Явус Ахмадов: Относительно интервью востоковеда Тимура Айтберова сетевому изданию «islamdag.ru» по проблемам Чечни и Кавказской войны от 10 сентября 2019 г. От редакции Чеченинфо: После выхода 10 сентября 2019 г. указанного интервью, на имя Тимура Айтберова как оказалось поступил ряд вопросов и комментариев из разных регионов РФ, с выражением согласия и несогласия с его суждениями, причем с разных позиций. Потому, в целях объективности, сам автор. Айтберов предложил было редакции «islamdag.ru» обратиться за комментарии по спорным моментам к чеченскому историку, профессору Я.З. Ахмадову хорошо знакомого с проблемами Кавказской войны и имеющему ряд работ по данной проблеме. Об этом же, сетуя на вероятные недостатки и упущения, он просил лично Я.З. Ахмадова, что безусловно положительно говорит о нем как ученом и человеке. К сожалению редакция «islamdag.ru» сочла видимо данной публикацией свою задачу выполненной и не опубликовала закономерные суждения по данной проблеме. Мы придерживаемся другого подхода в отношении целеполагания в работе СМИ и освещении научных проблем. Потому мы публикуем текст Явуса Ахмадова, который как надеемся окажется доступным для чтения всем ищущим истину на полях истории.(С текстом интервью Т. Айтберова можно ознакомиться по этой ссылке
Т. Айтберов: «Шамиль смог прославить национальности "дагестанец" и "чеченец" на весь мир» на второй странице данной публикации).
Явус Ахмадов - доктор исторических наук, профессор, академик Академии наук Чеченской Республики: Относительно интервью востоковеда Тимура Айтберова сетевому изданию «islamdag.ru» по проблемам Чечни и Кавказской войны от 10 сентября 2019 г. Наши суждения вызваны, как уже отмечено в заголовке, публикацией Тимура Айтберова, хунзахского узденя, замечательного арабиста-востоковеда, благодаря которому источниковедение не только Дагестана, но и Чечни обогатилось прекрасными документальными источниками, происходящими из местной среды. У него есть ряд публикаций по вопросам, представляющим общий интерес для истории Чечни и Дагестана эпохи средневековья и нового времени. Мы имеем с ним и совместные статьи, еще с советского времени. Дело в том, что я проходил аспирантуру в Дагестане - в Институте ИЯЛ под руководством замечательного человека и талантливого ученого, профессора Владилена Гадисовича Гаджиева. Потому и Тимура знаю с молодых лет, прекрасный специалист своего дела, но скажу честно не по Кавказской войне и эпохе Шамиля.
У меня уже годами идут с ним споры по вопросам горского феодализма и горской демократии вольных обществ Чечни и Дагестана. Я всегда спорил с Айтберовым и некоторыми другими дагестанскими историками по вопросу реального статуса аристократов дагестанского и адыгского происхождения поселившихся в Чечне. По моему убеждению, эти «великие эмиры» - были не полновластными повелителями и не хозяевами земель, сел и провинций (по определению быть и не могли), а всего лишь адатными судьями и регуляторами межаульных отношений в чеченских селах и обществах. Также они выступали авторитетными посредниками в чечено-российских отношениях. Вся эта работа выполнялась за определенную плату. Кем общество было недовольно, того выгоняли. Но все это, как и проблемы Кавказской войны, есть специальные научные вопросы, а не широкой публицистики.
В последнее время вопросы Кавказской войны под которой подразумевают либо национально-освободительное движение горцев Северного Кавказа в 20-50-е гг. ХIХ в., либо череду войн Российской империи на Кавказе и вокруг Кавказа на протяжении с ХVIII- по 60-е гг. ХIХ в., все чаще стали озвучиваться в массмедиа. К сожалению, порой, в некоем вызывающем и скандальном виде, что вполне естественно для современных российских СМИ.
В конце 80-х - начале 90- х гг., а затем в 2000-х годах даже в научном мире разразилась своеобразная «война историографий» - когда одна часть (меньшая) принадлежащая к школе лжеакадемика В.Б. Виноградова прямо утверждала, что Кавказская война была вызвана не политикой России на Кавказе, а неистребимой по сей день исторической отсталостью горцев и их набеговым укладом. Несколько интереснее, хотя и противоречивой, выглядела в этом вопросе позиция профессора М.М. Блиева, для которого борьба осетинского народа против колониальной политики царизма, в т.ч. и в виде набегов, была героическим сопротивлением «азиатскому деспотизму», в то время как аналогичное сопротивление горцев Дагестана и Чечни объяснялась отсталой стадиальностью и стремлением к набегам.
