ЧЕЧНЯ. Ряд античных авторов в своих трудах приводят обширный список племен, населявших Северный Кавказ на рубеже старой и новой эры. Так, Плиний Старший, перечисляя народы и города Северного Причерноморья и Кавказа, называет город Акисалиты, а далее упоминает народ аккизов [1, с. 173, 181]. В этом же перечне встречается и другое этническое имя – акибы, которое В.В. Латышев возводил к Accisi [2, с. 237].
Среди исследователей преобладает мнение, что названия древних городов образованы от названий народов, их населяющих, и имя акисалиты, возможно, представляет собой сдвоенный этноним, образованный (подобно другим названиям этнических групп, встречающихся в античной литературе: утидорсы, тавроскифы, кельтиберы и т.д.) путем объединения двух древних имен. В данном случае примечательно, что ‛акисалиты’ содержит два древних этнонима, сохранившихся в чеченской этнической номенклатуре и по сей день – аккинцы/аьккхи и салой.
Исходя из предположения, что название города Акисалиты косвенно указывает на близкое соседство аккисов/аккизов и салой, можно допустить, что их общий ареал обитания в эпоху античности находился где-то в восточной части Северного Кавказа.
Одними из первых плиниевских аккисов с чеченцами-аккинцами (аьккхи) сопоставили В.Б. Виноградов и С.Ц. Умаров, опиравшиеся не только на неоспоримую фонетическую близость обоих этнонимов. Они же отмечали, что термин «аккисы» обнаруживает параллель с наименованием «акозы», встречающимся в русских источниках XVI–XVII вв. и обозначающим выходцев из чеченского общества Акки. При этом ара-аьккхи/арара-аьккхи (равнинные акки) обитали в восточной оконечности Чечни, в долинах рек Бургалт (Яман-Су), Ивгий (Ярык-Су), Гурий (Акташа) и на части Кумыкской равнины. Указанные авторы допускали, что часть аккинцев проживала в плоскостной зоне ещё в домонгольский период и входила в состав населения исторической Алании, на что указывают не только данные нахчийского фольклора, но также «некоторые археологические материалы и общеисторический контекст событий».
Авторы отмечают, что равнинных аккинцев, а также близкородственных им «карабулаков» остальные чеченцы называют термином «эрштхой», который, по мнению В.Б. Виноградова и С.Ц. Умарова, имеет семантику «степняки или живущие на равнине». Как бы там ни было, авторы пишут: «Плоскостные аккинцы в составе Аланского раннегосударственного образования были довольно могущественны и контролировали, по-видимому, не только часть предгорных равнин, но и зону Черных гор с их лесами и выходами на плоскость. В середине XIII в. под натиском монголо-татар большая часть аккинцев вернулась в горное общество Акки» [3, с. 56–60]. Отметим лишь, что под аккинцами в данном контексте (ара-аьккхи/арара-аьккхи) разумеется не отдельно горноаккинское общество Чечни, но практически все чеченские общества, населяющие «аккинское», или ауховское, общество [80, с. 404].
Правомочность соотнесения аккисов Плиния Старшего и Клавдия Птолемея с чеченцами-аккинцами получила признание еще в советской историографии [4, с. 84], а известный лингвист Я.С. Вагапов провел лингвистический анализ племенных названий акибы и аккисы, позволяющий соотнести их с чеченской субэтнической группой аккинцев [5, с. 15].
Нельзя не отметить также, что аккисов, которых античные авторы упоминают между оскардееями и габрами, по мнению В.В. Латышева, следует локализовать на северо-востоке Кавказа, возможно, в Дагестане [6, с. 296]. Таким образом, отрывочные сведения античных авторов не позволяют точно локализовать первоначальный ареал обитания аккисов/аккинцев. Но можно предположить, что он находился в пределах от Терско-Сулакского междуречья до исторической области Акка на территории Чечни.
О проживании нахчийцев с древности в Западном Прикаспии имеются сведения у разных историков. Г.Д. Даниялов пишет: «Народы, обитавшие в древности по обе стороны Дербента на приморской плоскости и в нынешней Чечне, начиная из Зорки и Албании до Термовдона (Терека), именовались Мазкутами, скутами или хушанами… Верхние мазкуты называют себя Нахчиваями
«Нахчивай», вероятно, выходцами из Нахичевана – первобытного, по Библии, жилища Ноя. Это, впрочем, по всем соображениям не подлежит никакому сомнению. Так как все народы Прикаспийской Сарматии или Дагестана происходят от внуков и правнуков Ноя… то очевидно, что слово «нахчивай» как название первобытного жилища отцов сих родоначальников могло остаться у Массагет неизменным в патриархальном их горском быту. Надобно заметить, что древние произвольно называли словом массагет многие народы Севера (так же, как и слова сармат и алан, в буквальном смысле первоначально означающее – горец)… Верхние
массагеты, или мичихуши, упоминаемые Геродотом, Диодором, Плинием, Квинтом Курцией и Птолемеем, есть те самые, которые в VI в. до Р. Х. вели войну с Киром, Дарием Истаспом и Александром Македонским, а впоследствии с Сасанидскими царями» (выделено нами. – Авт.) [7, с. 64–65]. С. Бердяев также пишет о событиях тех времен, что еще в V в. в эпоху правления Сасанидов «нохчи» (самоназвание чеченцев) дрались с персами [8, с. 14].
Князь Сулхан Баратов, указывая на тождество массагетов и мичихчев, считал месхедов, или мессегов, «нынешними Чеченцами», страны которых прежде называли «Миджекетия, или Массагетия» [9, с. 87]. Византийские авторы актуализируют архаический термин, прямо отождествляя «массагетов» с современными народами Кавказа [10, с. 281].
