ЧЕЧНЯ. Ян Чеснов. Суфизм и этнический менталитет чеченцев.

ДАЙДЖЕСТ:

Накшбандийа — суфийский тарикат и братство, получившее имя от Бахааддина Накшибанда, жившего в Средней Азии в ХIY веке. Он был чеканщиеком (накшбандом). Развивал он традиции тариката, возник­шего гораздо раньше и возводимого к Абу Бакру, одного из первых сподвижников Пророка Мухаммеда. С ХY века братство накшбандийцев было представлено во всем исламском мире от Китая и островов Ин­донезии до Северного Кавказа. Это братство обладало огромной ис­ламизирующей силой как в Средней Азии (обратив в ислам казахов и киргизов), на Кавказе и в Поволжье, а также в Индии. Этой своей ролью оно обязано было политической активности. До сих пор члены этого братства призваны поддерживать существующую власть. Так, в советские годы они более лояльно относились к господствующему строю, чем другое братство, представленное в Чечне — кадирийя.

Накшбандийа в Чечне и Дагестане считается более «старшим» братством, чем кадирийа. Шамиль был накшбандийцем.

Учение накшбандийа предполагает путь к Богу с помощью богоу­годных деяний и молитв. Среди последних важную роль играет мыс­ленное поминание имени Бога («тихий зикр») в отличие от «громкого зикра», практикуемого кадирийцами. Среди атрибутов принадлежности к братству выделяется ношение белой шапочки из четырех клиньев с вышитыми стихами из Корана.

В Чечне накшбандийское братство менее многочисленно и предс­тавлено всегда было больше у равнинного населения, чем у горного.

Кадирийа как суфийское течение связано и по духу и по своему названию с именем Абд ал-Кадира ал-Джилани (Гилани), жившего в ХI-XIIвв. в провинции Гилан в Иране. Его теологическая деятель­ность развернулась в Багдаде. Он получил за свою мудрость почет­ное прозвище «Роза Багдада». (Джилани долгие годы странствовал. Когда же он захотел войти в Багдад, тамошние мудрецы послали ему, остановившемуся за городскими воротами, полную водой вазу, как знак того, что все заполнено, места для него в городе нет. Джила­ни силой своего духа создал благоуханную розу и поместил ее в ва­зу. Потрясенный город с восторгом принял его и дал в память о со­бытии почтительное прозвище. Его мавзолей одна из святынь исла­ма). В ХIII-ХIY оформилось кадирийское братство. Оно отталкива­лось от глубокого почитания Джилани, видя в нем основного заступ­ника людей перед Богом. Считается, что всегда он находится со Всевышним. Идея заступничества, наиболее понятная и волнующая для простых людей, охватила разные страны исламского мира от Индии до Африки. Кадирийские братства были очень активны в Турции в ХIХ в., где проходил маршрут Кунта-хаджи во время его хаджа в Мекку. Взгляды кадирийцев с их верой в заступника и их спаянная органи­зация вокруг руководителя отвечали интересам и чаяниям чеченского общества, нуждавшегося в духовной консолидации.

Кунта-хаджи ввел в Чечне принципы кадирийского учения, где большое значение имеет клятва верности мурида своему наставнику и сплоченность локального братства. Правда, эти же принципы вели к отделению новых братств во главе с учениками Кунта-хаджи, что да­вало, однако, демократическую силу всему движению.

Демократическому характеру кадирийа соответствует также про­ведение открытого общественного моления («громкого зикра») наряду с индивидуальным («тихим»). Некоторые братства в Чечне применяют музыкальные инструменты, как это делалось у кадирийцев Турции во времена Кунта-хаджи. В кадирийа придается особое значение психо­соматическим средствам моления Богу: определенный ритм дыхания и форсированный выдох, резкие и ритмичные движения головой, удары ногой о землю и т.п. при мысленном или вслух произнесении слов молитвы. Ношение зеленой одежды (например, черкески) считается памятью о зеленой «Розе Багдада» (Джилани). Имя последнего в фор­ме Гилани одно из самых популярных в Чечне.

Демократическая направленность кадирийцев видна еще в том, что в их круговые моления — зикры допускаются иногда женщины и даже иноверцы.

