>АЗЕРБАЙДЖАН. Было сладко грезить о Багдаде,
Проходя у чуждых побережий.
Н. Гумилев
Если вы хотите попасть в сказку, вам прямой путь в Мариинский театр Приморской сцены, где состоялась премьера балета "Тысяча и одна ночь". Музыку к спектаклю сочинил Фикрет Амиров, вошедший в тройку крупнейших азербайджанских советских композиторов ХХ века вместе с Кара Караевым и Арифом Меликовым. Сочинения Амирова получили широкую известность в интерпретации известнейших дирижеров: Ниязи, Натана Рахлина, Евгения Светланова, Геннадия Рождественского и многих других. Леонид Стоковский, Леонард Бернстайн, Шарль Мюнш, Герман Абендрот, Ганс Рогнер исполняли сочинения Амирова в разных странах, на разных континентах.
Нурида – Лилия Бережнова, Шахрияр – Сергей Уманец. Фото Геннадий Шишкин
Восток испокон веков творил собственную поэзию и философию. Он абсолютно пропитан любовной страстью. А страсть и кровь неразлучны. Где лучше, чем в балете, можно воплотить этот убийственный и одновременно живительный коктейль? Не случайно тема Востока давно вдохновляла художников Европы – поэтов, живописцев, балетмейстеров. Да и ближайшего к нам Михаила Фокина достаточно вспомнить с его "Шехеразадой" на музыку Римского-Корсакова…
Стоит ли удивляться новому обращению, уже в наши дни, к сборнику восточных сказок, разрешившемуся музыкально-сценическими образами балета Фикрета Амирова и балетмейстера Нелы Назировой "Тысяча и одна ночь" в Баку в 1979 году. Имя Амирова здесь совсем не случайно, ибо в его творчестве оказались сбалансированы национальное мышление и классические формы европейского симфонизма.
Ничуть не удивителен и стойкий интерес к теме балетмейстера Эльдара Алиева, родившегося в Баку и имеющего национальные корни. Здесь на берегу седого Каспия в пространстве солнечного города, сохранившего черты восточной и западно-европейской архитектуры, произошло формирования Алиева-творца. С детства впитал он национальные мелодии, звучавшие отовсюду, проникся характерной пластикой. Получив профессиональное образование в столице Азербайджана, Алиев осуществил восхитительную карьеру в качестве премьера "Кировского" (Мариинского) балета Ленинграда-Санкт-Петербурга – всемирного известного академическими традициями.
Нурида – Екатерина Чебыкина, Шахрияр – Роман Беляков
На новый уровень танцовщик вышел уже как художественный руководитель Ballet Internationale в американском Индинаполисе. Здесь и в компании Atlanta ballet Алиев впервые осуществил постановку "Тысячи и одной ночи". Однако интереса к спектаклю не утратил. Премьера, несколько остановленная эпидемией коронавируса, подготовлена в Софии. А вот во Владивостоке феерия состоялась, обретя благодаря впечатляющим возможностям труппы и театра в целом, куда большие, чем прежде, масштаб и пышность.
Вышесказанное объясняет, почему Алиеву оказалась близкой музыка Амирова, сделавшего мугам художественным свойством современной симфонической азербайджанской музыки, сохраняющей генетические связаи с русской и западно-европейской музыкальной традицией. Не менее привлекательна для балетмейстера насыщенная философская концепция уникального литературного памятника народов Востока. Пожалуй, Алиев вполне мог бы подписаться под словами композитора о "глубоком идейно-художественном смысле сказок… - прославлении восточной женщины, ее ума, отваги, доброты, обаяния".
Партитура двухактного балета, сочиненная по либретто Нелы Назировой, Максуда и Рустама Ибрагимбековых, представляет собой классическую форму спектакля. В первом акте Амиров широко использует adagio дуэтов, вариации, монолог, связывая в единое мелодическое, интонационное и ритмическое целое эти фрагменты, а также сцены оргии, возмездия, встречи с Шехерезадой.
