Основные риски общественной безопасности на Северном Кавказе

За прошедшие шесть месяцев произошли изменения на федеральном уровне, которые окажут значительное влияние как на естественные общественные процессы в целом, так и на уровень общественной безопасности на Северном Кавказе. Ожидаемое укрепление вертикали власти может способствовать дальнейшей поляризации общества в Дагестане, Чечне и Ингушетии и консолидации небольшой, но совершенно непримиримой группы сторонников альтернативной исламской государственности на всем Северном Кавказе. О высокой вероятности именно такого развития событий приходиться говорить не только на основе анализа наблюдаемых явлений; дополнительным толчком у такому сценарию может послужить большая неудовлетворенность от неоправдавшихся ожиданий скорых и серьезных преобразований, накопленная за последние годы. Несмотря на определенный общественный энтузиазм, связанный с реализацией стратегии развития региона до 2025 года, инвестициями в олимпийское строительство в Южном федеральном округе, реформой органов МВД и мерами по борьбе с коррупцией, приходится констатировать, что уровень общественной удовлетворенности и доверия к органам власти на Северном Кавказе не повысился.

Неблагоприятный внешнеполитический фон также оказывает некоторое влияние на ситуацию в регионе. Важнейшие глобальные процессы, такие как угроза экономического кризиса, дестабилизация на Ближнем и Среднем Востоке, в особенности неясность в отношении исхода так называемой «арабской весны» и приближение нового пика напряженности в палестино-израильском конфликте с учетом новой роли Турции, – все это способствует созданию атмосферы угрожающей неопределенности и в наиболее уязвимом регионе России, уже связанном с исламским миром тысячами нитей.

В преддверии выборов в Государственную Думу 4 декабря и последующих президентских выборов в марте 2012 г., которые, очевидно, будут сопровождаться обострением внесистемной борьбы и еще более активными силовыми ответными действиями государства, на Северном Кавказе возможно понижение уровня общественной безопасности. Но естественные обострения выборного периода, как и сезонные колебания уровня насилия, не должны затмевать главной конфликтной динамики – дезинтеграции общества, связанной с углубляющимися различиями в системах ценностей, социокультурным расслоением и повышением готовности представителей различных групп отстаивать свои ценности.

Учитывая демографические параметры Северного Кавказа, избыточность трудовых ресурсов, характер миграций, феномен смены поколений и постепенного увеличения влияния представителей того поколения, чья социализация пришлась на период чеченских кампаний и духовного вакуума 1990-х, приходится ожидать полного изменения политического ландшафта в ближайшие 5-10 лет. В рамках процесса социальной трансформации столкновение религиозного радикализма с российской властью практически неизбежно. Это противостояние, собственно, уже разворачивается. Вопрос заключается лишь в том, в какой конфигурации и в каких альянсах будет развиваться кризис. Но если его нельзя предотвратить, то, по крайней мере, следует осознать необходимость сдерживания остроты противостояния, предотвращения массового насилия и других негативных последствий для населения.

Деньги и сила – линия федеральной политики, проецирующаяся на Северный Кавказ без четкой объединяющей и привлекающей идеи, которая не нуждалась бы в интеллектуальном обосновании и пропаганде, а естественным образом объединяла бы людей на постимперском пространстве, – используются противниками единства России в регионе и за его пределами для собственного усиления. Финансовые ресурсы перераспределяются для поддержки и развития альтернативных в правовом, идеологическом и духовном смысле институтов на Северном Кавказе. Применение военной силы и антипартизанских мер приводит к обратному эффекту – укреплению и расширению сетей поддержки, децентрализации и иным асимметриям в тактике бандподполья, и повышению мобилизующего эффекта радикальной идеологии, а также эффективности морально-психологической подготовки членов незаконных вооруженных групп. Ощущая фундаментальную неустроенность в виде нечетких прав собственности на землю и земельных конфликтов, безработицы и отсутствия профессионального образования, невозможность реализовать себя традиционным образом – через трудовую миграцию и «отходничество», малый бизнес и торговлю, а также в религиозной сфере, мобильная часть населения в регионе устремляет надежды в сторону центров влияния, альтернативных России. Большинство недовольных, но все же идентифицирующих себя с Россией граждан выбирают позицию неучастия, неповиновения или чисто поверхностного политического конформизма из соображений личной безопасности.

