Мультипортал. Всё о Чеченской Республике.
| ДАЙДЖЕСТ: |
За последние годы сделано очень мало для научного изучения культуры вайнахов. В этом, конечно, в первую очередь виновата война. Никогда и нигде боевые действия не способствовали развитию духовной культуры, стремлению не торопясь изучать далекое прошлое и его наследие. И однако война и предвоенные тревожные годы, как ни странно, не помешали возникновению огромного числа газетных статеек, в которых заметно желание высоко вознестись над обыденностью жизни. Вот и появились тогда версии, что вайнахи — это потомки древних египтян (хотя таковыми являются копты), а то и этруски, материальная культура которых никогда не соприкасалась с вайнахской и к тому же далека от италийской. Количество подобных «мнений» можно бы увеличить.
Любому народу дана возможность тщательно изучить наследие своих собственных предков в виде археологических материалов, памятников архитектуры и искусства. Это важная и благодарная работа. В связи со сказанным обращу внимание на башенное зодчество и петрографику чеченцев и ингушей. Здесь огромное поле для исследований!
Судя по запискам путешественников, посещавших Чечню и Ингушетию, башенные произведения вайнахских строителей воспринимались ими довольно восторженно, но суть увиденного сводилась к самым общим словам (Н.К. Зейдлиц, В.И. Долбежев, Н.А. Буш, А. Россикова и др.). Не избежал подобной лаконичности и известный исследователь Чечни А.П. Берже, хотя благодаря его запискам мы все же знаем те места, где некогда стояли башни. Почти так же отнесся к башенным постройкам А.П. Ипполитов, если не считать воспроизведенного им рисунка башен у с. Шатой, сделанного Дюсдердиком. По его мнению, подобные башни были построены народом, имевшим «известную степень цивилизации», и далее он позволяет себе с «некоторым вероятием заключить, что это были греки». Умалат Лаудаев, один из первых чеченских историков-этнографов, приписывает башенные сооружения грузинам: «башни эти служили им оплотом против слабого народа», т.е. самих же чеченцев.
Если первое мнение не имеет под собой никакой реальной почвы, то высказывание У. Лаудаева несколько удивляет: он должен был бы знать свой народ, его строительное мастерство и соответствующие предания, ведь он сам собирал фольклорный материал. В связи с этим вспоминается профессор Л.П. Семенов, который приводит записанную им местную поговорку: «Человеку при жизни нужна башня, после смерти — нужен склеп» и так комментирует ее: «Когда в старину выдавали замуж девушку, то ее родители осведомлялись, имеет ли жених башню и родовой склеп; если он их не имел, то считался неподходящим». Уже данный факт указывает на то, что башенные постройки имели своих конкретных строителей и своим наличием показывали силу и духовную значительность своих владельцев.
В этой связи интересен один архитектурный памятник, стоящий в крепости Ананури в Грузии. Это небольшая башня с пирамидальноступенчатым покрытием, но без машикулей — боевых балкончиков. Ее значение здесь скорее всего декоративное. Историк архитектуры П.П. Закарая датирует ее XVI в. и, конечно, считает грузинской, но Л.П. Семенов выражает по этому поводу сомнения.
В 1960 г. в местечке Эткали (Аргунское ущелье) был обнаружен остов мечети, минарет которой, вплотную встроенный в ее корпус, имел вид типично вайнахской башни с пирамидальным покрытием и, как в Ананури, не имел машикулей. Естественно, мечеть в Эткали не могла быть построена христианином из грузин. Ее стены украшены типично чеченскими петроглифами («рука мастера», спираль и изображение всадника) и камнем с арабской надписью и датой 1352 г. хиджры, — возможно, это время, когда ее ремонтировали. Думаю, что полемика, поднятая по поводу башни в Ананури, теперь, в связи с находкой в Эткали, может быть завершена в пользу вайнахского стиля в создании разнообразных башенных построек.
Если бы любители старины и этнографы XIX в. умели лучше прислушиваться к голосу окружавшего их народа, нам не пришлось бы предпринимать такой обширный экскурс, доказывая то, что не требует особого доказательства. Естественно, что споры в основном идут из-за национальной принадлежности именно боевых, устремленных в небо башен, которые совершенно справедливо сейчас считают «родовыми» постройками, о которых, как теперь пишут, упоминается уже в «нартских сюжетах героического эпоса».