Сцена из первого акта
Второй акт представляет собой сюиту, частями которой являются три сказки. Однако, при всей драматургической завершенности, сказки не разлагают сюиту на составляющие. Этому способствуют музыкальные темы "ночей" и "палачей", скрепляющие классическую симфоническую сюиту, с одной стороны, а с другой, - обобщающие образы балета. Этот прием создает цельность композиции, ведущей к финальному апофеозу. И такое решение правомерно. Спектакль смотрится на одном дыхании. По завершении первого акта, сидящая за мной зрительница с грустью выдохнула: "Все?!. Я бы еще смотрела и смотрела."
Музыкальная структура балета определила и его сценическое воплощение. Алиев сохранил верность либретто, не стал придумывать новых сюжетных коллизий и переименовывать персонажи. Воздержался и от перекомпоновки музыкального материала. Правда, тему "ночей" балетмейстер интерпретирует не средствами хореографии, а "дыханием" перемещающихся на подвесных "дорогах" орнаментальных декоративных панно, как бы уводящих из реальных дворцовых покоев в мир мистики и фантазии. В его авторской версии музыкальная тема "палачей", предваряющих каждую сказку, отдана сольным "комментариям" Шахрияра, чье опаленное изменой жены сердце оттаивает медленно, и новая любовь пробуждается в нем далеко не сразу.
Однако, мы забежали вперед. Спектакль начинается развернутой увертюрой с ее яркой палитрой колористических эффектов, игрой тембров, воссоздающих звучание народных инструментов. Амиров включил в звуковую ткань и женские голоса. В увертюре и в сцене народного плача пронзительно звучит хор (хормейстер Лариса Швейковская). Сопрановый вокализ (Анастасия Кикоть, Алина Михайлик), впервые появляясь в увертюре, на протяжении всего балета имеет большой образно-эмоциональный смысл. Ну и, конечно, особую краску придает звук тара. На эту партию специально был приглашен из Баку тарист Рамин Азимов. Как было объявлено, по окончании премьерного блока, тар будет передан в дар театру, так что спектакль в будущем не будет обеднен.
Принцесса Будур – Анастасия Балуда, Аладдин – Гилерме Джунио
На премьерных показах оркестр возглавил главный дирижер Азербайджанского театра оперы и балета Эйюб Кулиев. Ему удалось добиться эмоционально насыщенного звучания оркестра, музыканты которого смогли чисто передать прежде не слишком знакомую им фольклорную амировскую интонацию. Здесь стоит сказать и о том, что музыкальные образы дополняют образы визуальные. На арьер-занавесе видеохудожник Вадим Дуленко транслирует обложку старинной книги с вязью арабского шрифта. Страницы перелистываются, и мы видим древние восточные миниатюры. Совпадая с настроением музыки, они уводят то в тенистые сады Багдада, то в изысканные дворцовые покои, то пугают сверкающими саблями сражающихся воинов.