Количество преступлений, связанных с экстремистским подпольем, за последние полгода на Северном Кавказе не уменьшилось. На фоне относительного успокоения ситуации в Ингушетии, а также падения активности экстремистов в Кабардино-Балкарии после действия там режима КТО, наблюдается новый всплеск экстремистской преступности в Дагестане. Жесткая система власти, построенная в Чечне, также не приводит к искоренению бандподполья в этом регионе, существование которого в беседе со СМИ в октябре вынужден был признать и глава Чечни Рамзан Кадыров.

Активность экстремистов в Дагестане показывает, что их преступления носят все более ярко выраженный идеологический характер. Дагестан удерживает лидерство среди регионов СКФО по количеству покушений на силовиков: по данным Генеральной прокуратуры РФ, за первые восемь месяцев 2011 года в Дагестане было совершено 136 таких покушений, в ходе которых было убито 70 и ранено 145 человек. Борьба идет не только с силовиками, но и с лицами, которые открыто исповедуют идеологию, чуждую экстремистам. Так, 28 июля в Махачкале был убит начальник Управления пресс-службы и информации администрации президента Дагестана Гарун Курбанов, чиновник, многократно публично оппонировавший религиозным радикалам.

Ситуация с диалогом по проблемам экстремизма в последние месяцы выглядит неоднозначной. С одной стороны, с лета в Дагестане прекратились попытки организации публичных диалоговых площадок, на которых велись бы дискуссии между представителями разных религиозных групп, в том числе тех, на которых ориентируются радикалы. Общественники, способствовавшие их организации, летом-осенью 2011 г. заявляли о том, что работа была свернута из-за изменения позиции республиканских властей. Об этом в интервью СМИ в сентябре говорил, например, председатель общественной организации «Гражданский союз Дагестана» Сулейман Уладиев. С другой стороны, на Северном Кавказе продолжается работа комиссий по оказанию содействия в адаптации к мирной жизни лицам, решившим прекратить террористическую и экстремистскую деятельность. Эта комиссия по-прежнему действует в Дагестане, где она была создана в 2010 году, а летом 2011 года аналогичная комиссия была создана в Ингушетии указом главы этого региона Юнус-Бека Евкурова.

Именно комиссии по адаптации в информационном плане оказались на переднем крае миротворческой деятельности в регионах Северного Кавказа: о них постоянно сообщают местные СМИ, в интернете, в том числе социальных сетях, выкладываются и активно обсуждаются видеорепортажи с заседаний этих комиссий. Примечательно также, что среди чиновников, обслуживающих работу этих комиссий, особенно в Дагестане, есть молодые, активные люди, нацеленные на результативную работу. Вместе с тем, эти комиссии слишком уязвимы в контексте местной политики. Например, дагестанская комиссия тесно связана с координатором ее работы – первым вице-премьером Дагестана Ризваном Курбановым. Информация о его возможном уходе в Государственную думу после парламентских выборов 4 декабря многими в Дагестане была воспринята как угроза будущему этой комиссии.

.