Научное изучение вайнахских башен связано не только с Л.П. Семеновым. Первый архитектурно выверенный разрез «классической» ингушской башни с сопутствующими зарисовками был опубликован в 1928 г. Он принадлежал этнографу и художнику И.П. Щеблыкину, затем переиздавался разными авторами10. После него, кажется, обмерные работы не производились.
Только в 1956 г. по инициативе Евгения Игнатьевича Крупнова, возглавлявшего тогда Северокавказскую археологическую экспедицию, был создан специальный Горный — Аргунский отряд, который должен был восполнить ощутимый пробел в изучении памятников местной архитектуры, описать соответствующие постройки, обмерить их, зарисовать и сфотографировать. Возглавить эти работы было поручено мне. Такой чисто практической работе было посвящено 10 лет (1956-1966), далее начался период подведения некоторых итогов.
После исследования нескольких десятков местных жилых и боевых башен и их сопоставления удалось выделить промежуточный вид сооружений, названный нами полубоевым. Такие башни имеют плоскую кровлю, напоминая этим жилые постройки, в то же время габариты у них своеобразны — они шире боевых башен, но уже и выше жилых зданий. Их жители могли сдерживать боевую осаду, так как по верху полубоевой башни (обычно над входом в нее) был устроен машикуль в виде балкончика. Вооруженные люди вполне могли вести с него прицельный огонь, при необходимости лить кипяток и т.д. Подобного устройства жилые башни никогда не имели. Такие постройки обнаружены нами в селениях Эгикал, Верхний и Нижний Алкун, Эрзи, Бейни и Фалхан.
Данному виду башен историк архитектуры А.Ф. Гольдштейн (псевдоним — Ариэль Голан) дал не очень удачное название – «жилые-боевые» башни, соглашаясь при этом с их промежуточным положением в системе архитектурных памятников вайнахов. Ему же принадлежит тщательное описание одной такой башни в с. Хамхи. Однако мне кажется, что термин «полубоевые башни» вернее определяет характер данных построек. К уже упомянутым строениям следует добавить сооружения, обнаруженные у селений Одзик, Кяхк и в местечке Цеча-ахк на р. Фортанге. Сам факт возведения таких своеобразных, промежуточного вида построек — несомненный аргумент, указывающий на местное, вайнахское происхождение боевых башен.
Величественные и стройные боевые башни прекрасно вписаны в окружающий ландшафт. Неудивительно, что такое яркое впечатление они произвели на И.П. Щеблыкина — одного из первых исследователей этих построек. «Внешний вид безукоризненно прост и строг. При удивительной стройности, пропорциональности и довольно большой высоте они устойчивы и прочны. Поражаешься мастерству строителей, их вкусу и уменью так великолепно разрешить и воплотить в реальные формы свои замыслы и фантазии».
Боевые башни наиболее полно вобрали в себя все элементы эмоционального воздействия вайнахской архитектуры на путника. Стиль боевых башен можно назвать общевайнахским. Думаю, что определение справедливо. Характерные для него черты являются правилом для построек Ингушетии, где они сохранились относительно хорошо, и более редких, исчезающих на наших глазах башен Чечни. Постройки этого стиля отличаются подчеркнутой устремленностью ввысь, гармоничной стройностью и лаконичной композиционной завершенностью.
Существенными чертами данного стиля являются также симметричность в расположении основных конструктивных деталей (окон, бойниц) и завершение башен пирамидально-ступенчатым покрытием с центральным замковым камнем (цIогал). Таковы главные особенности построек, выполненных в данном стиле. Это не означает, что не может быть отклонений от основного канона. Они есть. Так, на границе с Дагестаном (Макажой) известны башни с плоским перекрытием и своеобразными зубцами по углам кровли, но в основных своих элементах общевайнахский стиль башен всегда выдержан. И опять-таки это не означает, что башни ингушей ничем не отличаются от чеченских построек. Конечно же такие отличия есть. Это разница прежде всего в некоторых конструктивных деталях, в величине башен и в декоре.