Ситуация «войны историографий» зашла настолько далеко, что в 2013 г. на всероссийской исторической конференции к в г. Ростове-на-Дону была принята «Хартия историков-кавказоведов» где ученые сетовали на то, что в оценках Кавказской войны используется «ненаучная публицистично-оценочная, недостаточно аргументированная или устаревшая терминология, навешивание друг на друга идеологизированных, политизированных ярлыков, обвинений в фальсификации, что практически исключает возможность налаживания диалога, проведения конструктивных дискуссий». Правда общими усилиями историков Юга России и в частности рано ушедшего от нас сподвижника исторической науки Виктора Черноуса, критическую ситуацию удалось
Начиная конкретный разговор, необходимо изначально отметить относительно людей ученого сословия, что мы не являемся носителями истины в последней инстанции. Более того, у многих, даже выдающихся людей в науке, бывают странности и темы, которые с ними лучше не затрагивать. Так у нас есть целые академики Российской академии наук много лет убеждающие читателей, что вся письменная история последних 5-6 тыс. лет существования человечества - выдумка, якобы сфабрикованная в последние 500 лет! Мы должны трезво оценивать свои сильные и слабые стороны, так как в глазах общественного мнения высказывания ученых имеют авторитет.
Итак, читаем спорный текст: «до начала Кавказской войны (т.е. условно до «проконсульства» на Кавказе агностика и масона А.П. Ермолова в 1816-1817 гг.) территория современной Чечни вплоть до реки Аргун была связана с Дагестаном, входила в дагестанское политическое образование и называлась «большая Чечня». А территория от Аргуна до Осетии была связана с Кабардой. Равнина и предгорье принадлежали аксайским князьям таркинского происхождения. Большая часть Чечни от Грозного и выше была в составе владений князей Турловых. Князья Турловы были из рода хунзахских ханов. Их родословная изучена и достоверно известна. Им подчинялись все большие сёла, в том числе Чечен-аул и другие.
Раньше в Чечне кумыкский язык был очень распространён, даже больше, чем в Дагестане. Во многих сёлах говорили на кумыкском. Почему? Потому что ханы были аварского происхождения, а торговцы – тюркоязычными; вокруг жили чеченцы, к тому же, в некоторых сёлах вообще не знали чеченского языка, а в некоторых говорили, как на чеченском, так и на кумыкском.
В горах, особенно в селе Макажой и в других, также правили хунзахские ханы аварского происхождения. Есть список, согласно которому жители всей территории вплоть до Ингушетии платили дань хунзахскому хану». Скажем сразу – прозвучали весьма неожиданные оценки этнополитического положения Чечни и Дагестана в первые десятилетия ХIХ в.
Территория Чечни и Дагестана (Северо-Восточный Кавказ) наряду с их этносами действительно были связаны с древнейших времен как родственными языками, так и материальной культурой (куро-аракская, гинчино-гатынкалинксая, каякентско-харачоевская) различные районы которых развивались неравномерно в зависимости от соседства с более развитыми народами или близости к торговым путям и морям.
В качестве справки можно указать, что заметное расхождение собственно дагестанских (в т.ч. внутридагестанское) и нахо-чеченских языков (по Андийскому и Снеговому хребтам), в зависимости от взглядов тех или иных лингвистов, относят к VI-V или к III тыс. до н.э. Расхождения в материальной культуре на равнинной части региона с горным Дагестаном (и известной части Горной Чечни) заметны уже в период параллельного развития куро-аракской и майкопской культур в III тыс. до н.э. , достигают большей силы в период бытования в II тыс. до н.э. северокавказской культуры предгорий, равнин и степей Северного Кавказа от Черного моря до Сулака, Терека и Каспия. Мощная кобанская культура поздней бронзы (XIV/XIII в. до н.э. – IV в. н.э.) носителями которой были нахоязычные племена, не только уверенно господствует на территории от верхней Лабы до Северного Дагестана, занимая практически и всю Чечню, но и распространяется далеко на север в Восточную Европу оставляя свои следы от Волги до Днепра.