Кадирийский таракат оказался близок чеченскому мышлению, спе­цифике вайнахских традиций единобожия, идее заступничества, кото­рая в реальной жизни выражалась в чувстве долга. Это последнее создало в вайнахском быту даже особый институт рыцарства — ко­нахства. Оно состоит в том, что человек (не только мужчина, но и женщина) сознательно берет на себя особые обязанности, например, кто-то обязуется при любых ситуациях защищать даже ценой своей жизни детей или женщин. Существовало несколько ступеней такого рыцарства. Конах — это излюбленный герой героических песен. Сов­ременные чеченцы говорят, сожалея, что раньше было конахов много, а теперь не осталось. Но в этом суждении всегда есть скрытая убежденность в том, что есть на земле еще конахи и уважающий себя человек считает, что он хоть в какой-то мере обладает этим ка­чеством.

Почитатели Кунта-хаджи стали в нем самом видеть заступника за людей перед лицом Бога. В этой своей роли образ Кунта-хаджи даже сравнялся с образом Джилани. Есть народная история о том, что когда Джилани поднялся к Богу, оказалось, что рядом с ним уже на­ходился Кунта-хаджи.<..>

Жизнь и борьба Кунта-хаджи.  Учению Кунта-хаджи Кищиева посвящены публикации, начиная уже с прошлого века. В те времена, да и в советские годы официальная точка зрения по отношению к нему и его последователям не была объективной. Положение стало понемногу исправляться после 1991г. Наконец, появилась книга Вахаида Акаева, посвященная в основном общественно-политической стороне движения Кунта-хаджи. В данной работе мы останавливаем особое внимание на этическом и философс­ком наследии святого человека, значимом не только для чеченцев и ингушей.

Отношение к нему со стороны народа — вот то главное, что возвышает образ Кунта-хаджи в сердцах его сторонников и должно вызвать к нему глубокую симпатию людей всего мира. Имя Кунта-хад­жи Кишиева должно встать в ряд великих гуманистов современности наряду с именами Толстого, Ганди, Швейцера, матери Терезы. Приме­чательно, что есть все основания думать, что Толстой мог каким-то образом соприкоснуться с проповедью ненасилия, которую вел Кун­та-хаджи, в годы своей службы на Кавказе.

Читатель, к которому автор обращается в этот раз, это не только вайнах или другой кавказец, испытавший на себе благое вли­яние ислама. Жизненный подвиг Кунта-хаджи должен стать духовным сокровищем не только его муридов и не только мусульман. Надежда состоит в том, чтобы русский человек или читающий по-русски уви­дел, что проповедь и пример Кунта-хаджи в равной степени обращены и к его сердцу, пробуждают его праведное отношение к своим роди­телям и детям, не только к болям своего собственного народа, но и любого другого народа, и всего человечества.

Мысль о том, что Кунта-хаджи принадлежит человечеству, зак­лючена уже в народной легенде о том, что Кунта-хаджи имеет своих почитателей в Китае. И чеченцы, и ингуши по этому поводу ссылают­ся на сведения от уйгуров, которые были получены во время высылки в Среднюю Азию. Возможно, это только легенда, но народ не ошибся в главном — в том, что учение Кунта-хаджи имеет всеобщее значе­ние. Сейчас, когда дефицит духовности гораздо больше дефицита то­варов, мы должны бережно по крупицам собирать все, что относится к памяти таких учителей, каким был Кунта-хаджи Кишиев.

Его социальное положение было крайне низким — он был до сво­его хаджа простым пастухом. Как-то во время пастьбы овец он уви­дел внезапно спустившуюся к нему тучу. Он был испуган. Из тучи прозвучал голос: «Не бойся, святой человек. Мы к тебе имеем де­ло». Затем он увидел ангелов, приближающихся к нему. Они сказали, что посланы по воле Аллаха объявить ему, что Всевышний делает его избранником и поручает организовать братство. Его члены попадут в рай. В руки Кунте они дали Коран, который образованные муллы не смогли читать. Его читать и толковать людям смог только сам Кун­та, хотя арабского языка и письменности он вроде бы не знал. Кун­та отправился после этого события в Мекку (в 1848-1849гг.). Вер­нувшись, стал проповедовать смирение, набожность и незлобие.