Диалог, если он является подлинной попыткой услышать друг друга и двинуться навстречу интересам и нуждам другого, является универсальным средством трансформации конфликтных отношений в конструктивные процедуры и решения. Диалог невозможен лишь с теми, кто не хочет участвовать в нем (например, непримиримыми террористическими формированиями. Однако, только изолировав непримиримых путем включения представителей всего остального спектра общественных сил в диалог, можно победить сепаратизм и экстремизм. При этом бывшие «непримиримые», согласившиеся вступить в диалог, должны получить право на амнистию или снисхождение в рамках закона (в случае совершения особо тяжких преступлений. Как бы ни были остры и непримиримы дебаты – они все же лучше насилия. Поэтому любые попытки ограничить подлинный диалог, неправильное восприятие его как угрозы, подавление прямых, открытых и честных каналов для выражения оппозиционности и недовольства, а также ограничение законных ненасильственных форм общественного протеста являются контрпродуктивными и опасными. Отсутствие таких каналов ведет к трансформации энергии недовольства во все более радикальные формы и в конечном итоге – в вооруженные насильственные действия. Подавление как спонтанного, так и организованного криминального или чисто политического насилия с применением незаконных методов является питательной средой и для продолжающейся идеологической обработки населения экстремистами. При этом, как показывает опыт последних событий, экстремистам достаточно просто тиражировать случаи произвола, невыполненных обещаний по амнистии, пыток и дискриминации по религиозному признаку, для того чтобы их рекрутинговая база постоянно пополнялась. В результате их «тысячная армия» продолжает активно дестабилизировать ситуацию в регионе, несмотря на колоссальные усилия силовиков и огромные ресурсы, вложенные федеральным центром в стабилизацию и укрепление безопасности.

Во взаимоотношении общества с правоохранительными органами наблюдалось как сохранение прежнего негативного отношение и недоверия населения к милиции, так и появление ряда новых негативных тенденций. Новые тенденции были связаны в первую очередь с преобразованием милиции в полицию, объявленным президентом РФ Дмитрием Медведевым, и аттестацией работников милиции, проводившейся в связи с этим в первом полугодии 2011 года. Этот процесс вызвал неизбежную напряженность внутри правоохранительных органов и сопровождался отставками, скандалами и уголовными делами, затронувшими как рядовых сотрудников, так и офицеров, входящих в состав руководства органов МВД. По мнению многих экспертов и журналистов, процесс переаттестации во многих случаях превратился в скоропалительную «зачистку кадров наоборот», в результате которой честных, высококвалифицированных профессионалов выживают, а коррумпированные сотрудники остаются внутри системы. Как следствие этого процесса возник феномен резко возросшей общественной, прежде всего – митинговой активности сотрудников правоохранительных органов, не прошедших аттестации. Такая активность особенно велика в Дагестане, где лидеры Независимого профсоюза сотрудников МВД и прокуратуры, представляющего интересы уволенных в результате аттестации силовиков в последнее время нередко руководят протестными митингами по поводу действий полиции. Наблюдается протестная «спайка» между родственниками граждан, пострадавших от произвола сотрудников правоохранительных органов, и сотрудниками тех же органов, оказавшимися не у дел. Это дает дополнительную перспективу и может придать импульс наиболее радикальным формам протеста.

Одновременно имеют место все новые инциденты, которые становятся почвой для многочисленных конфликтов между сотрудниками правоохранительных органов и группами молодежи. Часто такие случаи приводят к формированию «спирали насилия». Например, 13 мая в селе Советское Магарамкентского района Дагестана было задержано и доставлено в полицию несколько десятков верующих, посещающих местную мечеть. После освобождения некоторые из них написали заявления с жалобами на то, что к ним было применено насилие. По этим заявлениям возбуждены уголовные дела. Менее чем через два месяца, 9 июля, был убит директор школы села Советское, который, как еще до его убийства сообщали СМИ жители села, выступал против исламизации молодежи. Как отметили дагестанские эксперты, это убийство дополнительно обострило ситуацию в селе и увеличило напряженность вокруг расследования майских событий.

Угрозы, связанные с межэтническими отношениями, нарастают на сегодняшнем Северном Кавказе по двум направлениям. С одной стороны, они касаются взаимоотношений между разными этническими группами внутри Кавказа, с другой стороны – взаимоотношений жителей Кавказа с жителями других регионов России.