Я.-б. Лазарев выводит четыре «главнейшие породы», издревле обитавшие в Дагестане, а именно: кюринскую, лекзинскую, аварскую, мичихшскую (чеченскую). Чеченский язык он также включает в одно из семнадцати «наречий» Дагестана [12, с. 177]. Более того, автор указывает на соседство Амазонского царства (приморская Скифия) с верхней Массагетией (страною мчихшов) [13, с. 190]. Мичихиш, мичигцы, или мичиковцы, как известно, – этноним для обозначения чеченцев или одного его племени, а страна мичихцев – место их обитания. При наличии более раннего упоминания в источниках субэтнонима чеченцев как мичих, мичик, или мичиг, попытка вывести его из гидронима Мичик как места, где кумыки первый раз встретили чеченцев, выглядит крайне неубедительно. Тем более что в более ранних документах местом соприкосновения чеченцев и кумыков называются реки Сулак, Акташ и Аксай. При этом незаслуженно игнорируется топоним Мичик-Кала в Гумбете, хотя известно, что там так же проживали чеченцы. Если исходить из той же логики (Мичик – ьрека > мичигыш – этноним), то можно предположить, что чеченское название кумыков «гIумки» производно от слова «гIум» – песок, а кумыки – это «люди, [живущие в песках] Прикумья», т.е. «кумчане», «прикумцы». Такая семантика тождественна самоназванию кумыков и месту их прежнего проживания, где чеченцы и должны были впервые с ними столкнуться.
В рукописи поручика Лазарева 2-го сообщается о названиях некоторых народов Дагестана, в том числе «Гепталийцев (в сноске: «Белые Гунны или Генталийцы». – Авт.) или Белых Гуннов (Чеченцев)» и др. Исследователь называет Белогуннию «нынешней Чечней». В течение сорока лет (443–483) пятого столетия «персы вели непрерывную войну с Белыми Гуннами, которая кончилась совершенным истреблением персидской армии в чеченских лесах и гибелью самого их царя – надменного Пероза и его сына, кроме двух – Зореха и Ковага, взятых в плен победителями» [11, с. 124].
В другом источнике отмечено: «…Пероз, сын Йазкерта, в 483 году погиб за Джорскими воротами (т.е. Дербентом) на войне с Хусанами, которых Лазарь Парфский и Прокопий… называют Гепталитами… Война Пероза была с Верхним Дагестаном, Чечнею и прикаспийскими Гуннами. Завлеченный хитростью неприятеля в непроходимые леса (Чеченцев) Пероз погиб там с армией» [12, с. 178]. Задолго до гибели Пероза смерть в горах Кавказа настигла и Кира. Лазарев писал об этом: «…в необдуманном поступке Кира с Хуном представляет важное значение, разрешающее все сомнения о гибели его в Кавказской Гуннии, случившейся за Дербентом в одном из двух мест, в Кайтагских или Чеченских лесах» [13, с. 190].
Раннесредневековые авторы называют акациров/акказиров одним из могущественных гуннских племён, которое было покорено Атиллой в 448 г. Готский историк Иордан сообщает, что акациры – «скифское» (т.е. гуннское) племя, которое ходило «через Каспийские ворота в Кавказском горном хребте войной на персов». Известно также, что византийский император Феодосий II, заинтересованный в союзе с акацирами, регулярно посылал «дары» их князьям; акациры были сильным племенем, союз с которым был желателен для империи [14, с. 221]. Другой автор сообщает, что «Акациры и другие племена Гуннов близ Кавказа и Каспийского моря были в это время заняты войною внутри Персии» [15, с. 34].
При всем том, что гунны порой создавали объединения с тюркскими племенами, в эти союзы входила часть племен сармато-аланского происхождения, а также некоторые оседлые племена кавказского происхождения, в том числе предки чеченцев, ингушей и дагестанцев [16, с. 286]. Поскольку термин «алан» охватывал и кавказские народы, можно не сомневаться в наличии последних (в том числе нахчийских) в составе «Царства Гуннов».
Эту точку зрения разделяли и многие российские исследователи XIX в. Так, Ф.Л. Морошкин со ссылкой на Ю.И. Венелина считал доказанным, что «…Гунны пришли не от Китая, а от северной стороны Кавказа и с берегов Волги». Гунн – не название какого-либо народа, а «имя страны», в которой наряду со славянами, финнами и тюрками проживали «народы неопределенного Кавказского племени». Именно «Кавказские народы» направляли движение «Гуннского мира», а сами «Гунны были старожилами Кавказских стран». Далее он приходит к выводу, что «Хазарами назывались Кавказские народы», поскольку хазары считаются остатками гуннской орды [17, с. 127–130].
Т. Макаров в заметке «Кумыкский округ», указывал на «остатки гуннов», которых он видел в названии и населении села «Гунни-б» Андалалского округа (гунибцы, согласно преданию, «вышли из ичкеринской деревни Гуни», основанной «гуннами»). Чеченцы гуной, «покинув свои жилища, поселились, как говорит предание, вправо от нынешнего Нуцал-аула и имели постоянное сношение с соседями, Ауховцами» [18, с. 453]. Д.-М. Шихалиев прямо называл гуенов выходцами из Чечни, а именно из «нагорного Нашахойского общества», состоящими «…в родстве с известною в Чечне фамилиею Гунай» [19, с. 155]. Наконец, Е. Максимов обращает внимание на «постоянно повторяющееся в Чечне слово гунн в целой массе названий аулов, гор, рек, урочищ и т.п. Гуни, Гуной, Гуен, Гуниб и др.». Этот перечень побуждает автора «искать здесь каких-либо остатков некогда страшных гуннов» [20, с. 19].
Как известно, восточная граница ареала расселения нахчийских обществ доходила до берегов Каспийского моря. Опираясь на сведения из ряда древних рукописных текстов, абхазский исследователь Г.Д. Гумба пришел к выводу, что в первых веках нашей эры масохо-хоны занимали пространство от «ворот Аланских» (Дарьяльское ущелье) до «ворот Каспийских» (Дербент) [21, с. 128].
