Вторжение в Дагестан в августе 1999 года явилось поворотным моментом в противостоянии ваххабитов и сторонников тарикатского ислама. Подавляющее большинство дагестанцев решительно выступило против «освободителей». Значительная часть религиозных деятелей отказались признать вторжение джихадом, даже при том, что многие из тех, кто выступил против бандитов, находятся в оппозиции власти. Очевидно, что первопричиной этого является то, что фундаментализм и тарикатизм находятся в различном положении относительно существующего в Дагестане социально-политического порядка, основанного на клановых связях. Поэтому тарикатское духовенство может выступать против одной из фракций в политической элите, но не против системы как таковой. Отвергая суфизм, салафизм, тем самым, отвергает и весь традиционный социальный порядок.
После поражения бандформирований исламский фундаментализм под общим клише «ваххабизма» стал восприниматься в общественном сознании как антипатриотическая идеология. Республиканские власти в союзе с традиционным духовенством добились существенной победы, был уничтожен очаг фундаментализма в так называемой Кадарской зоне республики, были закрыты все радикальные религиозные организации, благотворительные фонды, которые обвинялись в финансировании экстремистов.
Еще в ходе боевых действий Народное Собрание Республики Дагестан, под воздействием Духовного Управления Мусульман Дагестана и связанных с тарикатистским духовенством политиков, подготовило проект закона «О запрете ваххабитской и иной экстремистской деятельности на территории Республики Дагестан». 16 сентября 1999 года этот закон был единогласно принят с первого чтения. Закон явился важной вехой в создании современной картины отношений власти и религии в республике.
В настоящее время религиозное население Дагестана по идеологическим показателям можно развести на два полюса - это традиционалисты и фундаменталисты. После разгрома религиозных экстремистов Духовное Управление Мусульман Дагестана заняло положение наиболее влиятельной силы в спектре исламских организаций республики. Духовное управление имеет собственные печатные издания и доступ на телевидение и радио, активно вторгается в политику и оказывает влияние на различные процессы и явления в общественно-политической жизни республики. Происходит укрепление «исламской прессы» в Дагестане, которая в своих публикациях уделяет большое внимание актуальным вопросам политической жизни республики.
Со временем усилился контакт духовенства с властными структурами. Ряд политических лидеров республики оказывают всемерную моральную и материальную поддержку ДУМД и его духовным авторитетам. Почти на всех встречах с участием духовенства затрагивается вопрос о социальных проблемах в дагестанском обществе. Тема участия духовенства в борьбе с распространением наркотиков и оказания благотворного влияния на моральный климат в обществе обозначается фактически на каждом совещании лидеров духовенства с представителями администрации.
ДУМД пытается внедрить «свои» духовные кадры в различные районы республики для создания прочной конфессиональной вертикали. Параллельно Духовное управление стремится иметь своих сторонников в центральных и местных административных структурах. Более всего заметны попытки установить контроль за религиозным образованием. Духовное Управление введено в состав экспертного совета при министерстве юстиции Республики Дагестан, что дало этой организации возможность влиять на решение комиссии о выдаче лицензий на право преподавательской деятельности.
Власть пытается контролировать влияние религии на общество, сделав ставку на «республиканскую религиозную организацию», однако влияние ДУМД не абсолютно. Более того, Духовное Управление - по существу мононациональная организация, где ведущие посты занимают представители аварского этноса.
Оппозицию ДУМД составляют этнорелигиозные традиционалисты. В некоторых неаварских районах республики уже были трения по поводу попыток Духовного Управления «продвигать» своих имамов. В кумыкских районах местное население вместе со своим «национальным» духовенством выступило против попытки смены имамов. К их числу относится определенная категория аварского, большая часть даргинского, кумыкского, лезгинского духовенства. Они не признают легитимности ДУМД.
Духовное управление, официально считающееся главным органом религиозной власти, практически не контролирует всех процессов в мусульманской общине. Более того, в силу преобладания в руководящих структурах религиозной иерархии представителей одной национальности, этнический фактор все более усугубляется. Народности тяготеют к своим религиозным лидерам, которые уже достаточно политически ангажированы.
В религиозной жизни республики «национальные» шейхи становятся главными фигурами, вокруг которых идет объединение мусульман. Лишь незначительное количество верующих в Дагестане не считают себя чьими-то последователями. Большинство шейхов находятся в постоянном противоборстве друг с другом. Религиозные лидеры реально стали серьезной политической силой в Дагестане. Местная власть не может не считаться с их влиянием на общество.