Собственно в сфере внутрикавказских межэтнических отношений какой-либо явной отрицательной динамики за последние месяцы не наблюдается. Однако именно эта сфера находится сейчас под значительным давлением внешних факторов. Например, негативную роль здесь играет правительство Грузии, которое, похоже, занято перебором отмычек к ящику Пандоры на Северном Кавказе, провоцируя дискуссии по черкесскому вопросу, а также о положении цезов и некоторых других народов Дагестана.

Сложнее ситуация в отношениях с жителями других регионов России. Всплески кавказофобии в российских СМИ, спровоцированные после ряда резонансных преступлений, вызвали крайне негативную реакцию северокавказского, в особенности – дагестанского общества. Дискуссии по таким темам, как «дело Мирзаева», «дело Свиридова», «дело Попова» и т.д. в северокавказских СМИ шли не менее активно, чем в СМИ федеральных. В ходе этих дискуссий очень ясно было видно, как мыслящие, общественно активные северокавказцы все более склонны видеть врага во многих федеральных журналистах, руководстве федеральных телеканалов, во многих депутатах Госдумы и общественниках.

Попытки остановить такие тенденции делались и делаются. В основном они состоят в том, что в республики Северного Кавказа, прежде всего в Дагестан, выезжают группы российских общественников с очередным проектом «диалоговых площадок», на которых местные жители могут дискутировать с лицами, известными как «русские националисты». К сожалению, по опыту реально проведенных дискуссий такого рода, видно, что часто они бывают заорганизованными, не предполагают свободного обмена мнениями, превращаются в бенефис того или иного местного политика или общественного деятеля. . Практика показывает, что в активной части общества интересам к подобным площадкам весьма велик.

Проблема перемещенных лиц по-прежнему остро стоит в Пригородном районе Северной Осетии. Глава Ингушетии Юнус-Бек Евкуров в октябре заявил, что туда пока не могут вернуться около 5 тысяч ингушских семей. На фоне как будто налаживающегося диалога между руководством Северной Осетии и Ингушетии по вопросам Пригородного района (стороны признают, что достигают взаимопонимания «хотя бы по тактическим вопросам», идет осложнение ситуации с вынужденными переселенцами в самой Ингушетии. Так, в конце сентября ряд республиканских чиновников озвучил информацию о том, что, возможно, будет вводиться новая система размещения вынужденных переселенцев: вместо имеющихся «городков беженцев», им будет предложено арендовать жилье с последующей компенсацией от органов муниципальной власти или переселиться в то жилье, которое для них арендует сама муниципальная власть.

Это решение может быть продиктовано тем, что лагеря переселенцев часто плохо приспособлены для жизни. Однако оно таит в себе как минимум две серьезные опасности. Во-первых, оно уже негативно воспринято рядом представителей переселенцев: они опасаются, что власти путем таких передислокаций просто хотят скрыть факт их существования, вывести проблему за пределы поля зрения общественности и федеральных чиновников. С другой стороны, учитывая крайнюю экономическую слабость местного самоуправления в Ингушетии (оно там было сформировано на пять лет позже, чем в других регионах РФ, есть основания думать, что оно просто не справится с возложенной на него задачей переселения как с финансовой, так и с организационной стороны. .