В средние века территория Северо-Восточного Кавказа именуется географическим (подчеркиваем - ни этническим и не политическим) термином, возможно иранского происхождения, Дагестан (страна гор). В начале второй половине ХVII в. турецкий путешественник Эвлия Челеби границы «Дагестана» отсчитывал от с запада на восток примерно от течения Сунжи. Есть основания полагать, что именно в этом веке данный термин приобретает кроме географических и исламско-религиозные границы, как бы в отличие от Черкесии и Кабарды (Центральный и Северо-Западный Кавказ) где ислам был слаб. Дагестанские религиозные ученые алимы называли в своих сочинениях общность Дагестан, выделяя правда здесь и область Чечни. Собственно, в Чечне термин «ДегIаста» (понимаемый многими как отчизна, родина) просуществовал по крайней мере с середины ХVII до начала 60-х гг. ХХ в., но изначально наряду с другими определениями – Нахчи/Нохчичоь (земля, обитель нахчой), Даймохк (земля, страна отцов), а также с названиями отдельных «землиц» (мохк, латта) региональных объединений.
В самом начале ХVIII в. даже на европейских картах, не говоря уже о реальной ситуации, появляется наконец наименование области «Tchechen» (Чечня, Чачан, Чечан), от селения Чечен-аул и большой равнины Чечен-аре в центре страны). Оно попадает в российскую и иную документацию и отображает ситуацию, складывания к тому времени на древней чеченской земле нового и сильного этнополитического объединения, сложившегося в результате как роста населения, так и широкого освоения плоскости, не говоря уже о зарождении на территории Чечни нового хозяйственно-торгового центра, имеющего важное значение для значительной части региона.
Социально-общественное и политическое развитие чеченского народа привело к середине ХVII в. к образованию в центре Чеченской равнины по течению р. Аргуна т.н. Чеченского владения во главе с приглашенными чеченцами князьями Турловыми (дальние родственники хунзахского аристократа-нуцала, Авария) из салатавского общества Гумбет. Данное владение, метко названное тем же Т.М. Айтберовым «Чеченское княжество-государство», во главе со своей умножившейся феодальной фамилией просуществовало почти до конца ХVIII в. и сыграло объективно положительную роль в истории Чечни. Понятно, что данное «владение» не было «аваро-чеченским», так как судя по всему эта княжеская фамилия гумбетовцами была попросту изгнана (по крайней мере на протяжении ХVIII в. указанные князья тщетно предпринимали робкие попытки восстановить феодальный суверенитет над населением Гумбета, которое кстати не всегда в своей истории было и авароязычным). Связи чеченских князей Турловых с тем же Гумбетом и Аварией по известным данным осуществлялись на уровне частных отношений.
Кстати в некий анекдот превращаются уже не раз повторенные в дагестанской печати уверения о якобы присутствии «хунзахских ханов хунзахского происхождения» в селе Макажой и вообще в Чеберлое (Горная Чечня). Во-первых, русском документе от 1758 г. составленном в Кизляре речь идет не о ханах, а об хунзахских чанках (дети, рожденные от незнатных женщин), во–вторых мы уже имели возможность не раз говорить, что в этом документе по неясным для нас причинам допущена фактическая ошибка. Русский агент – кизлярский служивый уздень Ашур Агаев совершивший разведывательную поездку в Чеберлой еще в 1748 г. конкретно доложил, что в Чеберлое 18 «усадеб» (села и общества) «а управляют расправу старшины 5 человек…».
