстом столько написано, что нет необходимости повторяться. Не стану я вдаваться и в тонкости учения Кунта-Хаджи, так как лучше меня это сделают соответствующие специалисты.
Как это ни покажется парадоксальным, более близкое знакомство с учением Кунта-Хаджи доказывает, что пропагандируемая им терпимость и толстовское «непротивление злу насилием» имеют разную природу. Личная, индивидуальная гордыня графа, остро ощущающая свою значительность, переросла в свою полярную противоположность – смиренность; смирение в духе Иисуса Христа, без пределов и границ.

С иным «пейзажем» мы сталкиваемся при знакомстве с личностью Кунта-Хаджи. В повседневной жизни он олицетворение смирения и простоты, которым намеревается следовать граф, повторюсь умышленно, но не может. Смирение чеченского Устаза иного склада и другого характера. Здесь обозначены четкие рубежи, даются характеристики меры терпения и смирения. Это далеко не смирение со злом как таковым. Это не рабская смиренность, а глубоко осознанное, имеющее прочный фундамент собственной правоты терпение. Если зло переходит за пределы обозначенных границ, то и «смерть красна», и это не ради «красного словца». Мера предела носит глобальный, общечеловеческий ха-рактер — честь, достоинство и безопасность женщины-матери!!! Это суть, основа жизни и потому не оставляет места для мелких, поверхностных, личностных или групповых амбиций, суждений и мнений. Знаменательно, что при этом ни разу не упоминается о газавате, популярном и ходовом в той обстановке понятии!
Передо мной стала дилемма: как же так получилось, в свете изложенного, что мы перестали различать реальный объект и его тень? Говорим «ислам», «мусульманство» и воспринимаем их так, как нам преподносят – то так, то эдак. Говорим «суфизм», «мюридизм» и опять – не учитывая времени и места проникновения и утверждения, не учитывая особенностей момента и исторического процесса. Нет, в конце концов, понимания специфики восприятия того и другого в том конкретном преломлении чеченского мировосприятия. Своими размышлениями об этом я и хотел бы поделиться сегодня. Понимаю, что в моем коротком выступлении будет больше вопросов, чем ответов на них.

В беседах с нашими соотечественниками за последнее время я все чаще и чаще стал слышать, что в наших бедах виновны: КГБ, ЦРУ, Моссад и т. д. Редко кто вспоминает о нашем вкладе в это дело. Интересно, что в 1995 году наблюдалась другая крайность – обвиняли себя и только себя. В этой полярности мы и как люди, и как этнос проявляемся во всей нашей сущности. Эти колебания доходят до полного абсурда. К примеру, многие мои знакомые, с детских лет систематически совершавшие намаз, из-за «ножниц» между поступками и словами «ихванов» перестали совершать его. В этом тоже мы! С другой стороны, для нашего менталитета это показательная черта: поведение личности переносится на дело, которым занимается это лицо. Это, видимо, характерная черта не только для нынешнего поколения. В этот ряд поэтому чрезвычайно часто попадает мулла, руководитель или представитель любой иной, как принято ныне это называть, публичной сферы деятельности. Достаточно затесаться в ряды порядочных «X и К0» любому нечистоплотному лицу «Y», чтобы конкретное дело, с какими бы бла-городными замыслами оно ни начиналось, какие бы возвышенные цели ни преследовало, оказалось бы полностью дискредитированным.
Все это лишь напоминание тому, кто представляет кого-то или что-то! От личных качеств, от порядочности во всех отношениях, от повседневного поведения зависит среди нас не только авторитет личности как таковой, но и того дела, которому «он» служит или делает вид, что служит. В нашей среде это очень важный фактор. Как демонстрирует ход нашей истории, подобное отношение к личности сложилось не вчера и не позавчера, а уходит своими корнями в далекое прошлое.
Не только у нас, но и общей закономерностью является, видимо, перерождение учения в свою противоположность. Очевидцем подобного перерождения в очередной раз стало и нынешнее поколение. Вспомним, стоило власти поманить пальчиком, как нынеш-ние мюриды Кунта-Хаджи, издревле, если не сказать, изначально, державшиеся на дистанции от любой власти, тут же по-пионерски ответили: «Всегда готовы!» Спрашивается, можно ли было в таких условиях сохранить собственное достоинство? Вспомнить, как бы поступил и что бы посоветовал в данной ситуации сам Устаз? Можно было и нужно!

