Иса Окаров беседует с КАТИ ЧОКАЕВЫМ. «Сохраним самое дорогое…»

Предлагаем вниманию читателя интервью с выдающимся ученым:

– Кати Зайндинович, расскажите немного о детстве, ранних годах своей жизни. Намного ли изменился чеченский язык за время вашей жизни, какие изменения произошли в нем?

– Я родился в старинном чеченском селении Шали в 1929 году. Жили в те годы своим трудом: пахали, сеяли, косили, заготавливали дрова. Дети с ранних лет уже были помощниками. Трудились почти наравне со взрослыми. Не проводили время праздно за телевизорами и компьютерами, не лихачили на дорогих иномарках, приобретенных родителями, чаще, на средства сомнительного происхождения.

И чеченский язык был тогда более естественным, скажем. Ведь язык – явление живое, развивающееся, трансформирующееся под влиянием социально-экономических, научно-технических, культурных и многих других факторов.

До выселения в 1944 году преподавание в начальных классах ЧИАССР, как и в других республиках, велось на родном языке, т.е. чеченском. И мы все предметы усваивали: арифметику, естествознание, географию, историю и др. Из учеников тех лет, которые окончили начальную школу на родном языке, выросли такие ученые мужи, ныне являющиеся нашей национальной гордостью, как: почетный академик-лингвист Юнус Дешериев из Ачхой-Мартана, ученый-политолог Абдурахман Авторханов, окончивший начальную школу на чеченском языке в своем родном Нижнем Науре. Выдающийся чеченский писатель, историк Абузар Айдамиров также закончил начальную школу на родном языке в с. Мескеты. Этот список можно продолжить, среди них немало женщин, ставших известными деятелями науки и культуры.

Это я привожу, вспомнив такое явление в недавние советские годы: было немало родителей, заявлявших, что изучение чеченского языка будет только мешать карьере их отпрысков. Разве может настоящий чеченец такое сказать? И как можно именоваться чеченцем или еще кем-то, не зная родного языка? Представьте себе грузина или армянина, делающего такие заявления! Да его ребенок стал бы, наверное, изгоем в школе. Почему у нас «яхь» только на бытовом уровне: построить дом выше соседского, купить «авто» престижнее, одеться лучше ближнего?..

Конечно, в те далекие уже годы язык, его лексический запас был менее обширен, чем сегодня. Но то был более первородный, естественный язык, без засилья современных научно-технических, телевизионно-киношных и иных следов и оборотов. Ведь до выселения мало кто говорил на русском языке, их можно было по пальцам пересчитать даже в большом ауле. А какая пестрота диалектов слышалась, когда съезжался народ в базарный день с окрестных аулов! Почти в каждом ауле были какие-то свои оттенки, не говоря уж о чеберлойском и других диалектах. Сегодня диалекты почти исчезли, их можно услышать только в горных аулах.

– Кати Зайндинович, Вы из тех людей, которые, можно сказать, сохраняют и обогащают наш литературный язык. В те голодные и холодные годы депортации на чужбину, когда люди умирали тысячами от голода, холода и болезней, наверное, не до учебы и науки было?

– До выселения я учился на рабочем факультете в г. Грозном. Так тогда называлось подготовительное отделение в высшее учебное заведение. Но неожиданная трагедия прервала все.

Наша семья попала в тогдашнюю Киргизскую ССР. Действительно, время было ужасное. Народ был распылен по бескрайним просторам Средней Азии и Сибири, нельзя было пойти из села в село, умирающему с голоду нельзя было подобрать колосок с колхозного поля, птицы и грызуны имели на это право. Любовь к честному труду, привитая в детстве на Родине, помогала мне и на чужбине. Я работал резчиком торфа на Чуйском торфодобывающем комбинате. Стал стахановцем среди пятисот рабочих, был награжден почетной грамотой ЦК ВЛКСМ, почетной грамотой Топливного треста Киргизской ССР.

Несмотря на голод и лишения, тяга к знаниям у меня была большая. Я, как и многие вайнахи, верил, что справедливость будет восстановлена и мы вернемся на наш древний Кавказ. В тысяча девятьсот сорок седьмом году я пошел учиться в вечернюю школу города Токмак и закончил десять классов. Затем я поступил на заочное отделение Фрунзенского педагогического института и был там единственным студентом-чеченцем.