Строго следуя партитуре, свой спектакль, решенный в неоклассической лексике с характерными для восточной пластики движениями выгнутых рук, сомкнутых ладоней, Алиев начинает пряным adagio Шахрияра и Нуриды. Образно оно передает упоение любовников друг другом, но в техническом отношении весьма усложнено. Сам прекрасный партнер в прошлом, Алиев хорошо знает все приемы дуэтного танца. Вот Шахрияр поднимает Нуриду в поддержку "под спинку". Ее полусогнутая в колене нога вычерчивают строгую графику тела в воздухе. Не спускаясь на землю балерина "обтекает" партнера, заключает его торс в кольцо рук и ног. Вот она уже оказывается на плече кавалера, или распята на его вытянутых руках. А теперь совершает двойные "подкрутки" в воздухе… Любовная игра так и продолжалась бы бесконечно, если бы ее не прервали появившиеся лучники. Здесь Алиев сделал любопытный акцент в обрисовке характера Нуриды. Кажется, она сама не прочь пуститься в погоню за каким-нибудь охотничьим трофеем. В руках Нуриды лук, и ее вариация рисует нам образ амазонки. Похоже, Нурида вовсе не огорчена тем, что любовные излияния завершены, и она даже поощряет отъезд Шахрияра. Но нет, взбалмошная женщина вскоре остро ощущает одиночество. Оно нестерпимо, а замена Шахрияру уже ждет здесь же, в гареме. Три призывных удара Нуриды в гонг, и сцену заполняют рабы, ведомые тем, кого шахиня изберет в любовники. Мгновение ока и Нурида оказывается на вершине пирамиды тел, к ней похотливо тянутся руки рабов, и подобно некому любовному идолу блудница буквально пролетает над сценой, маня к телесным наслаждениям. Оргия в самом разгаре, когда вернувшись, Шахрияр застает Нуриду в объятиях Раба (Гилерме Джунио). Сцену оргии Алиев решает вполне корректно, не слишком обытовляя "свальный грех". Да и убийство Нуриды показано весьма условно. Можно размышлять, как оборвалась жизнь неверной жены? Шахрияр пднимает ее горизонтально сцене и перебрасывает стоящим сзади рабам. С высоты Нурида низвергается, возможно, сбрасывается со скалы…
Важно другое: в этих и последующих массовых сценах Алиев предстает умело владеющим пространством. Задействованы разные уровни сценической площадки. Это позволяет в верхних точках подмостков фиксировать фигуры, например Нуриды и Шахрияра, Нуриды и Раба, или выразительные скульптурные группы плачущих женщин. Приговоренные к уничтожению "сосуды порока", трагически замирают, либо издают "пластические стоны", в то время как кордебалет ведет свою активную тему. Лучники, палачи, разбойники, народ перестраиваются в круг, рассредоточиваются по обеим кулисам, совершают "прочесы", или двигаются фронтально.
Сохраняется и другой режиссерский принцип: все персонажи появляются из глубины сцены, с центрального подиума, Вдаль уходят герои сказок по окончании каждого повествования. Из той же верхней точки на сцену нисходит Шехерезада – грациозная, словно газель. Едва касаясь пола в своих pas de chat, sauté de basque, chainé и tour piqué она оказывается в сжимающейся петле палачей. И вдруг застывает распростертой на их руках в той же позе, что еще недавно была столь гибельной для Нуриды. Но что-то останавливает Шахрияра отдать последний приказ. Он медленно тянет к девушке руки, приближается как лунатик и, забирая у палачей, позволяет воспарить над собой в "ласточке". Это adagio местами стилистически напоминает дуэт Шахрияра и Нуриды. Как бы интригуя этим déjà vu, оно вводит во внутренний мир Шахрияра, еще вовсе не склонного доверять свое сердце новой любви. Этот режиссерский прием повторится и сработает в дальнейшем, когда оставшись одна ради новой охоты Шахрияра, Шехерезада тоже трижды ударит в гонг. Но на сей раз призовет не развратных рабов, а героев собственных сказок. Впрочем, хореографический тематизм второго дуэта спектакля развит, и неоклассика танцевальной лексики, окрашенная пластическими интонациями востока, продолжает изобиловать новыми движениями и "обводками".
Шехерезада – Анна Самострелова, Шахрияр – Сергей Уманец
Мудрая и очаровательная девушка, глубоко понимая состояние шаха, сумела увлечь его, увести в мир сказок с благородными и самоотверженными героями. Среди этих героев мужественный Синдбад (Аслан Алиев, Юрий Зиннуров, Виктор Мулыгин), спасающий Девушку (Катерина Флория, Лилия Бережнова, Дарья Тихонова) из цепких когтей Птицы Рухх (Шизуру Като, Сергей Аманбаев), Это Аладдин (Гилерме Джунио, Сергей Амагбаев, Шизуру Като), неосмотрительно влюбленный в Принцессу Будур (Анастасия Балуда, Дарья Тихонова, Каролин Мачадо), и вступивший за нее в битву со злым Колдуном ( Денис Голов). Это смелая служанка Марджана ( Наталья Демьянова, Каролин Мачадо), которая сумела справиться с сорока разбойниками и их Атаманом (Алехандро Кабезас, Шуньо Мори, Сергей Аманбаев) и спасти от гибели своего господина Али-Бабу (Алехандро Кабезас, Олексий Скалюн). В этой сказке Алиев проявил свой комедийный дар, сумев наполнить образы шайки разбойников и их одноглазого предводителя легким юмором. Балетмейстер и здесь избежал кровопролития. Марджана лишь условно обезвреживает спрятавшихся в кувшинах разбойников, заливая их горячим маслом, Да и акценты балетмейстер решил сместить. В его версии нож угрожает жизни не Али-Бабы. Напротив, Али-Баба зарезал бы Атамана, если бы не подоспела Марджана, надевшая на голову главарю-бедолаге глиняный горшок.