Нахчийский (в частности, аккинский) «след» обнаруживается и в Хазарии, представлявшей собой не строго централизованное государство, а федерацию племен, пользовавшихся автономией как во внутренней жизни, так и во внешних делах [22, с. 382]. Ее население, по свидетельствам современников, различалось не только в этническом, но и расовом отношении: «Хазар разделяют на два рода: Хазар белых и Хазар черных; они были различны даже поколением: одни, смуглые, должны были быть племени Монгольского; другие, описываемые красавцами, народ племени Кавказского, прежние Акациры. Как те, так и другие, были отличны от Турок как по языку, так и по происхождению» [23, с. 173–174]. В советских изданиях указывается, что Иордан называет акацирами народ, «который мы теперь называем Хазарами» [24, с. 43]. Л.Н. Гумилев также называет их (акацир-хазар) «акказирами» [25, с. 132], что обнаруживает фонетическое сходство с этнонимом «аккинцы».
М.И. Артамонов локализовал акациров вблизи Кавказских гор «с их проходами, через которые они вторгались в Закавказье, может быть там, где ранее всего становятся известны Хазары, т.е. в юго-восточном углу Прикавказья». Относительная древность этнических образований Кавказа автору представлялась в следующем виде: каспы – «племя Чеченское», массагеты, мосохи. Вслед за Н.Я. Марром рассматривая каспов как разновидность кас-ов и has’ов, он полагает, что «именно они лежат в основе хазарского племенного образования и хазарского имени, едва ли, однако, в чистом, а не скрещенном виде». И далее: «Хазары, как новое переоформление каспов, с этой точки зрения, могут считаться древнейшим населением Кавказа, не только Северного, но и Южного, из чего, конечно, не следует, что хазары действительно тождественны с каспами и их реликтовым вариантом кистами – чеченцами. Каспы или кас’ы в хазарах слились с сар’ами – сарматами с той большей легкостью, что и те, и другие находились на одной и той же стадии этнолингвистического развития» [26, с. 115, 124–125].
Еще в начале прошлого века Н.Я. Марр считал алан и алван (от названия которых происходит название Кавказская Албания. – Авт.) одним народом, а в каспиях (kas-qi или kas-pi) видел «племя чеченское» [27, с. 1401, 1407]. Те же данные о родстве указанных этносов обнаруживаем у Геродота, согласно которому от трех братьев – Липоксая, Арпоксая и Колоксая – произошли аухеты, траспы и каспиоры, паралаты (скифы), соответственно [79, с. 77–78].
Возможно, с предками аккинцев связана область Ухус-р, упомянутая в списке областей, подвластных хазарским каганам. Она располагалась «на очень высоких горах», а для ее названия считалось возможным прочтение как Auchu-ser = «Auchower-Berg» (ауховцев гора. – Авт.), что, в свою очередь, допускало отождествление с названием «чеченского племени Ауховцев» [28, с. 104].
По наблюдению Н.С. Иваненкова в коренном типе чеченцев «наблюдается какое-то племя, быть может, одно из тех, которые входили в состав Хазарского царства». Исследователь, отмечая, что основная часть этого царства была вытеснена на запад и неприступные ущелья соседних гор, обратил внимание на примечательную деталь: «В разговоре с чеченцами часто приходилось слышать от них выражение: это было во время большого передвижения народов» [29, с. 14].
Имеются косвенные свидетельства того, что в хазарский период чеченцы присутствовали в Терско-Сулакском междуречье. Так, еще в 70-е гг. прошлого века экспедиция Ленинградского госуниверситета исследовала городище Казар-кала у чеченского с. Новокули, чеченское же название которого – ГIазар-ГIала – соответствует тюркскому Къазар-къала, т.е. Казар-, или Хазар-кала, – «хазарская крепость, город». Считается, что первоначальный этап существования городища завершился в III/IV в. Хронология третьего периода, определяющаяся близостью керамического комплекса керамике памятников салтово-маяцкого круга (с учетом локальных особенностей), «укладывается в рамки VIII–IX веков и совпадает со временем максимальной хазарской экспансии». Тогда же, по мнению исследователей, у чеченцев верховья р. Ярыксу могло возникнуть название урочища ГIазар-ГIала, которое повторяется в Аргунском ущелье, а также в ущелье Баксана [30, с. 141, 142, 148–149].
Таким образом, имеющихся данных достаточно, чтобы признать возможным присутствие предков аккинцев, мичихцев и других нахчийских племен на территории Терско-Сулакского междуречья на рубеже эр – в I тысячелетии н.э.
В пользу этой версии говорят также отдельные сообщения из записок европейских путешественников. Так, в 1253 г. через Северный Кавказ в Монголию, а через год – обратно проследовал посол Людовика IX Гильом де Рубрук, в записках которого неоднократно упоминаются некие «Akias», или «Akas»: «Накануне Троицына дня пришли к нам какие-то Аланы, которых называют Akias, или Akas; они христиане греческой веры…»; они же занимают «громадные горы» и «ежедневно сражаются с татарами» [31, с. 35–36]. «Аланы на этих горах (Северо-Восточный Кавказ. – Авт.), – пишет тот же автор, – все еще не покорены, так что из каждого десятка людей Сартаха двоим надлежало караулить горные ущелья, чтобы эти Аланы не выходили из гор для похищения их стад на равнине, которая простирается между владениями Сартаха, Аланами и Железными Воротами, отстоящими оттуда на два дневных перехода, где начинается равнина Аркакка» [32, с. 169]. Исходя из расчетов В.А. Кузнецова, два перехода – это 100–120 км северо-западнее Дербента, т.е. район начала узкой береговой полосы между горами и морем, от Махачкалы до Дербента.
