Нохчи. Надирсолта Эльсункаев

Надирсолта Эльсункаев
 
Вечером заехал в гости Р. И.
Три года назад он позвонил мне из онко-диспансера и попросил приехать к нему – сам он, мол, не в состоянии.
Когда я зашел в палату, первое, что бросилось в глаза, – костыли. Все стало понятно без слов.
– Мне сказали, ты можешь помочь достать лекарство из Риги, – сказал он с какой-то надеждой в голосе.
– Они мои друзья, – ответил я коротко.

– У меня нет другого выхода. Меня просят освободить палату. А я знаю, что это означает.
Повисло молчание...
Не долго. Минута-две.
– Привези, – сказал он ровным тоном, понятным только чеченцам.
Мы были совершенно не знакомы, но сама ситуация, в которой он оказался, разрешала ему приказывать мне…
 
Через два дня лекарство было у него дома. Через неделю он встал. Через полтора года у него родился сын...
 
Сегодня он приехал навестить меня. Рассмешил так, что по-новому заныли спина и нога. Я не смог встать, чтобы проводить его. Он успокоил.
– Это такая страшная вещь, не двигайся. У меня как-то болело. Врагу не пожелаю.
И ни слова о том, что он пережил и что переборол.
  
“МЫ БАБЕ РУКУ НЕ ЦЕЛУЕМ…”
  
Давным-давно в наши края приехала русская царица.
Остановилась в Кизляре.

Для оказания чести Ее Величеству от всех народов Кавказа прибыли делегации.
Долго думали чеченцы, кого же направить к Высочайшей особе. В конце концов, пришли к выводу, что с этой задачей лучше справится кто-нибудь из тайпа Билтой. Конечно же, желающих было много, но каждый понимал, что придется соблюдать протокол. А это закончится тем, что вся Чечня будет потом потешаться над ним. Вот и решили – должен поехать кто-то из Билтой... Переговоры были недолгими. Зная характер билтой, сказали просто: «кроме вас – некого…»

Совет самих билтой тоже был недолгим: «Если бы от этого хоть на шай (пятак) была польза, нам бы такая роль не досталась». Решили направить Ахматхана: он много путешествовал, был даже в Кийлаке (Тбилиси), и, самое главное, на русском языке говорит чисто.
Прием у царицы был выдержан в традициях русского двора. Все гости стояли в ряд. Каждая делегация преподносила дорогие дары. Прислуга принимала их, после чего царица протягивала свою руку в перчатке. Ее целовали. И делегацию одаривали царскими щедротами…

Тогда один из кумыкских гостей, желая разрядить обстановку, указал царице, что это чеченская делегация.
– А почему они молчат? – не скрыла та своего удивления.
Слова царицы перевели Ахматхану.
– О чем я буду говорить с чужой женщиной? – парировал он.
Царице перевели. Она рассмеялась. Окинув чеченца взглядом с ног до головы, протянула руку.
Ахматхан не шелохнулся.

Кумык-переводчик подсказал ему, что по правилам он должен эту руку поцеловать. Ахматхан покачал головой:
– Оха зударийн куьйгашна барт ца боккху.
– Что он сказал? – спросила царица у переводчика.
Кумык запнулся, то ли не решаясь перевести сказанное, то ли подбирая нужные слова.
Поняв это, Ахматхан на чистом русском языке сам ответил царице:

– МЫ БАБЕ РУКУ НЕ ЦЕЛУЕМ...
 
…Никто не знает, что потом думала царица об этом случае. Может быть, и не думала совсем.
В самой Чечне тоже об этом мало что говорили.
Так, при встрече скажут, что он, Ахматхан, – къонах, а за глаза – простак… Встретиться с царицей и вернуться домой ни с чем…
 
Вскоре об этом совсем забыли.
Разве что однажды зандаковец, пришедший как-то помогать другу во время сенокоса, за обедом, запивая сискал холодной родниковой водой, заметил Ахматхану:
– Ты так и останешься на всю жизнь со своей мотыгой и косой...
  
ЧТО ДОЗВОЛЕНО КЪОНАХУ...
  