Некоторая однотипность боевых башен, стоящих на огромном горном пространстве Чечни и Ингушетии, заставляет думать, прежде всего, о существовании особых канонов в их возведении. Речь идет о мере — модуле и вполне определенном, который мог бы использоваться при возведении зданий. При этом народный мастер-строитель, где бы он ни возводил башню, знал, что, отложив столько-то и столько-то мер в основании своей постройки, он должен был выдержать определенное число этих же мер, поднимая ее в высоту. Применение модуля, соразмерного пропорциям человеческого юла, приводит к созданию построек гармоничных и вписывающихся в национальные представления о красоте. Переход к современным метрическим мерам, которые никак не связаны с габаритами самого человека, и привел к ужасающей дисгармоничности в архитектуре, а образцы ее пестрят в наших городах и селах.
Линейными мерами, послужившими основой модуля у вайнахских зодчих, могли стать естественные мерила в виде «пяди», «стоны», «локтя» и «шага», естественно, в местных способах их отсчета. Обычно в народном зодчестве таким модулем могла служить ширина какого-либо проема, хорошо выверенная и измеренная, исходя из местных мер длины (той же «пяди», «стопы» и пр.). Допускаю, что такой мерой могла быть хотя бы ширина небольшого окна, расположенного над входом в башню или сбоку от него. Только применяя подобные «единицы измерения», мастер-строитель мог получить тот эффект, когда каждая из местных башен по своим основным пропорциям всегда подобна другой. Как пишет историк архитектуры И.Ш. Шевелев, «мера — это не только количественная, но и качественная характеристика. Эта та средняя линия, отклонение от которой в ту или иную сторону превращает явление в его противоположность». В данном случае под «средней линией» можно подразумевать норму, своеобразный канон гармонии, формируемый при создании архитектурного произведения.
Величие той или иной постройки — это целый комплекс слагаемых: стиль здания, его пропорции, место расположения здания, его связь с окружающей природой (с воздухом далей — полей, гор и лесов), декор и колористическое (цветовое) решение. Однако, чтобы осмыслить сами понятия «величественности», «гармоничности» той или иной постройки, надо бы изучить чисто местные — вайнахские нормы в понимании красоты, удобства, неряшливости, безвкусицы, связанные с особенностями строительного мастерства. Я работ на подобные темы не знаю.
Выбор места для устройства башни, несомненно, диктовался стратегическими соображениями, но в умении вписать постройку в окружающий ландшафт, придать ей именно ту высоту, которая будет гармонично сочетаться с абрисом гор и скал, всегда проявляется талант не просто каменщика-строителя, но и художника. Он, еще только проектируя здание, вероятно, знал, где надо немного увеличить высоту башни, а где уменьшить ее, чтобы постройка была максимально величественной и стройной, сливаясь с пейзажем, в какой-то мере дополняя его.
Интересно, что башенный декор всегда обращен к зрителю, а не в глухие стороны, замкнутые скальными отвесами или затененные другими постройками. В этом отношении особенно показательны многие башни местных высокогорий (селений Озми, Таргим, Щуан, Верхний Кокадой, на р. Кенохой-Ахк и др.). Все конструктивные детали боевых башен построены в соответствии с законами зеркальной симметрии. Тщательная и четкая планировка, вполне ощутимая пропорциональность плюс строгая вертикальная (осевая) симметрия в расположении дверных и оконных проемов, бойниц, машикулей придает творениям местных зодчих вполне законченную стройность, что зрительно еще более увеличивает их высоту.
Изучая декоративные особенности вайнахских боевых башен, невольно обращаешь внимание на те скудные средства, которые без всякого стремления к эффекту использовались мастерами-строителями. Чтобы не быть голословным, повторю здесь лишь некоторые детали из раньше сделанных наблюдений.
Кладка дверных и оконных проемов обычно отличается большой аккуратностью, но не это придает им декоративность. Главное здесь — арочные завершения. В одном и том же здании можно видеть проемы различных конструкций: в виде каменного монолита с высеченным в нем арочным пролетом; в виде двух сближенных каменных блоков с подобным пролетом; в виде трех блоков, из которых средний, образующий центральную часть арки, зажат боковыми; из двух сближающихся блоков с арочным выемом и перекрытых плоской плитой и, наконец, арочный пролет, собранный из клинчатых камней с примитивным замковым камнем в центре. При этом разные формы монолитов, блоков, клинчатых и замковых камней создают огромное число вариантов арочных перекрытий. Они очень разнообразят облик башенных стен и прекрасно обыгрываются светотенью. Такой эффект создают также небольшие, довольно симметрично расположенные бойницы и вентиляционные отверстия («продухи»). При ярком солнце они создают контрастирующие пятна на фоне хорошо освещенных стен.