Важное обстоятельство, что женой Кунта-хаджи была дочь нацио­нального героя чеченцев Бейбулата Таймиева. Последний известен своей беззаветной верностью высоким идеалам своего народа. Его кругозор был еще шире. Он в 20-е годы прошлого века пытался объ­единить все народы Кавказа в борьбе против царизма. Отметим важ­ную для нашей темы деталь: именно Бейбулату чеченцы приписывают слова о роль женщины в формировании настоящего мужчины. На воп­рос, какими такими достоинствами Бейбулат заслужил в своей стране юольшое уважение, он ответил, что никаких особых достоинств не имеет. Только вот его уважает жена, поэтому уважают соседи. Ува­жают соседи, поэтому уважает все село. Уважение от села переняла страна. В этой легенде этический статус мужчины кругами расходит­ся от центра, который занимает женщина. <..>

Б.Таймиев делал основной упор на ненасилие как средство объедине­ния народов Кавказа. Такая политическая позиция Б.Таймиева была продолжением линии Ушурмы (Шейха Мансура), который первоначально на первых этапах своего движения, направленного против агрессии царизма в конце ХYIII в., выступал за ненасильственные методы борьбы. По преданию переход к вооруженным методам был вызван тем, что Ушурма собственными глазами увидел, как царский солдат прон­зил штыком женщину.

Нечто близкое мы наблюдаем в проповеди и в деятельности Кун­та-хаджи: нравственное отношение к женщине и к детям было сердце­виной его мировоззрения, основой духовности. Как нам представля­ется, в этом лежит причина того, что учение Кунта-хаджи лишено какой-либо этнической узости.

В связи с этническими сюжетами надо поставить вопрос о право­мерности называния Кунта-хаджи «святым человеком». Ведь святые часто бывают покровителями отдельной общины или народа. Надо ска­зать, что в представлении о святости человека у всех народов во всех вероисповеданиях есть две стороны: внешняя и внутренняя. Внешняя сторона состоит в том, что человек, дух или вообще ка­кое-то явление считаются способами оказывать чудесным образом благое влияние на обычную жизнь. Источник такого влияния наделен святостью. Человек, ею обладающий, — святой. Внутренняя сторона святости человека не противоречит описанной внешней, но подчерки­вает больше чистоту помыслов и деяний самого человека, достигшего степени святости. Народное отношение к Кунта-хаджи, который вел самую праведную жизнь, возносит эту жизнь его с внутренней пози­ции на внешнюю, т.е. в народном представлении Кунта-хаджи, ведший аскетически-праведную жизнь, наделяется святостью, дарованной свыше.

Учение Кунта-хаджи кадирийское и этим уже отличалось от взглядов Шамиля, который придерживался накшбандийского толка. Пропаганда ненасилия в условиях ведущейся войны с царской Россией противоречила всем лозунгам Шамиля. Первый этап деятельности Кун­та -хаджи продолжался в начале 1850-х годов и был прерван изгна­нием Шамилем Кунта-хаджи за пределы Кавказа. В Чечне популярен рассказ о том, как Шамиль вызвал Кунта-хаджи на суд. Опровергате­лями взглядов Кунта-хаджи должны были быть девять богословов. Ес­ли бы Кунта-хаджи оказался неправ, то его голова должна была бы оказаться на острие вкопанного столба. Кунта-хаджи попросил при­нести двадцать люлек с младенцами. Ходя между люлек Кунта-хаджи запел «Ля-илаха-ил-аллах». Все двадцать младенцев за ним стали повторять слова молитвы. По условиям спора должны были погибнуть ученые богословы — противники Кунта-хаджи. Но он просил Шамиля оставить им жизнь.

Кунта-хаджи отправился снова в Мекку. Оттуда он диктовал письма (сам он был как-будто безграмотным) своим сторонникам. В них содержалось изложение основ кадиризма. Назад он вернулся в 1861 г., когда власть Шамиля пала.