Довольно-таки часто встречаюсь с переносом сегодняшних эмоций и отношений к личностям Устазов: «Они де тоже были соперничающие друг с другом группировки, как и нынешние "вожди суверенизации" и политических партий, претендующих на лидерство». При ближайшем рассмотрении, дело обстояло, как оказалось, совсем наоборот. Во-первых, Устазы накшбандии посвятили новое для своего времени течение кадирийи. Было бы это возможно, если бы они гонялись за количеством последователей? Конечно, нет!
Кто не согласится с мнением, что большие силы задействованы против нас извне. Это очевидно. Но кто сказал, что столько же усилий эти же органы не приложили и в отношении других народов региона? Но они ведь сумели отстоять свои собственные интересы. Известно, что преобладающее большинство населения Чечении является, формально, последователями Кунта-Хаджи. Разве перестройка, ее последствия затрагивали основополагающие положения учения кадирийи, ислама и тех же заповедей Последнего Пророка в интерпретации Кунта-Хаджи? Так кому, вернее, чему нынешние мюриды следовали? Этот вопрос вовсе не риторический, потому что жизнь пошла по совсем иной колее. Стоит поставить вопрос и перед собой: пошли бы многие из них на это, если бы твердо знали основы учения Устаза и его место в исламской и нашей этнической натурфилософии? Твердо уверен, что нет.
В данном конкретном случае задействована естественная закономерность: любая зараза внедряется в среду благоприятствования, а человек суть биологический объект, и все его существование подчинено естественным закономерностям. Почему, спрашивается, этнос, состоящий из этих объектов, должен существовать вне закономерностей естества?! Откровенно говоря, мы не знали основ ни ислама, ни суфизма, ни мюридизма; зато очень хорошо освоили методику зарабатывать любыми способами рубли. И эту способность ставили выше человеческого достоинства, что категорически отвергается канонами любой нравственной системы, не говорю уж об исламе. Все это позволило оппонентам сделать из рубля знамя, а что их тарабарщина была лишь приложением к первому, знали и они сами, да и большинство бросившихся под их знамена. Может ли это повториться? Безусловно. Разве это же не происходит и сегодня, хотя как будто бы и флаг другой. Главное, люди-то остались с теми же ценностями!

Следует признать ради справедливости, что один Х.-А. Нухаев в разоблачении стратегии и тактики так называемого ваххабизма сделал больше, чем вместе взятые российский Президент, Правительство, свора политических партий, СМИ, МО, МВД, ФСБ и прочие, прочие, прочие... Но все, что им делается – делается за пределами самой Чечни. Сюда же доходят с большим опозданием лишь отголоски его усилий в этом направлении. Парадокс? Явный!
Если считать верным только что выдвинутый тезис, то мы должны признать, что не только ныне здравствующие, но и наши предки были подвержены тем же недугам. Более чем ясно, что наш этнический организм болен, и, как демонстрирует история, довольно-таки давно, так как на одни и те же грабли наступаем систематически. Может быть, никто не предупреждал, не остерегал от этого возможного ошибочного шага? Достаточно вспомнить выступление Абузара Айдамирова на первом Всечеченском съезде!
Сразу же хочу отвести от себя подозрение в том, что поучаю кого-либо. Тем более теологов и историков религии. Как непрофессионал в этих отраслях хочу лишь заострить их внимание на затрагиваемых тут вопросах. Сам же обратился к ним из-за того, что в становлении современного облика чеченца, со всеми вытекающими отсюда последствиями, чрезвычайно важную роль сыграл ислам с его ненадуманным гуманизмом человеческих отношений, с его философией человеческого достоинства. В этом отношении ислам есть та идеология, которая сотворила из некоего аморфного чеченца с узнаваемыми индивидуальными чертами и этому облику соответствующий этнос. Это был нелегкий, тернистый путь. Путь против течения, против сложившихся привычек и устоев. Путь борьбы против феодальной системы, с ее сословно-иерархической окаменелостью положения личности в этих обществах. За освобождение человека от этих оков. Вот эта разница установок мировоззренческого характера и легла в основу отличий учений двух великих гуманистов. Кунта-Хаджи при прочих нема-ловажных факторах опирался на сложившиеся и устоявшиеся мировоззренческие традиции наших предков, которые на определенном отрезке времени оказались в загоне, которые всеми доступными средствами и методами пытались вытравить из сознания народа. Там, где эти глубинные демократические традиции были сильны – кадирийское учение нашло широкое распространение.