Башенный декор довольно разнообразен. Это прежде всего несложный углубленный узор. В настоящее время он кажется простым украшательством. Я имею в виду треугольники, ромбы, квадраты и другие фигуры, сделанные методом выборки отдельных камней из плоскости стен. Такой узор оживляет или середину стены, или же повторяется на равном расстоянии справа и слева от центральной оси башни. Можно думать, что в свое время подобный декор был не только украшением, в него вкладывалась определенная смысловая нагрузка.
Далее следуют изображения, несомненно, имевшие определенное значение. Таковы тамгообразные знаки в виде буквы «Т» (башни у с. Гучан-Кале, в ущелье Тазбичи и др.). Если бы не дальнейшая трансформация этого знака, о чем можно судить по другим башням, его можно было бы считать весьма примитивной тамгой. Но тогда странным осталось бы то обстоятельство, что он встречается не на одном узком участке, а разбросан на достаточно широкой площади, занятой башнями. Вполне возможно, что это условное изображение креста, известного под названием «тав» и представляющего собой «руки, распростертые наподобие креста».
О том, что это своеобразная, стилизованная под крест человеческая фигура, свидетельствует хотя бы тот факт, что на башне с. Хой у креста, изображенного на всех четырех ее сторонах, выступает над горизонтальной перекладиной подобие «головы», а отходящие от нее вниз короткие отрезки — это опущенные «кисти рук». И, наконец, совершенно человекообразную форму эта фигура приобретает на склепе из с. Лежг в Ингушетии. Наряду с указанными крестообразными изображениями на башнях можно видеть обычные перекрестия как равноконечные, так и с удлиненной вертикальной частью.
Так как кресты, о которых идет речь, часто по величине превышают небольшие оконные проемы, то производимое ими зрительное впечатление трудно выразить одним словом. Они приковывают к себе внимание. Но необычайную декоративность башенным постройкам придают не так уж часто встречающиеся крестообразные изображения, которые условно были названы мною «крестом Голгофы» и так вошли в нашу литературу. Выполнены они выемкой камней из кладки стен и напоминают человеческую фигуру, у которой широко расставлены ноги, распростерты руки. Их можно видеть на башнях селений Эгикал, Верхний Лейми, Карт (Озми). Однако наиболее интересное изображение «креста Голгофы» имеется на башне «Кошун бIов» в Цой-Педе (Малхиста). Оно представляет собой мозаику, сложенную из кусков белого камня. Здесь голова Распятого выполнена барельефом.
Все вариации «креста Голгофы» являются символическим рассказом о последних часах земной жизни Иисуса. Этим и объясняется популярность данного изобразительного сюжета у многих христианских народов, в том числе у грузин, на храмах которых его можно было видеть уже в IX в. и особенно часто на церковных стенах ХIII-ХVII вв. Возможно, через посредство Грузии данный мотив, как и другие формы крестов, попал к вайнахам. Ими очертания «креста Голгофы» были несколько изменены, и, без сомнения, он получил специфическое национальное осмысление. Но вот какое?
Как замечает Д.Ю. Чахкиев, «кресты Голгофы» можно видеть только на башнях «представителей наиболее сильных» и знатных (эзди) тейпов. Значит, можно сделать вывод, что такая символика связана со знатностью. Это меняет акценты в смысловом содержании «Голгоф», удаляясь от христианских норм. Видимо, у вайнахов прошлых веков такие изображения должны были подчеркнуть достоинство хозяина конкретной башни и, вполне возможно, служить универсальным оберегом — мистической защитой. Интересное в связи с этим наблюдение: «Голгофы» на башнях всегда изображены на хорошо освещенных и обозреваемых стенах.
Итак, кресты разнообразных очертаний были одним из любимых декоративных элементов в убранстве башен. На них прежде всего должен был обратить внимание путник и, вступая в пределы тех или иных земель, уже заранее знал, сколь могуществен владелец того или иного строения.
Башни вайнахов сложены из камней разной величины и имеют довольно однообразную окраску. Общий тон башен в основном нарушался только черными сланцевыми плитками, неизменно оттенявшими карнизы и ярусы пирамидально-ступенчатых покрытий, и их белыми навершиями (цIогал).
