Об учениях Кунта-Хаджи и графа Л. Н. Толстого

Если считать верным только что выдвинутый тезис, то мы должны признать, что не только ныне здравствующие, но и наши предки были подвержены тем же недугам. Более чем ясно, что наш этнический организм болен, и, как демонстрирует история, довольно-таки давно, так как на одни и те же грабли наступаем систематически. Может быть, никто не предупреждал, не остерегал от этого возможного ошибочного шага? Достаточно вспомнить выступление Абузара Айдамирова на первом Всечеченском съезде!

Сразу же хочу отвести от себя подозрение в том, что поучаю кого-либо. Тем более теологов и историков религии. Как непрофессионал в этих отраслях хочу лишь заострить их внимание на затрагиваемых тут вопросах. Сам же обратился к ним из-за того, что в становлении современного облика чеченца, со всеми вытекающими отсюда последствиями, чрезвычайно важную роль сыграл ислам с его ненадуманным гуманизмом человеческих отношений, с его философией человеческого достоинства. В этом отношении ислам есть та идеология, которая сотворила из некоего аморфного чеченца с узнаваемыми индивидуальными чертами и этому облику соответствующий этнос. Это был нелегкий, тернистый путь. Путь против течения, против сложившихся привычек и устоев. Путь борьбы против феодальной системы, с ее сословно-иерархической окаменелостью положения личности в этих обществах. За освобождение человека от этих оков. Вот эта разница установок мировоззренческого характера и легла в основу отличий учений двух великих гуманистов. Кунта-Хаджи при прочих нема-ловажных факторах опирался на сложившиеся и устоявшиеся мировоззренческие традиции наших предков, которые на определенном отрезке времени оказались в загоне, которые всеми доступными средствами и методами пытались вытравить из сознания народа. Там, где эти глубинные демократические традиции были сильны – кадирийское учение нашло широкое распространение.

Понимаю, что, обратившись снова к исламу, ничего нового не открою. Тем не менее хотел бы отметить, что узаконенное в тот или иной период, в том или ином государстве, это понятие может и не быть ортодоксальным в прямом смысле слова. Если бы от наименований менялась суть, то человечество давно бы вышло из кризисной ситуации, получается же совсем наоборот. Люди остаются людьми при любых обстоятельствах — слабыми существами, поддающимися мирским соблазнам. История ислама это продемонстрировала в полной мере. Поэтому где-то на периферии ойкумены может сохраниться группа, которая придерживается магистрального направления учения. Его могут объявлять, и в большинстве случаев и объявляют, сектой, но от этого суть не меняется. Суфизм зародился и распространился в период кризиса как социального, так и духовного. Как во все смутные времена, этих ответвлений было много, вплоть до кардинально противоположных самому духу и букве ислама. Естественно, многие из них приспосабливались к господствовавшим слоям общества и их порядкам. В так называемых мусульманских государствах, где ислам стал «государственной» религией, как это уже не единожды случалось и с предыдущими религиозными системами, он стал постепенно ритуализироваться, т.е. происходила формализация внешней обрядовой системы в ущерб его сути. Это всеобщий естественный закон.

В силу исторических обстоятельств на Кавказе, и в особенности в Чечении, сложилось так, что ислам в лице «суьпа нах» суфиев изначально отвергал государственное обустройство общества с его сословно-иерархическими порядками как ничего общего не имеющими с духом или сущностью ислама, в котором «бакъдерг, г1илкх, оьздангалла» поставлены выше ритуалов. Государство, как бы его ни именовали, как целостная, самодостаточная и саморегулирующаяся система соблюдению ценностей и духа ислама никогда не способствовало и не будет способствовать в будущем. Это по-няли, а затем взяли на вооружение отдельные суфийские ордена (считать, что все они и всегда придерживались единого мнения на этот счет, было бы грубейшей ошибкой). Нет у меня документов по этому поводу, но каждый, кто заинтересуется проблемой поближе, придет к выводу, что те суфии, которые укоренились на Кавказе, считали государство явлением, дискредитирующим учение Пророка Мухаммада (а. с). Это в дальнейшем (хорошо это или плохо — ведает один Аллах) стало для нашего народа камнем преткновения.

Меня давно волнует проблема «юкъйихкина г1ези», для привлечения к нему внимания выступил на конференции, посвященной памяти шейха Мансура. Это было в 1992 или 1993 году, когда эйфория по поводу достоинств нашего народа, незыблемости национальных ценностей, «г1илкх-оьздангалла, къонахалла» еще не прошла. Вы думаете, что кто-то из «вершителей государственной» идеологии или хотя бы один журналист, поэт, писатель заинтересовался этими на самом деле рыцарями без страха и упрека? Нет! Проблема так и осталась нераскрытой. Оказалось, что только меня это волновало. Если внимательно присмотреться, то столько их кругом, что проблема на проблеме сидит, а их еще проблема же погоняет. Затрагиваемая ниже к ним же и относится. Мы снова стал-киваемся с острой необходимостью изучения культуры, подчеркиваю, подлинной культуры, ибо это суть чистый феномен культуры.