Ранее нами уже отмечалось очевидное фонетическое тождество названия указанного Вильгельмом Рубруком племени Акиа/Ака с чеченским племенем или общиной (тайпом) Акки и областью Акка (чеч. Аьккхи, Аьккха). Название упомянутой равнины «Аркакка», расположение которой соответствует Терско-Сулакскому междуречью и небольшой плоскостной линии между Сулаком и Махачкалой (30–40 км), тождественно одному из чеченских названий той же равнины – (чеч.) «Ара-Аьккха» (Ар-Акка). Это название связано с ауховским обществом чеченцев [33, с. 38–46]. Под «Железными воротами» в данном случае подразумевается Дербент и, следовательно, равнина Аркакка, расположенная от него на расстоянии двухдневного перехода и чье название соответствует чеченскому названию Ауховского общества – Ара-Аьккха/Ар-Аьккха, может быть локализована в Терско-Сулакском междуречье.
За этнонимом Akias/Akas, без сомнения, стоят аккинцы Ауха (т.е. практически весь перечень чеченских общин, составляющих это общество), а Аьккха долгое время являлась одним из центров христианства на Северном Кавказе. И действительно, Аьккха упоминается в одном из актов константинопольского патриарха за 1364 г., в котором речь идет о правах митрополита Алании в Алании, Кавкасии и Ахохии. Хотя в этом документе не содержится никаких сведений, касающихся местоположения указанных регионов [34, с. 67].
Топоним Ахохи пытались локализовать на территории Абхазии, Кабардино-Балкарии и Горной Осетии [35, с. 80], но, как представляется, фонетическая близость Ахохи – Аух говорит сама за себя. Этой точки зрения придерживался известный краевед Г.А. Ткачев: «…под именем Акхо или Ахо чеченцев можно проследить… до XIV в. Именно то указание Константинопольского документа о территории древней Ахохии, которого не понял профессор Кулаковский и которое неверно, по-моему, объяснил г. Кодзаев от горы «хох», можно принять за указание древней страны Ауха, что вполне согласуется географически» [36, с. 66]. Известно, что в 1395 г. армия эмира Тимура вторглась на Северный Кавказ. Среди прочих разорению подверглась и территория Чечни. Здесь, по описанию летописцев, завоеватели, ведомые самим Тимуром, поднялись в горы, где уничтожению подверглись «все церкви и капища их». Затем последовал «набег на подножие горы Аухар» [37, с. 183]. Предпринимавшиеся в прошлом попытки соотнести Аухар с Аварией были убедительно отвергнуты еще в советское время Х.А. Хизриевым: «…высокогорная Авария никогда не считалась и не может считаться предгорьем. Так что, надо полагать, в данном случае речь идет о предгорной области ауховцев (аккинцев). Для отождествления «Аухар» с Аварией нет никаких данных, кроме отдаленного созвучия. Тюркоязычные народы (кумыки и ногайцы) называют аккинцев и их территорию “Аух”» [38, с. 12].
Так, одно из преданий свидетельствует, что аккинцы находились в Аухе во время нашествия Тамерлана Хромого, которого они называют «Астах-Темар» (Хромой Тамерлан). Как пишет И.А. Арсаханов, в XII столетии началось переселение чеченских племен «из всего нагорья, но основная масса все же состояла из аьккхи, чем объясняется и общее название переселенцев – “аьккхи”». Как полагает исследователь, ядро первых переселенцев составили выходцы из аккинского общества чеченцев, вследствие чего их связь с горными соплеменниками была оборвана. Тот же А.Н. Генко считал, что аккинцы (ауховцы), «занимающие крайний восток чеченской территории (Хасав-Юртовский район)», были известны в русских источниках с XVI в. под именем окочен, ококов и пр. Нет сомнения и в том, что древние ококи-окочане – это современные чеченцы Ауха [39, с. 6, 8, 9].
Дагестанский исследователь Г.Х. Ичалов под «Аухаром» видел Салатавию – историческую область, смежную с Аухом [40, с. 27]. Первое же упоминание в письменных документах топонима Сала в виде Салаюрт относится лишь к 1614 г., а как Салатавия эта территория начинает фигурировать только с середины XVIII в. С учетом этих обстоятельств, а также принимая во внимание, что топоним Аухар/Аух становится известным не позже XIV в., можно полагать, что первоначально название Аух охватывало и современную Салатавию. И только после разгрома, учиненного армией Тимура, начинается активное заселение горцами верховьев Андийского, Аварского и Кара-Койсу земель, лежащих севернее Хунзахского плато, территории андийцев, а также Гунбета и Салатавии. Заселение этих областей переселенцами из Хунзахского ханства началось не ранее XVI в.
Ф.Х. Гутнов отмечал, что одним из важных условий, способствовавших расселению выходцев из Хунзахского владения, стало монгольское завоевание, которое упрочило «положение аварских феодалов, а Тимур во время своего похода не только не разорил Хунзах, но утвердил статус его владельцев, выдав им ярлык» [41, с. 300].
Этнотерритория аварцев, как пишет Д.С. Кидирниязов, в XV в. была значительно меньше той, что сформировалась к концу XVII в. за счет миграции населения всего бассейна Аварского и Кара-Койсу в его нижнем течении. Как было отмечено, в XVI в. расширение этнотерритории аварцев происходит за счет охвативших Большой Кавказ миграционных процессов. При этом основной поток аварцев направляется на север [42, с. 31]. Известный аварский этнограф Айдемир Чиркеевский писал, что аварский «сделался языком, посредствующим для междуплеменных сношений во всем Дагестане». И далее: «Вследствие этого некоторые из дагестанских племен, так сказать, обаварились, а потому-то – при отсутствии исторических сведений и при недостатке этнографических изысканий об особенностях многоразличных дагестанских обществ – необходимо быть осторожным и не называть аварцами всех дагестанцев, говорящих по-аварски» [43, с. 5]. Советская историография отмечала, что под аварцами (самоназвание маарулал) еще во второй половине XIX в. подразумевались исключительно жители Хунзахского плато. Сами же аварцы именовали себя названиями племен либо территориальными терминами. Однако консолидация аварской народности завершилась лишь после Октябрьской революции [44, с. 61–62].