Учась заочно, шесть лет проработал учителем русского языка и литературы в Киргизии, сотрудничал с газетой «Знамя труда». В 1958 году мы вернулись на Родину, в Грозный.

– Еще в пятидесятые-шестидесятые годы прошлого столетия у народов Африки, долго бывших колониями Великобритании, выработался особый язык, так называемый «пиджин-инглиш», помесь своего племенного языка или диалекта с английским. Он, кажется, бытует в Африке и сегодня. Не считаете ли Вы, Кати Зайндинович, что современный чеченский язык находится в таком же положении? Как решить проблему, какие нужны для этого усилия, механизмы?

– В какой-то мере наш язык переживает болезненный процесс, сходный с этим «пиджин-инглиш». Язык – это явление духовное, его нельзя осязать, его болезни не отражаются на материальной жизни народа, о нем пекутся только те, для кого он является, скажем так, профессией, сферой деятельности, «орудием» труда. Ученых-лингвистов, прозаиков и поэтов, пишущих на родном языке, как ни печально, становится все меньше. Природный чеченский язык вымирает, на нем говорит в основном пожилой, вернее, старый чеченец, детство которого прошло еще до выселения.

Литературный язык живет в произведениях наших писателей и журналистов, пишущих на чеченском языке. Однако читающих вообще становится все меньше и меньше, не говоря уже о читающих на чеченском.

Даже какой-нибудь повседневный продукт питания или предмет гардероба назвать на своем языке лень нашему обывателю. То и дело слышишь на рынке или в магазине: «Картошкех х1у доьху? Марковкех х1у доьху? Схьагайтахьа и рубашка» и так далее. А чтобы счет вели на родном языке – и вовсе редкое явление…

Хотя чеченский язык и является государственным языком, наравне с русским, редко где мы видим в нашей возрожденной столице вывески (кроме казенных учреждений) на чеченском языке. Сплошь «хотели-мотели», «супермаркеты» и тому подобное.

Мы стоим на грани национальной катастрофы, теперь уже духовной. Какие же мы будем чеченцы, если не будем говорить, читать и писать на чеченском языке?!

Конечно, немало делается для духовно-нравственного возрождения нашей нации, языка, культуры. Введен и широко отмечается День чеченского языка. Наши братья-ингуши ввели Неделю ингушского языка. Меня это радует, – если сохранится хоть ингушский, не все будет потеряно (смеется).

Еще один тревожный симптом я наблюдаю – все больше и больше представителей подрастающего поколения литераторов пишут на русском языке. По национальности они чеченцы, но мыслят, видимо, по-русски. Возможно, сюжеты будут захватывающие, горячие факты, но в языке будет чувствоваться фальшь, искусственность, словом, образно-мыслительная калька. Возможно, русскоязычный чеченский писатель и напишет детектив или какой-нибудь большой по объему бессодержательный роман, но это уже не чеченская литература.

Если ты берешь чужой язык как инструмент, средство своего самовыражения в творчестве, значит, ты считаешь, что родной язык твой беден, беднее чужого. Нет, язык не беден, ты его просто не знаешь.

– Кати Зайндинович, каково, на ваш взгляд, состояние нашей национальной литературы на сегодняшний день? Отражает ли литературное творчество проблемы нашего поствоенного общества, которое переживает ломку сознания, мировоззрения, морально-нравственных устоев нескольких ныне живущих, поколений?

– Настоящая литература всегда отражает все те наиболее значительные процессы, изменения, происходящие в обществе. Писатель пропускает события, явления через призму своего мировоззрения, нравственно-психологического восприятия общественных, жизненных явлений.

Сегодня, когда нет цензуры, каких-то идеологических запретов, почти нет литературной критики, в данном случае в чеченской литературе, можно писать о чем угодно и, подчеркну, как угодно. Талант не требуется, лишь бы были средства на выпуск печатного издания. Словом, раньше писал тот, кто умел, а нынче – кто желает и имеет средства. Поэтому перечитывать все выходящее из-под печатного станка нет желания и сил. Меня, как лингвиста, интересуют талантливые авторы, пишущие на чеченском языке, в чьих произведениях сохраняется и развивается родной язык. Сегодня мы можем назвать Мусу Ахмадова, который проявил себя во всех жанрах литературы: прозе, поэзии, драматургии; Мусу Бексултанова, прозаика – они умело используют все средства и возможности родного языка в своем многогранном творчестве.