Распад единой системы ценностей в обществе и другие изменения на ценностном уровне происходят на Северном Кавказе и в России в целом уже на протяжении 15 лет, характеризуясь как постепенным накоплением критического отношения, так и скачкообразным пересмотром некоторых ценностей, считавшихся ранее основополагающими. Ослабление идеологического пресса не привело к появлению подлинного политического плюрализма (о котором говориться в Конституции РФ, но в основном вызвало к жизни затихнувшие было идейные баталии 19 века, в частности – об использовании ислама в качестве квазиполитической идеологии сопротивления «колонизации» и ассиметричному воздействию на властную «вертикаль» путем создания независимой от нее клановой «горизонтали» в системном поле и некоей «военной демократии» в подполье. Изменения на уровне политических ценностей в отношении к нарушениям конституционных прав в историческом и современном контексте уже вызывает к жизни в Дагестане, например, пороговые формы коллективных протестных действий, которые в случае кризиса власти и экономики могут трансформироваться фактически в гражданскую войну. В Чечне лишь массовым применением амнистии и переходом к режиму султаната удалось сдержать эскалацию конфликта и осуществить социально-экономическую реконструкцию. Ценой этого стала неясность относительно того, действует ли на территории Чечни и других республик Северного Кавказа Конституция РФ и принадлежат ли эти регионы к единому правовому и социокультурному пространству страны. Учитывая, что в ближайшее время в России, возможно, осуществится консервация существующих политических отношений на последующие годы, приходится сделать следующие достаточно пессимистические выводы::

• Нагнетание подспудной напряженности в рамках целого ряда политических и правовых противоречий в условиях экономического кризиса в 2012-2014 гг. и, возможно, кризиса федеральной власти, может привести к взрывной эскалации конфликтных отношений на Северном Кавказе – т.е. к более массовому вооруженному восстанию по деколонизационному сценарию. Сдержать развитие событий по такому сценарию возможно лишь посредством масштабных политических реформ и ре-организации системы управления регионом на основе широкого и подлинного диалога власти и всех общественных сил. В то же время, у руководства РФ на данный момент нет политической воли для проведения таких реформ, а также постепенно сокращаются экономические возможности, на основе которых такие реформы могли бы иметь какие-либо шансы на успех. Использование же полиции и вооруженных сил для подавления массовых протестов способно привести к третьей «кавказской кампании».

• Противоречия по линии «русские – кавказцы» в настоящее время удается контролировать лишь в СМИ, а на уровне бытовых отношений продолжается распространение ксенофобии. В большинстве этнополитических конфликтов такой высокий уровень межэтнической напряженности приводит к ситуации, когда даже отдельные преступления и бытовые ссоры могут приводить к быстрой мобилизации и массовому насилию. Каких-либо системных превентивных мер по данному направлению пока государством не предпринято.

• Успешная в целом социально-экономическая реконструкция на Северном Кавказе является на сегодняшний день единственным успехом федеральной и местной власти и помогает демонстрировать уставшему от конфликтов населению региона дивиденды мира. Это особенно важно для молодежи, которая прошла социализацию в кризисных условиях 1990-х. Однако недостаточная сфокусированность стратегии развития до 2025 г. на создании рабочих мест на низовом уровне, законных экономических возможностей для малого бизнеса, дешевых кредитов и льгот для сельскохозяйственных производителей не оправдывает ожиданий и чаяний большинства молодого населения. Пользоваться же новыми горнолыжными курортами возможно лишь при высоком уровне общественной безопасности (как для туристов, так и для местных жителей.

• Нет ясности относительно того, на каких правовых основах будут осуществляться на Северном Кавказе основные функции государства по обеспечению безопасности, справедливости и экономического развития: (а на основе де-факто сложившихся автократий по принципу «государство – это я», (б норм исламского права в каком-либо адаптированным к обычному северокавказскому праву варианте, или (в на основе конституционного права Российской Федерации, в тех формах, в которых оно реализуется в правоприменительной практике большинства регионов РФ. На сегодняшний день ни один из данных вариантов не кажется полностью реалистичным. Наблюдается утилитарная смесь разных принципов и подходов, прикрывающих произвол, ограниченный лишь «договорными правилами» между федеральным центром и региональной властью, сложившимися в рамках существующей системы. Это полностью будет относиться и к предстоящим выборам. Такая ситуация создает долговременные риски для общественной и государственной безопасности в России в целом, включая вопросы территориальной и правовой целостности.

Антон Иванов, Константин Казенин

checheninfo.ru