Однако ставки растут, и мы с еще большим изумлением читаем, что «есть список, согласно которому жители всей территории (Чечни) вплоть до Ингушетии платили дань хунзахскому хану». Тезис, в общем-то вызывал законное сомнение еще в первые десятилетия ХIХ в. когда царские офицеры пытались найти Хунзахское ханство и ханов, а находили некую дочь Умма-хана (члена хунзахского общества и старинного аристократа организовавшего, по примеру других аварских предводителей-биладов, успешные нападения на Грузию). Оная женщина Баху/Паху-бике (вдова Султан-Ахмада Мехтулинского) потрясала перед царскими офицерами свежо составленными списками – должников дагестанских и нескольких чеченских аулов обязанных якобы платить ежегодный налог овцами (по ее мысли во взимании баранов обязана была помочь всей мощью Российская империя). Не составило, впрочем, труда еще тогда выяснить, что Баху-бике абсолютно все преувеличивает, единственно задолго до XIX в. некоторые общества пограничные Дагестану выпасали на нескольких пастбищных горах, принадлежащих хунзахскому нуцалу на праве частной собственности, свои стада, естественно с уплатой за оказанные услуги. Насколько была долгой и частой эта практика мы не знаем, но этнографические материалы говорят, что это могло быть связано с более ранним наступлением весны за Андийским и Снеговым хребтом (что было особенно важно для части горных обществ в период «малого ледникового периода» в горах Кавказа в XIV-XVII вв.).
Что касается собственно Аварского или Хунзахского «ханства»: безусловно в аварском этносе, занимающем значительные районы Нагорного Дагестана и в особенности бассейн Аварского Койсу шли процессы общественно-политического и хозяйственного развития, приводившие к каким-то союзам и объединениям, в т.ч. раннефеодального типа. Была и некая аристократическая семья, по горским меркам богатая, т.к. имела свободные участки земли, на которые сажала невыкупленных невольников и частные горные пастбища, сдаваемые в аренду. Возможно, что эта семья выполняла в случае возникновения тревожной ситуации обязанности руководителей ополчения, а также выступала в качестве авторитетного медиатора разбирающего споры вольных обществ. Кстати в чеченском фольклоре присутствует образ «джайского (хунзахского) князя» приглашаемого для определения спорных границ и распределения земель.
Однако, как историк, работающий с конкретными фактами и материалами, могу сказать, что в целях признания такого явления как «ханство» и наличия реально правящей в Аварии династии нуцалов, представляется необходимым назвать конкретно аулы и общества входившие в состав «ханства» и подчинявшиеся управлению нуцала. Не в общем – «границы ханства», а конкретные села и общества. Не в легендарном прошлом, а в более или менее документированный период – XVII, XVIII и начало XIX в. На худой конец доказать, что, хотя бы тем же Хунзахом, правили не старейшины данного общества, а именно нуцалы. Необходимо также осмыслить каким образом нуцалы являлись, как нас уверяют, наследственными феодальными правителями Аварии, не имея при этом вассальных узденей как сословия.
Потому становится совершенно непонятным, о чем собственно идет речь, когда мы читаем, что «территория современной Чечни вплоть до реки Аргун была связана с Дагестаном, входила в дагестанское политическое образование…» и далее по тексту. Как и куда конкретно могла входить огромная по северокавказским меркам Чечня, когда в политически раздробленном Дагестане как-раз до Кавказской войны отсутствовало какое-либо «политическое образование», а наличествовал большой конгломерат различных феодальных образований раннего типа и союзов «вольных обществ»-политий находящихся в различных соглашениях с властями царской России (считающей Дагестан включенным в состав империи по Гюлистанскому миру с Ираном от 1813 г.).
Какие равнины и предгорья Чечни «принадлежали» аксайским князьям в начале ХIХ в., о которых говорит автор? Что имеется в виду, когда мы твердо по документам знаем, что скажем да, аксайские князья приглашались в ХVIII в. те или иные качкалыковские аулы (ныне Гудермесский район ЧР) по соглашению, в целях разбирательства конфликтов и представления во внешних отношениях. Один князь – религиозный авторитет, добрался даже до чеченского общества Арштхой (Карабулак). Так они получали за это оплату, а в случае «неудовольствия» общества их изгоняли или заменяли на других. Эта практика сошла на нет к концу XVIII в. Кстати тогда же, один молодой княжич из Тарков, не получивший надела у себя в Кумыкии, переселился по соглашению с чеченцами в Притеречье где был основан аул Али-Юрт.