Понимаю, что, обратившись снова к исламу, ничего нового не открою. Тем не менее хотел бы отметить, что узаконенное в тот или иной период, в том или ином государстве, это понятие может и не быть ортодоксальным в прямом смысле слова. Если бы от наименований менялась суть, то человечество давно бы вышло из кризисной ситуации, получается же совсем наоборот. Люди остаются людьми при любых обстоятельствах — слабыми существами, поддающимися мирским соблазнам. История ислама это продемонстрировала в полной мере. Поэтому где-то на периферии ойкумены может сохраниться группа, которая придерживается магистрального направления учения. Его могут объявлять, и в большинстве случаев и объявляют, сектой, но от этого суть не меняется. Суфизм зародился и распространился в период кризиса как социального, так и духовного. Как во все смутные времена, этих ответвлений было много, вплоть до кардинально противоположных самому духу и букве ислама. Естественно, многие из них приспосабливались к господствовавшим слоям общества и их порядкам. В так называемых мусульманских государствах, где ислам стал «государственной» религией, как это уже не единожды случалось и с предыдущими религиозными системами, он стал постепенно ритуализироваться, т.е. происходила формализация внешней обрядовой системы в ущерб его сути. Это всеобщий естественный закон.
В силу исторических обстоятельств на Кавказе, и в особенности в Чечении, сложилось так, что ислам в лице «суьпа нах» суфиев изначально отвергал государственное обустройство общества с его сословно-иерархическими порядками как ничего общего не имеющими с духом или сущностью ислама, в котором «бакъдерг, г1илкх, оьздангалла» поставлены выше ритуалов. Государство, как бы его ни именовали, как целостная, самодостаточная и саморегулирующаяся система соблюдению ценностей и духа ислама никогда не способствовало и не будет способствовать в будущем. Это по-няли, а затем взяли на вооружение отдельные суфийские ордена (считать, что все они и всегда придерживались единого мнения на этот счет, было бы грубейшей ошибкой). Нет у меня документов по этому поводу, но каждый, кто заинтересуется проблемой поближе, придет к выводу, что те суфии, которые укоренились на Кавказе, считали государство явлением, дискредитирующим учение Пророка Мухаммада (а. с). Это в дальнейшем (хорошо это или плохо — ведает один Аллах) стало для нашего народа камнем преткновения.