Ко времени выхода России на Терек, согласно документальным данным и исследованиям специалистов, окоцкое (ауховское) общество представляло собой сильное политическое образование, с которым вынуждены были считаться феодальные правители и вольные общества Кавказа, а также крупные державы, устремившие свои взоры на Кавказ – Иран, Турция, Крымское ханство и Россия. Во второй половине XVI – начале XVII в. московские правители усиленно пытались найти союзников среди северокавказских владетелей. Наибольшую активность в русско-чеченских отношениях того периода проявили, как известно, аккинцы Ауха, называемые в русских источниках «ококами», «окухами», «окочанами» и т.п. Известный кавказовед Е.Н. Кушева отмечает: «Ококи, Окохи, Окуки, Окоцкая земля или землица, Окоченя, Окочаны, Окучане; или другая группа вариантов – Акозы, Ахоцкая земля, Акочане; встречается и термин Старые Окохи, известны Окоцкая слобода и служилые окочане в Терском городе… Среди названий чеченских родоплеменных образований, или, по терминологии русских описаний XIX в., “обществ”… известны общества… Ококи или Акозы … упоминаниями об Окоцкой или Акоцкой земле, окочанах или акочанах пестрят связанные с Кавказом русские документы XVI–XVII вв. Ряд топографических указаний убеждает в том, что здесь имеются в виду именно ближние, а не горные аккинцы» [45, с. 61–64, 69].
Уместно отметить слова Н. Игнациуса, который указывает на 1559 г. как на время первых контактов шамхалов с русскими, «когда Россия хотела защитить чеченцев от гнета шамхала, который противился постройке наших крепостей на Койсу и около Тарков» [46, с. 498–500]. Г.А. Ткачев, описывая Терский город смутного времени, в числе половины его населения называл и окухов «из нынешнего Ауха». При этом отряд окуцкого князя Шиха Ишеримова составлял численно столько же – 500 человек, – сколько и казачья дружина, с которой они совместно устроили «Дербентский поход» [47, с. 6, 7].
Сборники документов XVI–XVII вв. позволяют изучить хозяйственно-политическую жизнь чеченцев Ауха и отследить судьбу их предводителей – Ушарома (Ушурма), Шиха, Батая Окоцких, князей Кохостровых и др. Они же показывают ведущую роль последних в Терско-Сулакском междуречье и отмечают их центр – «Старый Окох» (Ширча-Акка). Как было отмечено, с появлением русских на Тереке, усмотрев в них союзников в борьбе с тюркской экспансией в регионе, чеченцы Ауха немедля установили с Московским царством тесные политические связи. Вследствие этих контактов Ушаром и Ших Окоцкие выступили главными проводниками и агентами русского влияния в крае, контролируя стратегические пути из Азии (Дербент) в Европу (Азов).
В документе 1586 г. сообщается о мурзе Шихе Окуцком, намеревавшемся выехать в Астрахань. В 1587 г. уже известна Окотцкая земля, а в 1588 г. упоминается племянник Шиха Окоцкого – Батай. Среди феодалов в 1589 г. упоминаются Шевкальской, Черкасские, Горские, Окутцкие, Оварской, Черной князья. Сообщается о походе в 1602 г. терского жильца окоцкого мурзы Батая с военным отрядом к Дарьялу для встречи русских послов. В 1614 г. упоминаются Акоз и Мичкиз. В 1614 г. Салтан-Магмут-мурза именуется «безюртным человеком». В том же году упоминается кабак Салаюрт, в 1618 – остров Чене (остров Чечен). Далее – в 1645 г. – становится известным Старый Окох (Ширча-Акка, Юрт-Аух). В комментариях Е.Н. Кушева пишет: «В XVI–XVII вв. в русских источниках становится известной еще одна группа аккинцев – ококи, жители Терского города. Переселившись в Терки после убийства Ших-мурзы Окоцкого кумыкским феодалом, эта группа ококов образовала Окоцкую слободу… Окотцкая, Окоцкая, Ахоцкая землица – территория расселения аккинцев-ауховцев, одной из локальных групп чеченцев. Лингвисты считают аккинский язык одним из диалектов чеченского языка… Поселения Ших-мурзы Окоцкого находились вблизи селений шамхала Сурхая (Суркая) на Кумыкской равнине». Сообщается о чеченских обществах Акоз (т.е. Акка) и Мичкиз. Далее автор пишет: «Объединившись с людьми окоцких и мичкизских кабаков, Салтан-Магмут нападал на селения. В связи с такой ситуацией большая часть кумыкских владельцев обратилась за военной помощью в Терский город». Далее перечисляются разночтения: Акоз, Акоц, Ахоцкая (Окотская, Охоцкая) земля, Ахоцкие земли, Окохи старые. Все это – территория, «населенная акинцами (ококами)», т.е. чеченцами Ауха, включая поселения по рекам Аксай, Ямансу и Ярыксу [48, с. 13, 16, 21, 44, 55, 59, 60, 87, 140, 261, 266, 282, 284, 341].
