ЧЕЧНЯ. Чеченский этикет в своей самобытности – уникален. Этикет («вадд») входит в состав национального кодекса «Нохчалла», о котором мы не раз уже говорили. Но каковы принципиальные черты этого кодекса?
«Чеченцы не стреляют в спину» – эти слова хорошо знакомы любому, кто хотя бы поверхностно знает историю о последнем диалоге Шамиля и Байсангура Беноевского, когда чеченец, обращаясь к Шамилю, уходящему в добровольный плен, потребовал от бывшего имама повернуться к нему лицом. Мысль проста: Байсангур не мог выстрелить в спину, а Шамиль, прекрасно зная это, ушел, не оборачиваясь. Недоброжелатели упорно желают, чтобы этот «мотив» остался всего лишь «фольклорным сюжетом». Но так ли это на самом деле?
На фото – иллюстрация картины Франца Рубо «Кто кого?» – известного художника-баталиста. Мало кто обращает внимание на детали картины, еле осмысляемые несведущими зрителями и любителями искусства. За всадником (предположительно, унтер-офицер драгунского или конно-гренадерского полка) гонятся два горца, один из которых нагоняет его и прицельно направляет на него пистолет лишь в момент, когда противник видит горца в лицо. Наблюдаемая ситуация показывает, что кавказский горец умышленно не выстрелил в спину, имея такую возможность, при этом – ставя самого себя под угрозу удара шашкой. Запечатленный Францем Рубо эпизод дает основание полагать, что горцы, преследующие русского унтер-офицера – чеченцы. Сама сцена ярко демонстрирует острое чувство собственного достоинства у чеченцев, негласный кодекс чести, регламентирующий действия общества и отдельных его членов, в частности.
Франц Рубо не единственный, кто обратил внимание мировой общественности на чеченский рыцарский кодекс. Александр Сергеевич Пушкин весьма ярко и красноречиво продемонстрировал этот кодекс в поэме «Тазит», главный герой которой – черкес, выросший в чеченской среде, – щадит убийцу своего брата по этическим причинам. Пропадавший какое-то время Тазит возвращается, и отец расспрашивает его о том, где он пропадал. Чеченский воспитанник отвечает, что был в ущелье скал Дарьяла, а затем уведомляет отца о встрече с торговцем-армянином. Когда же отец спрашивает, ограблен ли он им, Тазит лишь «потупил очи… Не отвечая ничего», и вновь пропал на двое суток. На второй раз подобная ситуация повторяется. Наконец, после того, как в третий раз Тазит вернулся к отцу, сын сообщает о встрече с «супостатом» – убийцей брата. Гасуб (отец) обращается к сыну со словами: «Убийцу сына моего!.. Приди!.. где голова его? Тазит!.. Мне череп этот нужен. Дай нагляжусь!» Затем Тазит отвечает отцу: «Убийца был Один, изранен, безоружен…». Узнав, что кровник пощажен, Гасуб обрушился в адрес сына проклятьями, основная мысль которых выражена Пушкиным словами:
«Поди ты прочь – ты мне не сын, Ты не чеченец – ты старуха, Ты трус, ты раб, ты армянин! Будь проклят мной! поди – чтоб слуха Никто о робком не имел, Чтоб вечно ждал ты грозной встречи, Чтоб мертвый брат тебе на плечи Окровавленной кошкой сел…»
Сцена, описанная Пушкиным, имеет глубокий и многогранный смысл. Одна из мыслей художника поэтического слова заключается в том, что в ожиданиях современников чеченец (образ чеченца) – это счастливый разбойник, беспечный грабитель и невежественный дикарь. Однако в действительности оказывается, что мораль чеченца – чуждая и не поддающаяся пониманию Гасуба или другого читателя-современника – на порядок выше его критиков и многочисленных противников или соседей. Отметим, что Пушкин в одной из своих работ весьма лестно отзывался и о самом знаменитом чеченце-современнике – Бейбулате Таймиеве, с которым он провел вместе не один час и сутки в дороге и в Эрзеруме.
В лондонском издании 1854 года, как ни странно, был размещен материал, в котором приведен весьма примечательный рассказ, ярчайшим образом демонстрирующий моральное превосходство чеченцев и рыцарство чеченских воинов. Тот самый кодекс «Къонахалла» как высшая ступень национального кодекса «Нохчалла». Чтобы не быть многословными, мы просто приведем цитату, ничего лишнего. Слова англичанина: «Поскольку некоторые немецкие, некоторые английские и все русские писатели утверждали, будто кавказские племена, вообще, и чеченцы Шамиля, в частности, представляют собой дикую орду разбойников, безжалостных и вероломных варваров, мы приведем пример их военной практики, чтобы показать, есть ли у них повод искать у нас уроки рыцарства.
В 1841 году, когда генерал Граббе строил форт Закан-Юрт, чеченцы, естественно, вели дневные и ночные перестрелки, чтобы помешать работам. Русский офицер добавляет, что эти азиаты так капитально опытны, что противостоять им стало довольно серьезным делом. Москвичей особенно раздражала ночная перестрелка. Чеченцы скользили вечером мимо русских часовых, застав и пикетов и обстреливали их, не ждавших нападения. Огни в лагере помогали горцам прицелиться. Хотя русские укрепили свои аванпосты и пикеты, а также [против чеченцев] были посланы многочисленные патрули, они едва были в состоянии уменьшить эти бесконечные атаки; и [ответные] выстрелы [солдат] не приносили большой пользы. В конце концов, было решено больше не отвечать. “В первый же вечер после этого постановления [начались] выстрелы, которые были слышны некоторое время, как обычно, со стороны горцев. Но вскоре они смолкли, и в ночной тишине послышались голоса, спрашивающие, почему мы не отвечаем на их выстрелы? Будто бы мы их презираем? Русские ответили: “Мы хотим спать, ложитесь и вы!” Услышав это, чеченцы засмеялись, заулюлюкали и некоторое время подтрунивали над нами, но за всю ночь не было сделано ни единого выстрела”. Это рассказ из русского источника, и немецкий писатель справедливо замечает: разве цивилизованный и культурный враг повел бы себя так же благородно, как эти варвары-азиаты? Русский продолжил [мысль], что было бы смешно предполагать, будто бы этот способ защиты, основанный исключительно на моральном чувстве чеченцев, будет отвечать в течение какого-то времени. Тем более, что все это время мы продолжали строить нашу крепость для порабощения страны, равнодушные к великодушию врага».