Меня давно волнует проблема «юкъйихкина г1ези», для привлечения к нему внимания выступил на конференции, посвященной памяти шейха Мансура. Это было в 1992 или 1993 году, когда эйфория по поводу достоинств нашего народа, незыблемости национальных ценностей, «г1илкх-оьздангалла, къонахалла» еще не прошла. Вы думаете, что кто-то из «вершителей государственной» идеологии или хотя бы один журналист, поэт, писатель заинтересовался этими на самом деле рыцарями без страха и упрека? Нет! Проблема так и осталась нераскрытой. Оказалось, что только меня это волновало. Если внимательно присмотреться, то столько их кругом, что проблема на проблеме сидит, а их еще проблема же погоняет. Затрагиваемая ниже к ним же и относится. Мы снова стал-киваемся с острой необходимостью изучения культуры, подчеркиваю, подлинной культуры, ибо это суть чистый феномен культуры.
Уверен, что любые попытки вылечить самые застарелые болезни нашего общества без ясного осознания воздействия ислама – и какого ислама! – на чеченцев, путей его проникновения и восприятия у нас обречены на неудачу и в будущем. В этом отношении показательны, на мой взгляд, суфизм и его ответвление – мюридизм. Закрепление суфизма на Кавказе и зарождение мюридизма именно здесь представляется исторически обусловленным. Попытаюсь обосновать это в дальнейшем, а заодно показать, что чечен-цы как никто другой умеют трансформировать хорошую идею (да и любое дело) в ее полную противоположность. Тому могут служить наглядным примером и суфизм, и мюридизм!
Хочу напомнить еще раз, как и кем предстают «юкъйихкина г1ези» в глазах моих давних респондентов. Это необходимо сделать хотя бы потому, что тезисы конференции не стали достоянием даже профессиональных историков. Присутствовавшие в аудитории (за исключением Я. Чеснова и С. Аратюнова) даже не поинтересовались, что за идеология двигала этими людьми (в дальнейшем – къенти). Чем къенти руководствовались, живя и умирая?! Между прочим, неизученность этого вопроса больно ударила по нам, так как вопрос-то связан напрямую о нашем понимании джихада и газавата. Как они понимали, как они подходили к этим понятиям и как их решали?

Само наименование «юкъйихкина г1ези» демонстрирует, что они из давших обет стоять за справедливость, а правда и справедливость есть суть, стержень действительного, ненадуманного в угоду кому бы то ни было, ислама. Лозунги провозглашали и лозунгами жили, как оказалось, не одни европейские философы и революционеры. Ц1ано, бакъо, нийсо – не просто благозвучное словосочетание, а один из блоков ценностной шкалы чеченцев, который имеет глубокий смысл и содержание, напрямую восходящий к не испорченному людьми и временем исламу. Причем ни прибавить, ни убавить (если только не с грязным умыслом) здесь нельзя. Прямо-таки получается как в мелодии с нотами. Вспомните бегавших по площадям и конторам активистов «вечного митинга» с просьбой перевести на чеченский язык: «Свобода, равенство и братство!» Очень жаль, что для потомства не сохранились перлы лозунгов той поры.
Очень коротко. Одни лишь чеченцы на всем пространстве их проживания освободились от оков феодализма. У других народов этот процесс тоже происходил, но не завершился. По этой примете царская историография подразделяла даже один и тот же этнос на общества «демократического» и «аристократического» правления. Естественно, что любые сословные, имущественные верхи и соседних, и более отдаленных народов на Чечню и на чеченцев смотрели как буржуины на Мальчиша-Кибальчиша, а чеченцы, в свою очередь, воспринимали соседей как империю зла!
Къенти, завязав пояс что-то наподобие красного кушака, не опозорившись, не могли сойти с избранного пути. Первым делом пытались уговорить противника в ошибочности тех или иных деяний, и только затем вступало в силу действие. Крайне ошибочно представление, что социальные верхи уничтожались без предварительных переговоров, уговоров и т. д. Их уничтожали только тогда, когда уговоры не помогали.
Может показаться праздным приведение выше наряду с социальными верхами и слоев имущих.