Там же в Притеречье обосновались и создали аулы, изгнанные Турловы, Бековичи-Черкасские (из Герменчика), и т.д. Все это достаточно документировано, изучено и не имеет ни малейшего отношения к политическим образованиям Дагестана, а составляет историю собственно Чечни. Как кстати и небольшое тюркоязычное Брагунское княжество – основное селение которого возникло в месте слияния Сунжи с Тереком в середине ХVII в. и было прочно вписанно в политическое поле Чечни. Также с конца ХVIII в. общество Аух (после гибели своего правителя Ших-мурзы в 1596 г. попавшее было в управление князей Эндирейского владения) выходит из состава владения и «причисляется к Чечне». Более того, того к началу ХIХ в. Засулакская Кумыкия (сложившаяся как этонополитическое образование в первой четверти ХVII в.) настолько густо заселена чеченцами, которые составили к тому же основную военную силу и опору местных князей, что генерал А.П. Ермолов по прибытию на Кавказ своей первейшей задачей поставил их изгнание из Кумыкии, т.к. Северный Дагестан оказался бы под влиянием непокорных элементов.
Относительно кумыкского языка в Чечне упомянутого в рассматриваемом тексте. Мы как-то забываем, что в той или иной мере горские народы, включая чеченцев, имели в XIII-XV вв. относительно широкие связи с Золотой Ордой где государственным языком являлся тюркский (на основе кипчакского), к тому же раннегосударственное образование Симсим на территории современной Чечни и Северного Дагестана через свою правящую фамилию было связано с ордынской правящей знатью. Образование кумыкского этноса, если не считать предположения разной степени оригинальности, можно отнести к XV-XVI вв. (мы не говорим здесь о тюркоязычном, но многонациональном по своему составу обществе Эндирей на р. Акташ – это другая тема). Выход собственно шамхальских кумыков с юга за Сулак в конце XVI – первой четверти XVII вв. и складывание т.н. «засулакских кумыков» связан с деятельностью Султан-Магмута Великого объединявшего в их составе представителей не одного народа.
Далее, в читаемом тексте каким-то волшебным образом оказалось, что перед Кавказской войной «территория (Чечни) от Аргуна до Осетии была связана с Кабардой», с намеком на власть кабардинских князей. Если бы еще речь шла о XVII в., то это мысль можно было бы как-то обсуждать. Тогда кабардинские кочевья и могильные курганы достигли Бамута на западе Чечни, а постоянные поселения располагались в верхнем течении Сунжи, на речках Камбилеевка, Назран и Яндери (существовала также опасность грабительских набегов княжеских отрядов на чеченские общества, а пространство между Терским и Сунженским хребтами, называемых еще и «Черкесскими», именовалось Малой Кабардой, хотя из-за отсутствия источников воды здесь никто не жил). Но на протяжении XVIII столетия малокабардинцы отступают на запад, граница их с Чечней указывается в Притеречье по правобережью речки Курп, контроль их над Владикавказской равниной становится совместным с чеченцами, а некогда могущественные кабардинскиие князья не в состоянии сдержать теперь ответные чеченские набеги.
Более того, именно чеченцы приходят на помощь Кабарде в 70-х гг. ХVIII в. и несут при этом большие жертвы. Имевшая более чем 200-тыс. население Кабарда в 1804 г. страшно пострадала от эпидемии чумы, затем наступила череда опустошительных рейдов генералов Глазенапа и Булгакова, приведшая к переселению массы кабардинцев за Кубань в независимую Черкесию и в ту же Чечню (например, в общество Шали). Численность населения в Кабарде составляла накануне приезда А.П. Ермолова на Кавказ от силы несколько десятков тысяч человек, т.е. сократилась почти 6-7 раз. Тогда как население Чечни, куда более организованное и политически единое в 200-240 тыс. человек (по разным подсчетам) превратилась по уверению царского командования в основного военно-политического противника Российской империи на Северо-Восточном Кавказе.
Что же касается положений, высказанных Тимуром Айтберовым относительно оценок Кавказской войны и деятельности имама Шамиля в Дагестане и Чечни они достаточно справедливы и равно противоречивы, но здесь можно спорить и говорить по фактам, а не по абстрактным соображениям. Автор безусловно прав в оценках политики А.П. Ермолова, чрезвычайно хитрого, самовлюбленного и совершенно аморального в выборе средств человека. Но в одном ему нельзя отказать, именно своей тактикой беспощадной резни, практикуемой годами, он буквально заставил сплотиться горцев Чечни и Дагестана, чего не удалось бы никому и никогда ввиду приоритета институтов свободы и независимости в каждом горском обществе.