Стены башен наряду с обычной кладкой сохранили особые вставки, которые должны обращать на себя внимание и свидетельствовать о мастерстве каменщика. Таковы линии поребрика — ряды каменных плит, поставленных на ребро в наклонном или вертикальном положении. Обычно их цвет контрастирует с общим тоном стен. Встречаются также симметрично расположенные декоративные нишки. Кладка башни может быть украшена речной галькой интенсивно темного или светлого цвета. Они образуют небольшие ряды, которые разбивают общую монотонность стен. Другим традиционным элементом декора являются тяги — выступающие из отвеса стен плиты. Они положены плашмя по всему периметру стен или только с двух-трех сторон. Описанный архитектурный декор довольно красив и обычно украшает верхнюю часть построек.
По-видимому, только для Ингушетии характерны узорчатые росписи охрой, покрывающие башенные фасады и нанесенные прямо на камни (селения Харпе, Таргим, Эгикал и др.).
На стенах вайнахских башен довольно часто можно видеть каменные вставки с выбитыми изображениями — петроглифы. Они могут быть нанесены на лицевые стороны арочных камней и блоки, обрамляющие проемы. Иногда такие камни вмонтированы в кладку вне симметрии и ритмики зданий, нарушая их архитектонику. Очевидно, будучи своеобразно закодированными рассказами и молениями, петроглифы должны были не просто украшать стены зданий, а особым образом привлекать внимание зрителей. В этом и заключена их архитектурная особенность. Созерцая петроглифы, средневековый зритель настраивался на эмоционально более глубокое восприятие данной постройки. Предположительно, петроглифы содержали некоторые данные о хозяевах башни, расшифровка которых сейчас уже почти невозможна.
Конечно, петроглифы набором составляющих их элементов, композиционным положением этих элементов и часто виртуозностью их исполнения привносят в декоративный облик построек значительную долю эмоциональной настроенности, о которой здесь уже говорилось. Однако, не являясь конструктивной частью зданий, они не обязательны для каждого сооружения. Их появление на стенах построек могло быть связано только с индивидуальной (личной), семейной и тейповой (условно-фамильной) историей владельцев башен, вот почему набор петроглифов на постройке имеет свой особый, неповторимый характер.
Среди петроглифов можно выделить «обязательные» камни. Это изображение кисти руки — «пятерни». Наши информаторы называли их «рукой мастера», возводившего здание. Однако не всегда ясен смысл, вкладываемый в такой простой мотив, как «рука мастера»: ведь иногда она изображена пальцами вверх, а то вниз, направо или налево. Вот и возникает вопрос: положение руки в ту или иную сторону не меняет ли значения петроглифа? Это требует выяснения. Довольно ясен смысл спиралевидных и солярных (солнечных) начертаний. Солнце, в воззрениях вайнахов, равно Богу и от петроглифов с подобными изображениями они, видимо, ожидали ниспослания благополучия на жильцов башни. Разбор отдельных мотивов петроглифического характера не входит в задачу этой статьи. К тому же петроглифы только начали изучать, и вдумчивого исследователя, хорошо владеющего местной фольклористикой, здесь ждут настоящие открытия.
Подобные исследования необходимы и при изучении склепов, святилищ и прочих построек. Каждое из таких сооружений, несомненно, обладает своим специфическим набором декоративных элементов, и их необходимо изучить. Это могло бы помочь при создании полновесной истории архитектуры вайнахов. Можно надеяться, что со временем в Чечне и Ингушетии будут восстановлены, отреставрированы башенные постройки и к ним будут относиться с той трогательной бережностью, как еще совсем недавно местные жители относились к старым людям. Средневековые сооружения — хранители древних преданий — вполне заслужили такое отношение.
Культура Чечни: история и современные проблемы / Автор проекта и ответственный редактор доктор филологических наук Х.В. Туркаев / Институт этнологии и антропологии.
 |
СТАВРОПОЛЬЕ. Больше трети жителей Ставрополья встретят Новый год дома с семьей
КБР. КБР собирается резко нарастить мощности плодоовощехранилищ к 2030 году
СТАВРОПОЛЬЕ. Глава Ставрополья заявил об успешном выполнении дорожного нацпроекта
ИНГУШЕТИЯ. Прокуратура Ингушетии через суд восстановила права ребенка-инвалида на социальную пенсию
ИНГУШЕТИЯ. Одиннадцатилетняя девочка скончалась в больнице после ДТП в Ингушетии
ГРУЗИЯ. Саакашвили призвал оппозицию перестать играть в балеринок в Грузии
 |
 |
 |