Уверен, что любые попытки вылечить самые застарелые болезни нашего общества без ясного осознания воздействия ислама – и какого ислама! – на чеченцев, путей его проникновения и восприятия у нас обречены на неудачу и в будущем. В этом отношении показательны, на мой взгляд, суфизм и его ответвление – мюридизм. Закрепление суфизма на Кавказе и зарождение мюридизма именно здесь представляется исторически обусловленным. Попытаюсь обосновать это в дальнейшем, а заодно показать, что чечен-цы как никто другой умеют трансформировать хорошую идею (да и любое дело) в ее полную противоположность. Тому могут служить наглядным примером и суфизм, и мюридизм!

Хочу напомнить еще раз, как и кем предстают «юкъйихкина г1ези» в глазах моих давних респондентов. Это необходимо сделать хотя бы потому, что тезисы конференции не стали достоянием даже профессиональных историков. Присутствовавшие в аудитории (за исключением Я. Чеснова и С. Аратюнова) даже не поинтересовались, что за идеология двигала этими людьми (в дальнейшем – къенти). Чем къенти руководствовались, живя и умирая?! Между прочим, неизученность этого вопроса больно ударила по нам, так как вопрос-то связан напрямую о нашем понимании джихада и газавата. Как они понимали, как они подходили к этим понятиям и как их решали?

Само наименование «юкъйихкина г1ези» демонстрирует, что они из давших обет стоять за справедливость, а правда и справедливость есть суть, стержень действительного, ненадуманного в угоду кому бы то ни было, ислама. Лозунги провозглашали и лозунгами жили, как оказалось, не одни европейские философы и революционеры. Ц1ано, бакъо, нийсо – не просто благозвучное словосочетание, а один из блоков ценностной шкалы чеченцев, который имеет глубокий смысл и содержание, напрямую восходящий к не испорченному людьми и временем исламу. Причем ни прибавить, ни убавить (если только не с грязным умыслом) здесь нельзя. Прямо-таки получается как в мелодии с нотами. Вспомните бегавших по площадям и конторам активистов «вечного митинга» с просьбой перевести на чеченский язык: «Свобода, равенство и братство!» Очень жаль, что для потомства не сохранились перлы лозунгов той поры.

Очень коротко. Одни лишь чеченцы на всем пространстве их проживания освободились от оков феодализма. У других народов этот процесс тоже происходил, но не завершился. По этой примете царская историография подразделяла даже один и тот же этнос на общества «демократического» и «аристократического» правления. Естественно, что любые сословные, имущественные верхи и соседних, и более отдаленных народов на Чечню и на чеченцев смотрели как буржуины на Мальчиша-Кибальчиша, а чеченцы, в свою очередь, воспринимали соседей как империю зла!

Къенти, завязав пояс что-то наподобие красного кушака, не опозорившись, не могли сойти с избранного пути. Первым делом пытались уговорить противника в ошибочности тех или иных деяний, и только затем вступало в силу действие. Крайне ошибочно представление, что социальные верхи уничтожались без предварительных переговоров, уговоров и т. д. Их уничтожали только тогда, когда уговоры не помогали.

Может показаться праздным приведение выше наряду с социальными верхами и слоев имущих.

Как известно, в горных условиях присвоить прибавочный продукт весьма и весьма нелегко, так как заранее известно, что данная пашня даст столько хлеба, который прокормит в течение года известное количество людей. Это же относилось и к покосам, и к пастбищам. Если, к примеру, 100 семей на конкретном участке выгона могли содержать по 3 головы крупного рогатого скота и по 30 малого рогатого скота, а в реальности одно какое-либо семейство владеет 300 головами крупного рогатого скота и 3000 малого рогатого скота? То спрашивается: по сколько голов могли содержать рядовые поселенцы? Даже в этом, казалось бы, мелком бытовом вопросе свое веское слово, подтверждаемое делом, говорили къенти. Когда вставал вопрос о родстве и свойстве этих молодцов, то уместно привести их здесь: «Мы братья для всех, кто любит истину и справедливость. Мы враги всех тех, кто совершает несправедливость».

Имущие слои, особенно купцы, торговавшие живым товаром, а эта торговля стояла в те времена по прибыльности на первом месте, их ненавидели даже больше, чем родовитые, так как к1ен-ти, встречая караваны, задерживали их и спрашивали пленников: «По своей ли воле вы здесь?» И говорили, что освобожденные могут беспрепятственно возвращаться домой, а если кто пожелает остаться и поселиться здесь — пожалуйста. Если караваны так называемых белых купцов беспрепятственно проходили по данной территории, то работорговцам приходилось огибать ее стороной. В этом факте кроется, на мой взгляд, одна из основных причин, почему беглый люд, в том числе и русский, стремился на Терек. В моей семье в начале второй половины XVII века уже казаки отбили одного из предков, захваченного ногайскими мурзами, по дороге в Крым и вернули домой.

Таким образом, понятия «джихад и газават» в разные времена понимались и воспринимались совсем по-иному.

checheninfo.ru