Еврейский мальчик в чеченской семье и другие истории детей войны
После двух военных кампаний в Чечне выросли тысячи детей, покалеченных войной, причем не только физически, но и психологически. Дети разделили со взрослыми участь беженцев, жили в палатках, подрывались на минных ловушках, терли навсегда родных и близких. В моей памяти часто всплывают моменты, как мы с матерью бежали в подвал от авианалетов, когда в 1996 году четырнадцатилетним мальчишкой приходилось видеть трупы людей, слышать разрывы снарядов и укрываться от смертоносных осколков. Мне повезло - выжил отец, и выжила мать, которая была ранена снайпером, а многие дети оставались сиротами или полусиротами. Одной из таких жертв войны стал Давид Наумкин. До войны еврейский мальчик счастливо жил в Грозном с родителями и не думал, что вскоре ему придется 15 лет скитаться по детдомам и реабилитационным центрам. Но так распорядилась первая военная кампания в 1994 году, когда Давид потерял сразу обоих родителей под артобстрелом.
Несколько лет назад в Чечне решили преобразовать детские дома и приюты в реабилитационные центры. Власти заявляли, что менталитет и обычаи чеченцев не допускают возможности воспитания ребенка в таких условиях, если жив хотя бы один родственник. На тот момент Давид Наумкин находился в социальном учреждении Шали. Раз за разом на каникулы и праздники дети покидали центр, выезжая на побывку к родственникам, и только он оставался с любимой воспитательницей Тамарой Талхиговой. Она и положила конец сиротской судьбе Давида, став опекуном мальчика. Своего приемного сына Тамара Талхигова решила воспитывать дома в Шали. «Мы по документам проверяли, кто где живет, и развозили детей как обычно на время по их родственникам. Он всегда оставался, я смотрела на его документы - у него никого не было. Ему некуда было идти. Теперь и у него есть родственники», - говорит Тамара.
В новой семье у Давида три сестры и старший брат. Мужская половина не скрывает – мальчика надо воспитывать и готовить к взрослой жизни. Последние пятнадцать лет Давид поменял несколько реабилитационных центров, он постоянно рос в кругу маленьких детей – в 21 год юноша по-прежнему смотрит мультики.
Новость о том, что Давида усыновили, с радостью восприняли в Шалинском реабилитационном центре. О родных мальчика здесь практически ничего не знают, известно лишь как он стал сиротой. «Родители его убиты во время войны. И отец и мать у него были. Они погибли в результате артобстрела, - рассказал заместитель директора социально-реабилитационного центра.
Не так давно на воспитанника Шалинского центра вышли представители еврейских московских организаций. Разыскивая родных мальчика, Тамара размещала в интернете его данные. Вскоре из Москвы пришло письмо с предложением отдать его на воспитание в специализированный пансионат. Тамара, надеясь на лучшее, уговорила Давида. Но несколько месяцев прожив в Москве, он захотел вернуться. «Однажды вечером звонит из Москвы заведующая пансионата, говорит, что уже два дня он не разговаривает, ни спит, ни ест, только просится домой», - вспоминает Тамара. Посоветовавшись, Талхиговы решили стать опекунами. В семье Талхиговых Давид живет уже больше года, теперь его называют Даудом.
…Таких историй в послевоенной Чечне немало. Сегодня здесь работает одна единственная государственная школа-интернат с круглогодичным пребыванием детей. Там живет 42 ребенка, из них всего пятеро - потерявших своих отцов во время войны. Специалисты говорят, что это уникальная ситуация, ведь количество таких детей в постконфликтном регионе должно было быть во много раз больше. Связано это с тем, что испокон веков в вайнахском обществе были крепки родственные связи, и дети, оставшиеся без обоих родителей, обязательно попадали под опеку дяди по отцовской линии. В конце 2010 года власти республики более тысячи несовершеннолетних круглых сирот отдали под опеку близких родственников. Правительственная комиссия взяла под контроль проживание детей…
В середине 1990-х потеряв связь с родственниками, не попал в интернат Мурад Солтамурадов. До 1994 года он жил в грозненском интернате для детей с плохим зрением. С началом боевых действий ребенка тоже забрала к себе воспитательница, потом интернат перестал работать, а его сотрудники разъехались. В 1995 году при штурме Грозного шестилетний мальчик попал в предгорное ингушское село Ачалуки. К себе домой его привез милиционер Магомед Точиев, нашедший ребенка на приграничном с Чечней посту. Потерявшийся мальчик жил среди милиционеров несколько суток. "А когда я был на дежурстве, забрал его. Попав в нашу семью, с первых дней он стал называть меня отцом, - вспоминает Точиев. - Когда привел его в дом, сказал жене: если завтра упрекнешь, что я привел в дом «чужого», то сегодня же отдам его, но если ты через месяц скажешь, что он чужой, тогда я расстанусь с тобой". Так чеченский мальчик остался у Точиевых.
Найти родных Мурада новые родители пытались не раз - и в Грозном, и среди чеченских беженцев, через республиканские телерадиокомпании. Однако результата удалось добиться, только когда слух о потерявшемся мальчике дошел до чеченских правозащитников. Искать было сложно - Солтамурадовых в Чечне много. Помогли уцелевшие архивы ЗАГСа. Сохранившиеся там документы привели в город Аргун. "Хочу, чтобы у меня теперь было две семьи. Магомед мне был настоящим отцом, он сделал меня человеком", - сказал Мурад своим родственникам, возвращаясь 15 лет спустя в Чечню из Ингушетии. Когда бомбили города Чечни, снаряды били не только по военным позициям, но и по мирным жителям. Тогда, по словам тети Мурада, родные Солтамурадова и потеряли связь с мальчиком. "В начале 1995 года нам сообщали, что Мурада забрали из грозненского интерната какие-то женщины, он и другие дети находились в подвале. Мы не сразу смогли попасть в Грозный, а уже после было поздно".
Не обошла война и грозненского мальчишку Зелимхана Никиева. Двенадцатилетнего сына семья Никиевых смогла увидеть только после семилетней разлуки. В 2008 году вернувшись к родителям он говорил только на датском языке и общался с ними с помощью словаря. Дорога домой для Зелимхана была закрыта властями Датского королевства. После боевых действий в Чечне мальчика с пороком сердца на лечение в Данию вывозила бабушка. Однако там ее лишили опекунских прав из-за просроченной доверенности родителей, а Зелима поселили в специальный интернат Копенгагена. Из Дании отпускать мальчика на родину не спешили. По этому поводу несколько лет шли дипломатические переговоры. «В том, что датские власти задержали ребенка, есть и справедливый момент, так как были просрочены и неправильно оформлены опекунские документы на Зелимхана. Но в семью на опекунство его оформить было нельзя, потому что он был гражданином России. В любом случаи по международным договорам и праву мы бы смогли его вернуть. Однако для этого от нашей стороны МИД Дании затребовал абсурдные документы – подтверждение того, есть ли в республике образовательные учреждения и есть ли в Грозном поликлиники, больницы», - рассказывают чеченские юристы.
Теги: Давид Наумкин, дети войны, Зелимхан Никиев, Мурад Солтамурадов
Еврейский мальчик в чеченской семье и другие истории детей войны