Как известно, в горных условиях присвоить прибавочный продукт весьма и весьма нелегко, так как заранее известно, что данная пашня даст столько хлеба, который прокормит в течение года известное количество людей. Это же относилось и к покосам, и к пастбищам. Если, к примеру, 100 семей на конкретном участке выгона могли содержать по 3 головы крупного рогатого скота и по 30 малого рогатого скота, а в реальности одно какое-либо семейство владеет 300 головами крупного рогатого скота и 3000 малого рогатого скота? То спрашивается: по сколько голов могли содержать рядовые поселенцы? Даже в этом, казалось бы, мелком бытовом вопросе свое веское слово, подтверждаемое делом, говорили къенти. Когда вставал вопрос о родстве и свойстве этих молодцов, то уместно привести их здесь: «Мы братья для всех, кто любит истину и справедливость. Мы враги всех тех, кто совершает несправедливость».
Имущие слои, особенно купцы, торговавшие живым товаром, а эта торговля стояла в те времена по прибыльности на первом месте, их ненавидели даже больше, чем родовитые, так как к1ен-ти, встречая караваны, задерживали их и спрашивали пленников: «По своей ли воле вы здесь?» И говорили, что освобожденные могут беспрепятственно возвращаться домой, а если кто пожелает остаться и поселиться здесь — пожалуйста. Если караваны так называемых белых купцов беспрепятственно проходили по данной территории, то работорговцам приходилось огибать ее стороной. В этом факте кроется, на мой взгляд, одна из основных причин, почему беглый люд, в том числе и русский, стремился на Терек. В моей семье в начале второй половины XVII века уже казаки отбили одного из предков, захваченного ногайскими мурзами, по дороге в Крым и вернули домой.

Таким образом, понятия «джихад и газават» в разные времена понимались и воспринимались совсем по-иному.
Как в научных кругах, так и среди общественности принято считать, что проникновение ислама началось со взятием арабами Дербента (Ч1ог1а) в VII-VIII вв., а его укоренение относят к X веку, к временам шейха Абу Муслима. Здесь наряду с реальными фактами переплелись легенды, что, в частности, относится к деятельности шейха Абу Муслима. Как бы там ни было, если речь идет о Южном Дагестане – это действительно может быть и так. Но это не относится к западным районам горного Дагестана и народов Центрального Кавказа, так как в это же время арабы, уже из Грузии, старались огнем и мечом навязать ислам. Об этом говорится почти во всех источниках. Скажем сразу, что ислам среди чеченцев не получил широкого распространения, пока он навязывался силой, – ни на протяжении столетия, ни даже трех!
В русско-советской историографии принято считать, что продвижению халифата на север помешали хазары. На первом этапе это было бесспорно так. Был же и второй, да и не менее опасный, когда арабы захватили Закавказье, сделали Тифлис опорным пунк-том и через Кавказский перевал неоднократно пытались прорваться на север. В Закавказье они господствовали гораздо дольше, чем в Прикаспии, и гораздо чаще устремлялись через перевалы на север. Эта эпоха и силы, ставшие непреодолимой стеной для нашествия арабов, до сего дня остаются неизученными в достаточной степени.
Между тем немало исследователей склоняются к мнению, что названные арабами санары и их горное княжество, протянувшееся от Сванетии на западе и цезо-дидойцев на границе Азербайджана на востоке, было населено в своем преобладающем большинстве предками чеченцев. Пишу все это, и нет у меня восторга от их деяний. Пишу, потому что так случилось. Это история.