Но также правда, что в той же Чечне нашелся еще до имамов талантливый руководитель, храбрый наездник и дипломат – «атаман всея Чечни» - Бейбулат Таймиев, который в стремлении объединить Чечню и всех соседей испробовал все политические варианты – от провозглашения на народных собраниях «карманных имамов» (Авк, Магомед Кудутлинский), до создания государства Чечни и Северного Дагестана под эгидой шамхала Тарковского (в котором реальная власть как нетрудно догадаться принадлежала бы «грозе Кавказа» Бейбулату). Кстати, это он стал впервые (также с целью поднять свой авторитет) нанимать войска за пределами Чечни, в частности аварских биладов из Дагестана, с платой иранским серебром и золотой чеченской кукурузой. Они кстати показали хорошую выучку и храбрость. Также, до имамов Гази-Магомеда и Шамиля Чечня стала опорной базой для масштабных действий Ташу-Хаджи, выдающегося религиозного и военного деятеля родом из кумыкско-чеченской семьи селения Эндирей. Кстати многие его военные приемы были впоследствии взяты на вооружение Шамилем (например, сооружение постоянных оборонительно-наступательных военных баз в различных направлениях).
Понятно конечно, что территория Чечни никогда не входила в состав «дагестанских ханств» (если есть возражения надо их просто привести) и в состав Имамата, до Ахульго также. Хотя были прочные военно-политические связи с харизматичным Гази-Мухаммедом, воевавшим на территории Чечни в союзе с Бейбулатом и Ташев-Хаджи, а также наблюдалось участие чеченцев в исполнение религиозного долга в битвах против царских войск в самом Дагестане (при том же Ахульго). Но нет доказательств, что чеченское духовенство (что разве за исключением отдельных лиц) принимало участие в сьезде в ауле Ашильта 19 сентября 1834 г., тем более, что соперником молодого Шамиля выступал авторитетный в Чечне и Северном Дагестане старший по возрасту и учености Ташев-Хаджи. Впрочем, после своего избрания Шамиль наладил хорошие отношения с старшим собратом и даже получал от него чеченские отряды с которыми громил своих горских противников в Игали, Ората, Аракана, Ирганай, Кодутль, Унцукуль, и др.
В июне-августе 1839 г. на горном плато в Дагестане под укрепленным аулом Ахульго состоялась кровопролитная осада крепости русской армией с несколькими сражениями-штурмами, которое потрясло Кавказ. Армия потеряла свыше 3 тыс. человек, а защищавшиеся горцы были истреблены в числе не менее двух тысяч поголовно, включая детей и женщин. Раненый Шамиль с семейством выбрался последним - спустившись на веревках в пропасть, он сумел в сентябре 1839 г. перебраться в Чечню.
Вопреки психоделическим картинкам перехода Шамиля в Чечню как на территорию Имамата встречающиеся в СМИ, имам с семейством прибыл в общество Беной к своим кунакам - к ставшему впоследствии знаменитым, старшине Байсангуру на правах частного лица. Хотя надо отметить он бывал в Чечне и ранее по приглашению Ташев-Хаджи, например, в феврале 1837 г. Появление Шамиля (очень перспективнного политического и религиозного авторитета) здесь пришлось на тот момент, когда ни в меру ретивый полковник Пулло довел перед этим в 2-3 года равнинную Чечню до отчаяния, уничтожением мирных аулов, грабежами и взиманием контрибуций с целых районов. В феврале-марте 1840 г. в Чечне началось всеобще восстание во главе известными местными предводителями, а 7 марта после переговоров Шамиля с чеченскими вождями, он был провозглашен имамом Чечни, духовным и военным руководителем страны – «отцом шашки». Так началась «блистательная эпоха Шамиля» продолжавшаяся почти десять лет. Так был создан Имамат Чечни и Дагестана – национальное государство чеченцев и дагестанцев, просуществовавшее до 1859 г.