Его деятельность вызывала настороженность и у царской адми­нистрации. Подозревали, что оставшиеся почитатели Шамиля ведут подпольную борьбу, включая применение оружия, от имени Кунта-хад­жи. 3 января 1864г. Кунта-хаджи был арестован вместе со своим братом Мовсаром и другими сторонниками. Этот арест был произведен по прямому указанию наместника Кавказа. 6 января он был препро­вожден во Владикавказ, затем полгода его содержали в тюрьме в Но­вочеркасске. Во время заключения в тюрьме он, согласно народной традиции, поражал тюремщиков чудесами. Например, будучи в канда­лах, тем не менее, мог оказаться на какое-то время вне тюрьмы и потом туда возвращаться.

После полугодового пребывания в тюрьме он был сослан в Новго­родскую губернию, в город Устюжино (ныне Вологодской области). Условия его жизни в Устюжино были крайне тяжелые. Сохранились письма Кунта-хаджи из Устюжино (они написаны по-арабски), очевид­но, это его подлинники, потому что врядли кто в Устюжино мог за него писать на этом языке. Эти письма адресованы со славами обод­рения к своим сторонникам, с описанием ужасных условий существо­вания российскому начальству, к своей жене Сете. Судя по письмам, Кунта-хаджи страдал от скудности одежды, болезни глаз и всего те­ла, недоедания. В одном из писем он интересуется, учится ли его сын Мовла. До тех, кому эти письма направлены, они не дошли. Сох­ранились архивные материалы, утверждающие факт смерти Кунта-хаджи в 1867г. Но среди его последователей есть убеждение, что он не умер и жив до сих пор. По другим мнениям он ушел в Китай и там основал братство кунтахаджинцев. Наконец, есть еще мнение, что Кунта-хаджи все-таки умер в России и что там находится его моги­ла, известная небольшому числу его почитателей, которые ее посе­щают. Среди верующих его сторонников есть убеждение, что Кун­та-хаджи с момента своего рождения был отмечен Всевышним, воспи­тан ангелами и что Бог дал ему жизнь длительностью в три срока человеческой жизни. В Чечне ходят слухи, что время от времени Кунта-хаджи где-то видят, например, один чеченец видел его в Мек­ке в 1971 году.

Коротко скажем о политической стороне движения кунта-хаджин­цев, о событиях, последовавших после 1861 года, когда Кунта-хаджи вернулся из Мекки. Вплоть до его ареста в 1864 году стремительно развивалась организованность его движения. У него появились свои заместители — наибы и старшины на местах. Среди окружения Кун­та-хаджи были люди, готовые вести вооруженную борьбу с царской администрацией и войсками. Лидеры этого крыла использовали новую организацию, основанную на духовном тарикате, в интересах продол­жения войны. Примечательно, что наблюдательный А.П.Ипполитов от­мечал самостоятельную роль участников сражений с царской армией, которые «в особенности и придавали мистическому учению тот мате­риальный и вместе с тем воинственный характер, которого в сущнос­ти оно вовсе не имело».

После ареста Кунта-хаджи в 1864г. его сторонниками овладела идея освободить учителя, который, по их мнению, содержался в Шали (на самом деле он был в заключении в крепости Новочеркасск). Зик­ристы со всей Чечни в количестве свыше трех тысяч человек собра­лись в ауле Герменчук. Против них была двинута огромная войсковая сила: пехота, кавалерия, артиллерия. Столкновение было неизбеж­ным. Для зикристов это был акт трагедии. 18 января 1865 года от­чаявшиеся люди, оставив ружья, только с холодным оружием пошли со стороны Шали на царские войска, стоявшие в боевых порядках. Шесть батальонов дали залп по приблизившимся людям. Картечью ударили пушки. Сотни полторы (по другим данным больше) полегло на месте. Среди убитых оказалось несколько женщин, одетых в мужскую одежду.

За шалинским боем, получившим название «кинжального», после­довали репрессии, кончавшиеся ссылками на каторжные работы. Ис­полнение зикров было запрещено. Царские власти вдруг проявили особое радение о вере, приказав исповедовать «истинные обряды ис­ламизма». Вместе с этим весной 1865 года стал проводиться очеред­ной, но не последний акт деэтнизации Чечни — переселение чечен­цев, а вместе с ними и ингушей в Турцию.