Как известно, к владениям шамхалов относилось правобережье Сулака. При этом исследования однозначно указывают на то, что в отмеченный период чеченцы были расселены вплоть до Сулака, включая и его правое прибрежье [127, с. 68]. Следовательно, подвластные Ших-мурзе Окоцкому селения, соседствующие с шамхальскими владениями, включали прибрежную полосу Сулака. Добавим к сказанному, что Ших-мурза встречал и сопровождал русские посольства в Закавказье, посредничал в приведении к русской присяге феодалов Дагестана и Кабарды, выполнял ответственные поручения русского правительства. О значении, которое придавали в Москве предводителю чеченцев Ауха, говорит тот факт, что в русских документах конца XVI в. он ставился в один ранг с шамхалом Тарковским. Так, в грамоте царя Федора Ивановича, датируемой апрелем 1587 г., Ших-мурза назван князем и ему обещано «…безстрашное пребыванье в нашем царском в милостивом защищенье ото всех ваших недругов» [48, с. 14–15]. В том же году Ших-мурзе Окоцкому и шамхалу Тарковскому были жалованы царские грамоты, а послу, передававшему их, предписывалось с Ших-мурзой «говорити по тому же как и с шевкалу князю и шубу подать» [49, с. 29].
С.А. Белокуров при перечислении притеречных племен называет пятигорских черкас, Кабарду, Окох, Осок (Соки), Куген и Мичкиз. В своем предисловии к сборнику документов, приводя традиционную, книжную, версию о происхождении шамхала от арабского ставленника, – Шахбала – автор называет Кумух его первоначальной и единственной резиденцией вплоть до конца XVI в. Лишь позднее феодал начинает зимовать в Буйнаке и Тарках, где «застает их водворение русского владычества в Дагестане». При этом «в дружественных отношениях к Московскому государству» находились «мурзы Окуцкие Ушар и Ших». Из документа 1588 г. очевидна роль Шиха и его отца при строительстве русских крепостей на Тереке и Сунже, а также участие в походах казаков на Дербент. Более того, в годы временного отсутствия русских в регионе вследствие давления турков Ших продолжал союзничать с Москвой, фактически являясь ее агентом и командуя оставленными здесь пятью сотнями казаков, которые вместе с ним «завоевали даже несколько (8) городов». Ших имел влияние на хунзахского и гумбетовского князей, а также контактировал с грузинскими царями и кабардинскими мурзами, выступая в роли безусловного политического тяжеловеса, что и отражено в документах при именовании его «Окутцким Шихом князем». Отметим, что Ших имел только своих воинов – 500 человек; Султан-Мут – 200, князь Тюменский – 100, гуэнский князь – 70 [49, с. XLI, L, LXXXI, XCII, CVII, CXVII, 16, 29, 64, 557].
Роль Шиха отмечал и В.А. Потто, согласно которому Ших-мурза первым явился в Терскую крепость, устроив здесь Окоцкую слободу. Одновременно с посольством Шиха в Москву (1588) была прислана «челобитная от Терских вольных атаманов и казаков (судя по месту жительства Шиха, это были не Терские, а Гребенские казаки), в которой они заявляли, что преж сего служили государю на Тереке и промышляли всяким государственным делом за одно с Ших-Мурзою Окуцким, что сему Ших-Мурзе от шавкальских и горских людей теснота великая, что они переседают его по всем дорогам и хотят убить». Вслед за ауховцами в Терки переселились и чеченцы Мичкиза и Шибута. Причем само нерусское население городка делилось на новокрещенов и мусульман [50, с. 37, 38].
Пророссийская ориентация Шиха привела к неизбежному конфликту с шамхалами, попеременно занимавшими протурецкую и проиранскую позицию. В 1595 г. Ших, согласно документам, пал от рук брата Султан-Мута – Ахматхана, которые незамедлительно приступили к распространению своего влияния на область. Вследствие этого 160 семей ауховцев под руководством Батая Окоцкого (племянника Шиха) переселились в Окоцкую слободу Терков [48, с. 73].
Многочисленные источники указывают на равное положение окоцких князей и шамхалов в глазах русской администрации, которая туземные термины мурза и шамхал зачастую заменяла на «князь». Окоцкий владетель располагал тем же количеством войска, каким владел шамхал, а также руководил походами на Дербент и Дарьял. При этом если кумыкские шамхалы вышли на плоскость лишь к концу XVI в., то Окоцкие были «издревле» на русской службе. Таким образом, можно заключить, что шамхалы не были владетелями Терско-Сулакского междуречья, и только через 200–250 лет их потомки станут компилировать предания о владении землями вплоть до Кабарды.
Изменение российской политики в отношении чеченского Ауха и его владетелей происходит после указанного убийства Шиха, приведшего к переделу и кабардинскому первенству в отношениях с Терской администрацией. Вследствие этого состоялся вынужденный исход Батая Окоцкого из Терского города. Возникший разрыв провоцирует несколько русских походов в Аух; ряд чеченских поселений и хуторов междуречья Сулака и Акташа были сожжены. С другой стороны, внутренняя борьба в окоцкой среде приводит к переселению части жителей Ауха и значительному населению ими крепости Терки к середине XVII в.
Уже во второй половине того же столетия Аух управляется избранными старшинами; начинается активное заселение левобережья Сулака кумыками из Шамхальских владений. Широкое распространение получает практика совместного проживания аккинцев и переселившихся из-за Сулака кумыков в селах – Эндирей, Аксай, Костек и др. Критически следует относиться к утверждениям дагестанских авторов о том, что чеченцы Ауха изначально находились в подчинении кумыкским князьям, в частности, основателю Эндирейского владения Султан-Муту: документы свидетельствуют об обратном. Так, в 1614 г. терский воевода отказался принять аманата у Султан-Мута на том основании, что он «безюртной человек» [48, с. 59], т.е. не имеющий собственного владения.