Безусловно военные действия шли как на территории Чечни, так и Дагестана. Но в конечном счете царское командование отказалось от глубоких экспедиций и штурмов в горах Дагестана и Чечни, развернув практически позиционную войну на равнинах и предгорьях Чечни, завоевание которой заставило бы с большой вероятностью общества Нагорного Дагестана прекратить сопротивление из-за недостатка хлеба (что в принципе так и произошло). Потому, сотни равнинных и предгорных чеченских аулов, и хуторов уничтожались царскими войсками по несколько раз, зачастую вместе с населением. Шамиль, кстати, перебросил всех муртазеков (постоянное войско) из Дагестана (около 7-8 тысяч) на чеченский фронт (где было примерно столько же чеченских муртазеков), но на опасных направлениях всегда задействовалось и народное ополчение (в Чечне до 25 тысяч), потому потери здесь были естественно выше. А перебросить дагестанское ополчение Шамиль не мог, т.к. если ополченцы-чеченцы воевали практически у своих домов и снабжались за свой счет, то ополчение из Дагестана надо было кормить и содержать.
По нашим опубликованным подсчетам, к 1820-м гг. численность чеченцев доходила до 220-240 тыс., в 1860 г. царские власти более или менее точно подсчитали число горцев Чечни – их оказалось 150 тыс. человек. При том уровне рождаемости Чечня потеряла за 25-30 лет восстаний и Кавказской войны свыше 200 тыс. убитыми, умершими от болезней и не родившимися. Ко всему прочему в 1865 г. царские власти выселили в пределы Османской империи 25 тысяч чеченцев. В итоге - осталось 125 тыс. человек.
Как не парадоксально, но без разумных действий Шамиля ситуация была бы еще хуже. Во-первых, он, заставший в Чечне глубоких стариков и старух ни разу не бывших в браке, категорически запретил высокие калымы в Чечне равнявшиеся княжеским (400-600 руб. серебром), во-вторых отцов семейств, не женивших сына в 15-16 лет и не выдавших дочь замуж сажали в яму. Без дальних разговоров женили всех многочисленных русских пленных, принявших ислам и мухаджиров (переехавших на территорию Имамата из других районов Кавказа). Люди вели здоровый образ жизни, не употребляли алкоголь и не курили, была налажена для того времени неплохая медицинская служба. Горцы практически не знали заразных заболеваний и ампутаций конечностей вследствие ранений.
В заключение хотелось бы подчеркнуть следующее. Мы понимаем, что специалист по ранним арабоязычным источникам Дагестана, знаток феодальных фамилий, автор книг по Хунзахскому обществу и «аварским ханам», прекрасный исследователь истории взаимоотношений древнего и раннесредневекового Ирана и Дагестана, а также ранних арабских походов на Кавказе, Тимур Айтберов вовсе не обязан быть специалистом по периоду начала XIХ в. в истории Чечни и Дагестана, территориального устройства региона, Имамата Шамиля и Кавказской войны. В этом плане в Дагестане и Чечне жили и творили такие выдающиеся ученые-историки как Р.М. Магомедов, Г.-А.Д. Даниялов, В.Г. Гаджиев, С.Ш. Гаджиева, Х.Х. Рамазанов, Л.Н. Колосов А.И. Хасбулатов, и др. Сегодня успешно работают в рамках указанной тематики профессор Ш.А. Гапуров, Ю.У. Дадаев, Х.М. Доного и ряд других ученых. Не могу кстати не назвать такого видного литератора как Яков Гордин или историка как В.В. Лапин (оба из Петербурга), который внесли такие материалы и концепции (например, тезис о приватизации войны Кавказской армией и войны несвободы против свободы), которые позволили по-новому оценить причины, ход и итоги Кавказской войны. Особо хотелось бы отметить рано ушедшего из жизни подлинно талантливого исследователя «мусульманского сопротивления царизму на Кавказе в XIХ в.» Моше Гаммера (Израиль).
Автор этих строк, наряду с соавтором Д. Абдурахмановым, оценивал и оценивает Кавказскую войну как феномен нескончаемой войны милитаризованного правящего класса Российской империи против собственного народа, с закономерным ее переходом в войну против свободных горских общинников на Кавказе.
Представляется, что, если интерес к проблеме Кавказской войны столь высок, а события тех лет до сих пор живут в исторической памяти горских народов, то историки адыгских, дагестанских, чеченского народов, ученые Москвы, Санкт-Петербурга, Краснодара и Ростова-на-Дону могли бы в течение нескольких лет под эгидой российской Академии наук написать сводную академическую историю Кавказской войны и, тем самым, определить некие общие точки отсчета, которые невозможно будет не принять.
стр.2 - Интервью Т. М. Айтберовым
checheninfo.ru