Однажды в горы Ичкерии отправилась группа молодых чеченцев – посмотреть, что из себя представляет начинавший обретать славу Бибулат, сын Тайми.
Облачившись в роскошные черкески, с дорогим, инкрустированным золотом оружием, на породистых скакунах...
Добравшись до селения Хочи-Аре, где, по слухам, жил Бибулат, они заехали во двор одного бедняка, стиравшего посреди двора детскую одежду.
Старший из гостей несколько раз кашлянул, давая возможность хозяину бросить постыдное для мужчины занятие.
Хозяин, не прерывая стирки, предложил гостям зайти в дом.
– В этом селе, говорят, объявился один къонах. Мы хотели знать, в каком доме он живет, – сказал один из всадников.
– Кого именно вы хотели бы видеть? Здесь много къонахов живет, – спросил хозяин.

– Бибулата, сына Тайми.
Хозяин прервал свое занятие.
– Это я Бибулат.
Гости, насмешливо оглядев Бибулата с головы до ног, без слов удалились.
На выезде из села, заметив старика, копающегося в своем огороде, бросили:
– Жалок народ, чьи къонахи боятся своих жен.
– Наверное, вы у Бибулата были, – улыбнулся старик. – Но если он кого и боится, то только своей жены...

По дороге всадники были ограблены шайкой абреков. У них забрали всё: коней, оружие, одежду...
Мгновенно в горах разнесся слух, что дорогих важных гостей Бибулата обесчестили.
Дошло это и до Бибулата. Своих полуголых гостей он догнал уже на равнине. Молча вернул им их коней, одежду и оружие.
Когда гости оделись и вскочили на коней, Бибулата не было рядом.
Всадники пустились вдогонку.
Увидев впереди Бибулата, старший из них крикнул:
– Хай, Бибулат! Неужели ты нам ничего не скажешь?
Бибулат не обернулся. Сказал только:
– Не стирайте за своих жён вещи своих детей, говоря, что это делал Бибулат…
  
ЦЕНА МИРА...
  
Аравия. Долина Масафи. Зеленый мир в безжизненных оманских горах. Люди стремятся к Бурдж Халифа, я люблю бывать здесь. Здесь нет моря и признаков Судного дня.
Старик Али, хозяин кафе, всегда угощает меня кофе и горячими пончиками с медом. И, конечно же, расскажет важную новость, которая обязательно случается, когда я улетаю в свою Русию.
– Каддафи прилетал. Сидел весь вечер со старым-старым Шейхом. Из-за истории с самолетом (над Локерби). Христиане требуют от Муаммара компенсации. Он заявляет, что к этому ни он, ни его страна не причастны.

– Я был там, – продолжает Али, наливая мне кофе в маленькую чашечку. – Сам все видел и слышал. Шейх предложил выплатить деньги:
– Пусть этот Сильвио подавится ими.
Муаммар не соглашался:
– Мне не жаль этих двух миллиардов, но это сочтут признанием.
Шейх в конце разговора сказал:
– Я обещал всем арабам поговорить с тобой. Все хотят мира и спокойствия...
– Хорошо, абу (отец), – ответил Муаммар. – Я сделаю так, как ты велишь, хотя это погубит меня и мою страну.
– Нет. Я не хочу, чтобы ты погиб. Считай, что мы у тебя ничего не просили.
Каддафи, уходя, ответил:
– Теперь, если я этого не сделаю, погибнет наш мир...
 
Али радостен, как никогда.
– Теперь у нас будет больше силы. Мы снова становимся единым народом.
Но тут же огорчается, что не разделяю его радости.
Наступает молчание. Долгое-долгое молчание.
Я затягиваю сигарету. Эту индусскую контрабанду нужно выкурить целых 5 штук подряд, чтобы убить никотиновый голод. Али знает мои привычки. Если не ответил сразу, значит, я думаю еще о чем-то – и своем. Наконец, он не выдерживает:
– Шейх поступил не правильно?
– Правильно он поступил, Али. Все арабы же просили его уговорить…
– Каддафи не правильно поступил?
– Он тоже правильно поступил.
– Но ты же думаешь по-другому...
– Да. Я по-другому думаю. Я же не араб…
– Как бы вы, шишани, поступили?
– Не знаю. У нас еще никто не просил два миллиарда за подбитый самолет.
– Но тогда о чем ты думал, когда молчал?
– Мы готовы умереть все, чтобы спасти даже одного погибшего...
Али снова замолчал. На лице не было и тени радости.
– Потому вы и шишани, а мы всего лишь арабы...
Али ушел за пончиками...
 
...Прошло больше трех лет после того разговора.
Через год Муаммара убили.
Через два не стало Ливии.
Сильвио таскают по судам, как вороватую девку.
Саркози пинком выкинули из Елисейского дворца.
Арабы живут в мире и согласии...

Источник:: журнал "Нана"

checheninfo.ru