Из перечисления исполнителей ясно, что, несмотря на многочисленность персонажей балета, театр подготовил несколько исполнительских составов. На главные партии, например, Анну Самострелову и Саки Нисида (Шехерезада), Лилию Бережнову и Катерину Флорию (Нурида), Сергея Уманца и Каната Надырбека (Шахрияр). В одном из спектаклей роли Шехерезады, Нуриды и Шахрияра исполнили солисты Мариинского театра Петербурга - Рената Шакирова, Екатерина Чебыкина и Роман Беляков. Надо сказать, что составы оказались достаточно ровными по своим художественным достоинствам. Конечно, спектакль еще будет "втанцовываться", входя в плоть и кровь исполнителей, помогая им правильно распределить физические и эмоциональные силы. Однако, уже сегодня можно говорить об органике существования технически оснащенных артистов в ориентальных танцевальных образах. Безусловная заслуга этого принадлежит педагогам-репетиторам: Александру Куркову, в прошлом создателю яркого образа Шахрияра в бакинском спектакле, Александре Архангельской и Сергею Золотареву, а также репетитору-консультанту по восточному танцу Галине Фоминой.
Шехерезада – Анна Самострелова
Желая показать фантастический, сказочный Восток, Алиев и сценограф Петр Окунев сделали ставку на голливудскую роскошь и размах. Основную часть декораций изготовили в Санкт-Петербурге, в старейших живописных мастерских Мариинского театра. Впервые для столь масштабной работы были задействованы и мастерские во Владивостоке. Для "Тысячи и одной ночи" по эскизам Окунева сшито более трехсот сложных декоративных костюмов с искусной ручной вышивкой и аппликацией. Хотя художник рассуждает о современности "без нафталина", при создании костюмов он увлекся этническими мотивами. Стилизовав костюмы, он опрометчиво скрыл фигуры героев за широкими силуэтами шальвар, плащей и головных покрывал. Зато палачи предстали эдакими ликами смерти, будто сошедшими с экрана фантастических американских блокбастеров. Балетмейстер тоже вдохновлен декоративной красотой. Не беда, что Девушка – героиня сказки о Синдбаде – еще не вполне освоилась с вуалью. Порой она сражается с шарфом, который, может спутаться в руках, или зацепиться за перо в голове. Зато как красиво прочертит воздушную траекторию невесомое белое облачко, расправленное воздухом при проносе балерины партнером!
Многочисленные висящие объекты – лампы, фонари напоминают звезды, рассыпанные по небу. Расписанные восточными узорами декорационные тюли дышат. То поднимется к колосникам среднее панно, обнажив любовную пару, то задвигаются, "затанцуют" кулисы, переключая из мира реальности происходящего в мир сказок и грез. Сказочного в спектакле много. Хорошо поработали над этим и реквизиторы. Благодаря их умению, громко выстрелит в руках Атамана пистолет, из волшебной лампы Аладдина в виде струи белого пара вылетит джин, а вся сцена при этом окутается клубами тумана. Уже не говоря о ковре самолете, который совершит свой стремительный полет, унося Шехерезхаду и Шахрияра в финале балета под искренние восторги публики.
checheninfo.ru