Кто такие санары, где они жили? Вот вопросы, которые встают перед каждым из нас в первую очередь. По одним источникам, они жили от Тифлиса до Дарьяльского ущелья (Якуби). Этот же автор вскользь упоминает, что после восстали санары Армении. Другой анонимный автор располагает их страну протяженностью 1200 фар-сахов (1 фарсах — 3 мили) от Тифлиса до Щекки. Интересно, что арабы считают их христианами, но правители их, как они сами признают, якобы арабского происхождения, а именно от «Низа-ра ибн-Маадда ибн-Мудара, от ветви семьи Укайда». Как и многие другие исследователи, я не верю в эти мифы. Другое дело, что старая генетическая память о своем стародавнем исходе сохранялась, видимо, у них в памяти, что накладывало на эти высказывания определенного характера отпечаток. Видимо, это и не улавливалось учеными, тем более что не хотели даже улавливать. В. Ф. Минор-ский указывает, что «цанары» по-грузински значит «мужественные горцы» и отождествляет их опять с предками чеченцев.
Дело осложняется тем обстоятельством, что один и тот же народ известен, как правило, под разными этнонимами: санары, цанары, царциаты, ша(р)шаны, целканы и т. д., что, естественно, затрудняет их изучение. С другой стороны, это дает возможность проследить за закономерностями изменения звукового облика этнонима, с изменением фонемного строя того или иного языка, передающего этот этноним. Притом почти все ученые признают преемственность этнонима чеченцев нового времени: шашан, сасан, цацан, чачан с вышеприведенными.
Как считает Н. Г. Волкова в специальном труде, посвященном этнонимике народов Северного Кавказа, этноним «санары» впервые упомянут в I веке Плинием Секундом. С этим же этнонимом мы встречаемся и у Клавдия Птоломея. Большую осведомленность проявляет автор «Армянской географии», VII в., помещающий страну цанаров в центральной части, верховья реки Терек и горы Казбек. Упоминается этноним и персидским анонимным автором X века.
В вышеприведенных арабских источниках сообщается и о переселениях то ли арабами, то ли самостоятельно санаров.
При этом следует учитывать и то, что с санарами поднимались против арабов почти все горские народы. Мы же будем довольствоваться на этот раз вышеприведенными материалами.
Первый этап противостояния, довольно активный, продолжался на протяжении не менее двух веков. Со временем арабы и санары истощили друг друга. Их развела судьба. Первые навсегда покинули Кавказ, а Санарское княжество перестало существовать.
На рассматриваемой территории к XVII веку Россия застала, как это было принято писать в дореволюционной историографии, общества «аристократического» и еще больше – «демократического» правления. Динамика развития края того периода дает нам возможность предположить, что, опоздай Россия на век-полтора все кавказские народы (исключением могли быть закавказские) стали бы «демократическими». Они уже не помнили своего недалекого, не побоюсь этого высокого слова, героического прошлого, а часто и отвергали его.

Снова парадокс судьбы. Халифат ко времени принятия чеченцами ислама уже давно перестал быть тем, чем был при первых халифах. Исламский мир раздирается внутренними противоречиями, и от его былого единства, казалось бы, ничего и не оста-лось, разве что везде и всюду гонимые суфийские ордена. Вот эти-то божьи люди, «сюпа нах», гонимые отовсюду, нашли себе пристанище там, где в недавнем прошлом арабам противостояли насмерть. «Сюпа нах» своим личным поведением, гуманностью, смиренностью, трудолюбием, бескорыстностью и многими, многими другими чисто человеческими чертами победили потомков закоренелых врагов ислама. Более того, суфии принесли сюда идею об антибожественном характере сословно-иерархического (феодального) общества, что перед Аллахом все от рождения равны. ТАМ будут зачтены не рождение от знатных родителей, не наличие несметных богатств, а справедливые деяния!!! Хотел бы обратить особое внимание на расставленные акценты: не покорность Аллаху и власть имущим, что широко пропагандировалось во всем исламском мире, а правда, справедливость!!!
Известно, что в 1418 году на территории сельджукского государства, разрушенного Тимуром, произошло восстание народных масс во главе с шейхом Бадреддином Симави. Ударная сила восставших, суфийский орден «торлаки», был предан «анафеме». В других мусульманских регионах мира представители торлаков не замечены. Однако в Чечне они мирно дожили до коллективизации. И это не вызывает удивления и вопросов? Особенно в свете тех ужасов, которые приписываются мюридам в русско-советской историографии!
Вполне допустимо, что антифеодальные выступления кавказцев, зафиксированные дагестанскими учеными с VIII века, достигли своего апогея в XV веке, если не одновременно с выступлением в Турции, но идеи суфизма, в том числе и выдающегося правоведа исламского мира Симави, оказали огромное и непосредственное влияние на мировосприятие горцев в последующем. Шейх, за сто лет до Кампанеллы, проповедовал идеи равенства, во всяком случае, религий Писания и людского рода.