В документах ЦГА РД (1862) указывается на поселение предков ауховцев в горах прежде других, более чем 600 лет назад (т.е. не позже XIII в. – указание на монгольское завоевание). Относительно же личности Султан-Мута читаем следующее: «Султан-Мут если и получил от отца во владение земли, народные предания говорят, что Султан-Мут был незаконный сын одного из Шамхалов, бежал от отца и поселился в Чир-Юрте, а потом перешел на Чумлу и основал там деревню, которая потом перешла на место ныне занимаемой Андреевской деревней, то в состав владений его, как объясняет выше сказанные границы, не входила Салатавия и Аух, и даже Качалык… Потомки Султан-Мута… разделили между собою ныне Кумыкские земли… вскоре после прибытия Императора Петра Великого на Кумыкскую плоскость… Генерал Ермолов, занимая Кумыкскую плоскость Русскими войсками, называет их Князьями, поручает им управлять народом» [51, л. 99 об., 115 об.]. Каким образом безюртный Султан-Мут был представлен его потомками-компиляторами в качестве крупного феодала еще предстоит исследовать. Ясно одно: впервые кумыкские владельцы усилились лишь при поддержке Петра I и вследствие русских походов 1718, 1722, 1723 гг., приведших к разорению чеченских сел Терско-Сулакского междуречья. Второе усиление влияния князей произошло только на рубеже XVIII–XIX вв. под покровительством генерала Ермолова в ходе его карательных экспедиций, когда чеченцы были загнаны с равнин в горы.
Согласно архивным материалам (1860–1861), на момент переселения кельбахцев (Султан-Мута и его сподвижников) в урочище Чумлу (приселок Эндирея) «в ущельях Акташа жили Ауховцы в ауле Юрт-Аух, где было 3363 двора, откуда Ауховцы впоследствии расселились в Кишень-аух, Ярыксу-аух, и Акташ-аух». При этом «во владение землями Ауховцы имеют от Русского начальства две древние бумаги, одна в настоящее время хранится у Наджая Пукеева, а другая после смерти Дукай-Кади хранится у одного Ауховца, живущего в г. Кизляр». Читаем также: «Князья не имели никакого влияния, и народ был сильнее князей, впоследствии князья разными подарками склонили на свою сторону Узденей и Кадиев, имевших влияние в народе, и с помощью их стали самопроизвольно действовать в делах общественных и шариатных и притеснять народ, а тех, которые отстаивали права свои, оговаривали пред Русским начальством, выставляя неблагонадежными и изменниками, чем устрашали народ и заставляли повиноваться себе. Все дела общественные решались народом, в чем князья не имели никакого особого права» [52, л. 112, 115 об., 116].
В документе ЦГАДА от 1614 г. указывается на прибытие Султан-Мута для выдачи аманата русским и его возвращение «назад к себе» в Сала-юрт. Лишь на следующий год, в 1615 г., в материалах указывается на неудачную попытку Султан-Мута поселиться кабаками в Окоцком владении. Наконец, в документе ЦГА ВПР от 16 декабря 1722 г. приводится грамота Петра I к кумыкскому шамхалу Адиль-Гирею, в которой читаем: «Что же вы писали, дабы вам иметь правление над
Акочаны и Черкесами и понеже, как оные так и черкесы купно с городом Терком для наших российских подданных живущих в нем
издревле всегда были под правлением Астраханских губернаторов, того ради ныне и как оными в правлении быть кроме астраханского нашего губернатора невозможно (выделено нами. – Авт.)» [53, с. 43, 45, 49, 275, 323]. Из вышеприведенных документов становится ясно, что в 1614 г. Султан-Мут действует вместе с окоцкими мурзами, то есть с ауховскими феодалами и находится в Сала-юрте, основанном чеченским обществом Салой; также указывается на проживание Султан-Мута с братьями в Окоцких кабаках, то есть в селах чеченцев Ауха. Более чем через сто лет после указанных событий, кумыкские владетели по-прежнему не имели власти над чеченцами, что очевидно из переписки Петра I с шамхалом, где указывается на управление акочанами (ауховцами) астраханским губернатором.
Из документов известно также, что гарнизон крепости Святого Креста (чеч. Салкхне), возведенной Петром I и действовавшей с 1722 по 1735 г., составляли тысячи семейств аграханских казаков и «Окоченских и Грузинских поселенцев» [54, л. 150, 154 об.]. В архивном деле находится письмо, датированное 16 августа 1738 г., от владельца Айдемира Хамзина на имя Кизлярского коменданта Никиты Бунина; в нем говорится о причинении ему и его людям обид окоченскими жителями и взятии с них баранты [55, л. 76, 76 об.]. Еще в одном архивном деле имеется письмо от 9 февраля 1744 г., адресованное к владельцу Каплану Ахмедханову от бригадира и Кизлярского коменданта Оболенского; в нем сообщается о направлении окоченских стариков для принятия ими присяги [56, л. 145, 145 об.]. В письме от 5 октября 1748 г., присланном владельцем Темиром Хамзиным и Магомедом Айдемировым на имя генерал-лейтенанта Андрея Петровича Девица, сообщается «о обретающихся при Тереке окоченских и андреевских народах, состоящих в подданстве Ее Императорского Величества» [57, л. 45–47]. Имеется письмо от сентября 1751 г. от Темира Хамзина на имя бригадира и главного командира в Кизляре Леопольда Исааковича Дебеаугобрия следующего содержания: «Как мы, так и кизлярские окоченя однозаконцы и в прежние времена какие между нами ссоры происходили, то для разобрания оных, как мы, так и окоченские старики съезжались на дорогу, и те ссоры разбирали» [58, л. 59, 59 об.]. В другом архивном деле имеется письмо 1753 г., присланное на имя Кизлярского коменданта Ивана Львовича фон Фрауендорфа от владельца Алиша сына Хамзина. В данной переписке упоминается Аух [59, л. 40]. В письме от 1 мая 1756 г. (от владельца Каплана Ахмадханова на имя генерал-майора фон Фрауендорфа «О карантине, об аманатстве») читаем: «…а Капланова сына прошу на поруки отдать в окоченскую слободу» [60, л. 74]. Наконец, в архивной переписке от 7 июня 1782 г. находим ответное письмо бригадира кавалера и Кизлярского коменданта Алексея Матвеевича Куроедова на имя владельцев Темира Хамзина, Алисултана Канбулатова и Хамзе Алишева. В письме сообщается, что ауховцами убит сын владельца Андреевского Аджимуртазалиева [61, л. 34, 34 об.].