Не обращаться к чужому языку, который генетически будет тебе сопротивляться в творчестве – ведь противоестественно говорить, мыслить на одном языке и выражать себя в творчестве на другом. У каждого народа свой образ, своя система или, скажем, конструкция мышления, восприятия событий, явлений.

Читал у одного литературоведа, что невозможно понять образ Григория Мелехова, говорящего на японском языке или еще каком, кроме русского. Язык имеет влияние на образную систему мышления писателя.

Есть русские поэты и есть русскоязычные поэты. Русский по крови поэт берет из сокровищницы своего языка разные по красоте слова и нанизывает их на нить, создавая ожерелье, гармонию и красоту. А русскоязычный захватывает в горсть разноцветные стекляшки-бусинки и пересыпает их в лучах света – блеск, мишура, кратковременный ошеломляющий эффект. Такое впечатление у меня остается от стихов сегодняшних русскоязычных чеченских поэтов.

Нужно использовать в творчестве диалекты языка, тому есть примеры в классической зарубежной литературе, в частности немецкой. Я напоминал об этом Мусе Бексултанову в статье «Хильдехароевский диалект в произведениях М. Бексултанова». Использовать диалекты хотя бы в диалогах, речи персонажей и т.д.

– В завершении беседы вернусь к самому главному и злободневному, если сказать по-ленински, «архиважному» вопросу – нашему родному чеченскому языку, одному из древнейших в истории человечества и одному из самых «запущенных». А то что чеченский язык запущен, подтверждается уже тем фактом, что он занесен в список вымирающих языков, по данным ЮНЕСКО. Ведь нет языка – нет народа…

Любой язык – большого или малого народа – это уникальное духовно-историческое, культурное явление в человеческой цивилизации. Потеря его – невосполнимая утрата для мировой цивилизации. Чеченский язык имеет древние корни и восходит к языкам древнейших цивилизаций. Подтверждают это шумеро-урартские клинописные тексты, которые расшифровываются в основном с помощью лексических средств вайнахского языка…

Что нужно, на Ваш взгляд, сделать, чтобы остановить этот процесс вытеснения чеченского языка и как защититься от англо-русской лингвистической экспансии?

– Во-первых, нужно незамедлительно восстановить ликвидированные имперским режимом начальные школы на чеченском языке. Не зря гласит наша народная мудрость: «Заученное в детстве – это письмена, высеченные на камне». Всем известно и доказано наукой, что ребенок, впервые севший за парту, должен слышать урок на своем родном языке, который он впитал, как говорится, с молоком матери. Так утверждали известные и признанные во всем мире педагоги-ученые: Песталоцци, Ян Амос Каменский, российские академики Л. Щерба, Ушинский, Э. Гогебашвили и другие. У нас недавно была поднята эта проблема и были большие, обнадеживающие обещания со стороны руководства Минобразования и свыше. Но прошло уже несколько лет, а ничего не решено. Наши ученые-языковеды выпустили несколько специальных вспомогательных словарей для освоения учебных (физических, математических и других) терминов. Любой термин можно перевести на другой язык, найти эквивалент. Не нужно «стесняться» их произносить. Стесняясь, мы унижаем свой язык. А следовательно, и себя.

На телевидении, на мой взгляд, недостаточно передач на чеченском языке, особенно художественных программ и, в частности, касающихся проблем языка. Нашему мусульманскому духовенству тоже нужно было бы обратить больше внимания на проблему языка.

Во всех республиках Российской Федерации дети начальное образование получают на родном языке. Почему же мы не можем этого добиться?

Вторым камнем преткновения, по-моему, является наш несовершенный алфавит. Он недоработан, нет знаков долготы, не обозначаются дифтонги и т.д. Кириллица трудно воспринимается человеком восточной ментальности. Нужно вести работу хотя бы по усовершенствованию ныне существующего, навязанного сталинизмом алфавита. Тот же алфавит на латинской основе, недолго просуществовавший до выселения, был более совершенен. Его пытались возродить при правлении Дудаева и Масхадова и выходили иногда номера газет на латинице.

Наша Академия наук должна работать над этой проблемой. Общественность, мы все, должны понять, что вымирание языка – это наша общая беда.

Беседовал Иса ОКАРОВ

checheninfo.ru