Суфизм, идеологически обновленный шейхом Симави, не совсем идентичный, мягко выражаясь, своим омонимичным собратьям остального мусульманского мира, стал собственно кавказским вариантом, который, в конце концов, вылился в мюридизм. Кавказские народы новых учителей воспринимали, и это вполне естественно, как оппозиционеров официального ислама тех времен: шиизму и суннизму. Это понятно и с практической стороны, так как с той стороны постоянно ощущалось стремление к подчи-нению горцев.
С другой стороны, ислам кавказских горцев (большинства) принят, как известно, добровольно, когда канула в прошлое угроза военной экспансии. Воспринят ислам, базируясь на принципе: «Нет в религии принуждения». А отсюда закономерный вопрос: могли этот, скажем, кавказский суфизм породить «воинственный мюридизм»? Навряд ли! Пока ученые, даже дагестанские, шепчутся, как и каким образом легализовался мюридизм в том виде, в каком мы его узнали! Возникает и следующий ряд вопросов, непосредственно связанный с предыдущим: почему духовник Гази-Магомы и Шамиля отрекся от своих питомцев? Почему Гам-зат-бек находился в оппозиции к партии Гази-Магомы и Шамиля, почему его столь быстро ликвидировали? Не слишком ли утрированно, прямолинейно мы воспринимаем появление кадиризма в Чечне и его бурное распространение? Не связан ли он с укоренившимися духовными традициями, восходящими к идеям суфиев и их местных последователей? Недаром же и Гази-Магома выдвинулся первоначально с лозунгом борьбы с ненавистными Аллаху и истинному исламу социально-иерархическим строем и его сторонниками, за чистоту ислама, против пьянства и разврата в верхах. Кунта-Хаджи опирался на традиции «сюьпа нах» и сам им стал. Среди возрождавших принципы кавказских суфиев он был первым в новое время.
Когда разговор заходит о чеченском народе, его трагической судьбе и т.д., у меня это ассоциируется с картиной, когда мухи бьются об оконное стекло. Не только мы, но и наши предки очень часто уподоблялись этим мухам. Это, наверное, потому, что современники автоматически ставят всех, подчеркиваю, всех в один ряд: как живых, так и мертвых. Между тем и среди них, как и среди современников, были всякие: святые и грешники, мудрые и глупые, честные и подлые, герои и трусы, труженики и лентяи. Пер-вые не всегда могли доказать свою правоту, ведь им, как испокон веков повелось, представлялось, что очевидное незачем доказывать. Вторая категория лиц, в какой бы эпохе они ни жили, всегда криклива, суетна и разрушающа. Их амбиции, в самом широком понимании, приводят к пропасти не только их одних, это было бы справедливо, но и остальных. С другой стороны, правомерным следует считать и то, что невиновные терпят бедствия даже в большей мере, чем зачинщики, хотя бы потому, что в свое время они не сумели и не смогли остановить вторых, причем ясно осознавая ожидающий всех финал. Под жернова этого замкнутого круга наш народ систематически попадает, и тем не менее это ничему никого не научило. Где тот камень, о который мы всегда спотыка-емся? Кто его найдет? Какая сила уберет его с дороги? Да и хотим ли мы его найти и устранить?!