Другой идеологический полюс дагестанского общества составляют фундаменталисты. Оно неоднородно и делится на несколько групп, расходящихся по своим религиозным и политическим программам. Среди них нужно выделять сельские общины и объединения городских мигрантов, которые, в свою очередь, распадаются на ряд течений, как радикальные, так и умеренные. Удар по позициям фундаменталистов в 1999 году ослабил, но не уничтожил это движение в Дагестане. В нем можно выделить несколько течений: от бытового, сторонники которого строго придерживаются четких предписаний в быту и личном поведении, до политических сект, чья идеология предусматривает установление теократической власти, используя силу оружия. В народе находит отклик осуждение роскоши и стяжательства, привлекает идея равенства, этика братства и единства всех мусульман, социальной гармонии, т. е. идеи, которые были популярны и в советские времена.
Вторая категория приверженцев «ваххабизма» - зажиточные обитатели нескольких крупных джамаатов, расположенных недалеко от промышленных и транспортных центров. Сохранившиеся и в коммунистические времена устои традиционной жизни, высокая степень религиозности, успехи, достигнутые в нынешних условиях благодаря предприимчивости и трудолюбию, способствовали радикализации фундаменталистских настроений, которые укрепились в противодействии западной культуре и олицетворяющим ее коррумпированным государственным чиновникам. Первоначальные общины «ваххабитов» - в городах Кизилюрте и Астрахани, селениях Первомайское, Карамахи, Чабанмахи и Кадар, - состояли главным образом из состоятельных средних слоев населения. В постсоветское время главным источником их существования была транзитная торговля между Ираном, Азербайджаном и Южной Россией.
Третью группу «ваххабитов» составляют интеллектуалы. В нее входят отдельные знатоки исламского права и теологии, молодые выпускники исламских университетов Востока и небольшая часть светской интеллигенции, обретшая в новом для себя религиозном течении смысл существования. Новая исламская молодежь не признает Духовное Управление, далека от почитания местных суфийских традиций, проявляет скрытый нигилизм по отношению к государственному строю и общественному устройству республики. Физическое уничтожение очагов «ваххабизма» в Дагестане не уничтожило глубинных причин этого явления. Традиционный ислам в Дагестане политизирован не менее фундаментализма. Нельзя не обратить внимание на радикализацию позиций духовенства в ряде районов Дагестана. Нередки случаи вмешательства в частную и общественную жизнь граждан (запрет концертов, кинофильмов, посещения светских школ и др.)
Рост роли ислама во внутридагестанской политике - очевидное явление. К исламским ценностям апеллируют многие политические, общественные и, разумеется, конфессиональные силы. Политический ислам в Дагестане приобрел свои оттенки, есть свои «левые» и есть свои «правые». Первые напирают на идеи социальной справедливости содержащейся в проповеди пророка и записанные в шариате. Другие подчеркивают незыблемость частной собственности как основы исламского общества. И те, и другие объединены неприязнью или даже враждебностью ко всему западному. Всех, но особенно самых обеспеченных, возмущает способность «неверных» контролировать экономику, финансы и политику мусульманских стран и регионов.
Откликаясь на это, ортодоксальное духовенство достаточно откровенно декларирует свои взгляды на будущее устройство дагестанского общества. Выступая против политического и религиозного экстремизма, духовенство все настойчивей озвучивает тезис, что будущее республики следует рассматривать очищенным от «сугубо» светских норм и законов. Духовные лидеры не только отвечают на политические заказы со стороны, но зачастую сами их порождают. Они активно работают в образовательных учреждениях государственного подчинения, ведут масштабную пропагандистскую кампанию в средствах информации, живо откликаются на призывы поддержать на предстоящих выборах того или иного кандидата или политическую партию, движение.
В многонациональном Дагестане религиозные организации и их лидеры тяготеют к определенной народности. С учетом сложных взаимоотношений между рядом народов республики доминирование религиозного фактора приведет к усилению межэтнических столкновений и распаду республики на национальные анклавы, в которых доминирующую роль будут играть «свои» духовные лидеры. Таким образом, можно отметить несколько важных моментов в современной роли ислама в политике. Теснейшее взаимопереплетение религиозных и этнических составляющих в политике. Причем национальное начало, безусловно, доминирует над религиозным. Ислам рассматривается в аспекте национально-культурной самоидентификации того или иного народа.
Создание некой наднациональной идеологии на основе ислама, части «всемирной мусульманской уммы», за что ратуют фундаменталисты Северного Кавказа, выглядит среди многочисленных исламских сил на Кавказе достаточно аномально. Тем не менее, ряды фундаменталистов склонны скорее расти, нежели редеть. Идеология ислама тысячью нитей неразрывно связана с политикой. Любое объединение единомышленников на основе ислама неизменно приобретает политическую направленность, а его решения по тем или иным вопросам претендуют на истинность уже в силу их религиозной освященности. Провозглашаемая каким-либо объединением мусульман доктрина, если она не совпадает с доминирующим в государстве видении проблемы, вызывает протест, который изначально носит антигосударственный характер.
С. Е. Бережной, И. П. Добаев, П. В. Крайнюченко evrazia.org