Для чеченцев, оставшихся на Родине, преследуемый зикризм стал формой национальной самоиндентификации. И здесь показательно про­анализировать идеологическую позицию царизма. Как известно, после завоевания Кавказа царизм сделал установку на борьбу с юридичес­кими нормами шариата, пропагандируя нормы обычного права (адата). Введены были «горские суды», действовавшие от имени последних, и другие подобные институты. Так почему же зикризм, который в бо­гословском смысле отличается от канонического шариата, вызывал столь бурную ненависть властей, направивших против зикристов войска с артиллерией, сыщиков и приговоры на каторжные работы? Ответ может быть только один: шла борьба именно против этнических устоев чеченцев как отдельного народа. И недаром уже в начале те­кущего, двадцатого, столетия властями стала обдумываться мысль о поголовной высылке чеченцев. Она была реализована 23 февраля 1944 года. Само этническое бытие чеченцев оказалось трагичным. Разве не об этом говорят сегодняшние события?

Этическое учение Кунта-хаджи. Суфийскому исламу, принятому чеченцами и ингушами, хорошо из­вестно почетание аулийа (по-вайнахски ойляш) — святых подвижни­ков веры. Концепция аулийа, развитая на ранних этапах суфизма, основана на идее знания и благодати (барака), переходящих от учи­теля (шейха) к ученику-муриду. В вайнахской традиции развилось глубоко интимное отношение к людям-ойляш, божественные качества которых обнаруживались, как правило, после их смерти. Могилы этих людей стали священными для всей территории Чечни и Ингушетии. Ха­рактерна при этом позиция самого Кунта-хаджи, который, по преда­нию, сам отрицал отнесение его к числу ойляш. Помимо этого он предупреждал, что тот, кто допустит это в отношении себя самого, отойдет тем самым далеко от истинной веры.

Вайнахской мусульманской традиции известен также институт шейхов (по-арабски шейх ал-ислам — «старейшина ислама»). Шейх — это скорее титул, приложимый к высокоавторитетному учителю. В на­родной традиции чеченцев и ингушей с наименованием человека шей­хом связано представление об обладании им особых тайных знаний, дара предвидения. Поскольку Кунта-хаджи обладал такими качества­ми, его принято считать шейхом. Рассказывают, что однажды Кун­та-хаджи был со своим братом Мовсаром в пустынной местности, где не было источника воды. Кунта-хаджи сказал своему брату, что в будущем там забъет источник чистой воды и это место наполнится людьми, почитающими Бога. Это предвидение оправдалось и там сей­час расположена одна из чеченских святынь.

Учение Кунта-хаджи продолжает кадирийское стремление к Богу на пути построения гармоничных отношений с людьми. Люди, объеди­ненные целью делать друг другу добро, уже одной этой идеей приб­лижаются к Богу. Поэтому, считал Кунта-хаджи, не особенно нужны книги, разъясняющие религиозные идеи и поучающие людей. Он гово­рил, что религиозный человек, ищущий Бога, подобен охотнику, ко­торый идет по следу дичи. Когда охотник оказывается прямо перед дичью и видит ее, то этот след становится ему не нужен.

Поэтому среди заповедей Кунта-хаджи, направленные на то, чтобы отношения людей были сердечными и гармоничными, стоят на первом месте. Достичь справедливости в обществе, считает Кун­та-хаджи, можно только отказавшись от эксплуатации других людей. В народе часто рассказывают, что кто-то без ведома Кунта-хаджи успел вскопать ему часть огорода, плодами которого он жил. Кун­та-хаджи, увидев это, обозначил вскопанный участок и урожай, соб­ранный с него, раздал бедным. Кунта-хаджи учил, что слиток золота не должен вызывать у человека больше радости, чем ком земли. Очень категорично Кунта-хаджи выступал против всяческих попыток поставить один тейп выше другого и против деления жителей села на живущих там исконно и пришлых.

Читать дальше

checheninfo.ru

Добавить комментарий

Спутник Земли

Отправить комментарий