Воистину верные слова сказал г. Черномырдин: «Хотели как хорошо, а получилось, как получилось!» Как в вышеприведенном высказывании, сложилась судьба мюридизма на Кавказе. Одно из радикальных, в гуманистическом плане, религиозных на-правлений, было искусственно превращено в антипод!!!
До сих пор никто не занялся изучением изначальной сущности мюридизма, динамики его развития и тех кризисов, которые он пережил. Тех исторических событий, которыми он вызван к жизни. Мы не претендуем на окончательное раскрытие проблемы. Осознаем, что для этого потребуется не только много сил, но и времени. Наша задача состоит в постановке проблемы, чтобы молодежь серьезно задумалась, прежде чем сказать разного рода крикунам и агитаторам: «Это Путь прямой — мы пойдем по нему»!
Мы фактически «знаем» о мюридизме только то, что нам преподносилось и преподносится извне. Приняв ислам в качестве дара свыше, сделав его знаменем равенства и справедливости в борьбе с несправедливой системой (сословно-иерархической, феодальной), вознесла личность на пьедестал невиданного в мире величайшего человеческого достоинства. Наши предки, горцы Кавказа – мусульмане суфии, этого добились. Добились без университетов и академий, без философов и экономистов, без марксистских учений, что производитель продукта должен владеть и распоряжаться им!!! Что придумало человечество выше этого? А их потомки не смогли не только отмежеваться от интраобраза мюрида, а с радостным воплем приняли сие приношение на тарелочке с зеленой каемочкой и, как ни печально, стали действовать по преподнесенным рецептам!!! Мы тоже не отвергли сей муляж, а полностью отказались от собственного, реального, действительного его экстра-об раза.

Навсегда останется тайной, где и кем был разработан этот коварный, чертовски изощренный план подмены, переворачивающий все с ног на голову. Понятно, что авторы плана преследовали свои цели и, следует признать, добились своего. В любом случае снова возникает вопрос: где были наши мудрые и героические предки, которые позволили всей этой белиберде не только привиться на нашей почве, но и расцвести ей буйным цветом при имаме Шамиле, который, как это показала жизнь, меньше всего думал о газавате, воздаянии Аллаха и т. д.? Кстати, это с нами случается не впервые.

Всем и навсегда следовало бы запомнить, что все лисы, которые начинают петь нам сладкозвучные песенки, всегда хотели и хотят отнять у нас сыр. Можем ли мы когда-нибудь, хотя бы в будущем, понять, что наш горский суфизм и мюридизм (во всяком случае, кадирийи) базируется на ценностях ислама времен Пророка и принципе его первых халифов: «нет принуждения в религии», и человек, тем более его душа, принадлежит только самому Аллаху!
Мы встретились, с сожалением приходится в этом признаться, с новой волной доброхотов модернизации ислама нашими руками, когда весь мусульманский мир живет своими собственными представлениями об Аллахе, исламе и справедливости. Мы пожинаем плоды собственного легкомыслия. Легкомыслие, как утверждал Кунта-Хаджи, родная сестра короткой памяти. Не наказ ли это нам, потомкам, хорошо знать и разбираться в собственном прошлом!
Итак, суфизм у народов Кавказа утратил многие свои традиционные черты со времени, когда суфии пришли сюда и нашли здесь приют. Интересно, что именно здесь, у яростно сопротивлявшихся арабам и исламу, они почувствовали себя востребованными и равноправными людьми.
Мюридизм зародился на Кавказе первоначально на идейной основе местной разновидности суфизма. Мюридизм не отвергал суфийских, выработанных здесь со временем, ценностей. Мюридизм задумывался не как воинственное сектантское, закрытое течение, аналогичное движению катаров, а как учение, открытое для всех, кто стремится самосовершенствоваться, как это было во времена «юкъйихкина к1енти». Одним из учителей Кунта-Хад-жи я назвал бы шейха Мансура, который и сам начал свои (пока не изученные) духовные реформы не с чистого листа. Кунта-Хаджи победил имама Шамиля и перевернутый мюридизм только потому, что в народе, пусть не во всем, сильны были еще традиции времен «юкъйихкина к1енти». Учение Кунта-Хаджи Кишиева исходит и опирается на прочную идеологическую базу «кавказского суфизма».

1. Ахмадов Я. 3. История Чечении с древнейших времен до конца XVIII века. - М., 2001.
2. Curaypu И. М. Очерки истории и государственного устройства чеченцев с древнейших времен. — М., 1997

С-М. Хасиев

checheninfo.ru