При наличии в архивах вышеприведенных документов выглядят абсурдно утверждения некоторых дагестанских историков будто бы чеченцы Ауха (аккинцы) в 1763 г. поселены кумыкскими князьями на места их нынешнего проживания, хотя очевидно, что ауховцы задолго до появления последних проживали в этих местах и находились в отношениях с Русским государством. Отсутствие архивных документов XVI, XVII и XVIII вв. об ауховцах у части дагестанских историков еще не значит, что их вовсе нет, но свидетельствует о неполноценности или полном отсутствии должного исследования в данном направлении. В связи с этим тенденциозные труды этих авторов (последнего десятилетия), основанные в большинстве своем на преданиях XIX в., а также их собственные умозаключения далеки от представления реальных исторических событий.
Некоторые современные дагестанские авторы, пишущие на исторические темы, пытаются поставить под сомнение факт исконного проживания чеченцев на территории Терско-Сулакского междуречья. Между тем, имеется множество документальных свидетельств, показывающих, что в прошлом ареал проживания чеченцев в Терско-Сулакском междуречье доходил до побережья Каспийского моря.
В путешествии Федота Котова 1623 г. напротив Терского города, за рекою, упоминаются слободы Черкасская и Окоцкая. Также сообщается, что «против Терка остров Чечень стоит в море, и тот остров велик и рыб много» [62, с. 2, 3]. В другом издании о путешествии Ф. Котова читаем: «От города Астрахани плавают на русских бусах и больших стругах мимо Чечни, только этим путем идти далеко. За рекою, напротив крепости, раскинулись большие слободы – Черкасская слобода, Окоцкая… В море напротив устья Терека находится остров Чечень, – идти до него под парусом полдня, этот остров большой. Из Астрахани же плавают в Персию и в мелких стругах от Чечни до Терека, от Терека до Тарков, от Тарков до Дербента и до Низовой». В примечании отмечено, что «Дженцени, Джецени, на карте Олеария Tzeseni – о. Чечень» [63, с. 64, 65, 66, 297].
Адам Олеарий в своем путешествии 1636 г. до Каспийского моря и из Астрахани в Персию пишет, что на своем корабле они проплыли рядом с деревней Чеченино на реке Волге. Далее сообщает, что они «подошли к острову, лежащему в левую сторону в 8-ми милях от Терок», который персы зовут Джецени [64, с. 362, 430]. В XIX в. П. Надеждин отмечал у чеченцев обширные базары и непосредственные торговые сношения с Москвой и Нижним Новгородом [65, с. 187]. Русский писатель и путешественник Василий Немирович-Данченко записал этнографический материал, согласно которому чеченцы проживали в низовьях Волги, а горцы Чечни являлись в Астрахань для поиска работы. Упомянут также и чеченский берег моря [66, с. 4, 70, 75].
Учитывая вышеизложенное, а также данные картографии, ясно, что остров Джецени – это о. Чечень. Село Чеченино на реке Волге – ныне это Нижегородская область, – вероятно, связано с чеченскими торговцами, так как оно лежало по маршруту: Каспийское море – Астрахань – Казань и далее по Волге до Нижнего Новгорода. Возможно, также были купеческие корабли чеченцев, плававших по Каспийскому морю до Астрахани и до Нижнего Новгорода по Волге.
Из газетных сводок XIX в. ясно, что сведений о былом судоходстве по Каспийскому морю имеется мало. В одной из статей говорится, что «с образованием Ганзы, когда Новгород получил большое торговое значение, ганзейцы устроили там свою торговую контору, куда везлись товары из Персии, Индии, Аравии; перевозились они по Каспию, оттуда чрез Волгу и другие реки доходили до самого Новгорода». И далее: «Хазары доставляли по этому же пути дорогие меха, шедшие из древней Биармии. Однако же, и этот путь к внешней нашей торговле был утрачен с нашествием татар и открылся только с покорением Казани и Астрахани, да и впоследствии долгое время торговые люди и суда были небезопасны в плаваниях от понизовой вольницы, разбойничавшей почти безнаказанно по Волге и Каспийскому морю» [67, с. 2]. В связи со сказанным уместно привести слова Б.А. Калоева, который писал: «Русско-кавказские связи, как об этом свидетельствуют многочисленные археологические и письменные памятники, восходят к глубокой древности». Чеченцев он называет одним из «первых народов Восточного Кавказа, установивших дружеские связи с русскими поселенцами». «Волго-Каспийский путь, – пишет исследователь, – проходивший до устья Терека и дальше, был до конца XVII в. почти единственным связующим звеном между русским и кавказскими народами» [68, с. 41].
Стрюйс в 1670 г. в своем плавании по Каспийскому морю от Астрахани до Персии отмечал, что после остановки между берегом и островом Сирланом они направились «из границ Московии … к Чечне и миновали берег, когда на море был туман» [69, с. 3]. В указах 1758 г. имеется докладная записка Иностранной и Военной коллегии об укреплении крепости Кизляр «в связи с набегами чеченцев». При выполнении этих работ, как полагали чиновники, «Астрахани от чеченцев и других горских народов опасности быть не может» [70, л. Т, 12]. В подтверждение этому в другом источнике обнаруживаем, что горские «народы Кавказа, обитающие у границ юго-восточной России, часто тревожили их своими набегами: под влиянием Турции и при содействии Крымского хана, их хищнические партии иногда доходили не только что до Астрахани и Царицина, но даже и до Казани» [71, с. 2]. Как видно из вышеупомянутого документа, в первую очередь речь шла о чеченцах. В рапорте ген-ла Кнорринга от 16-го января 1800 г. отмечается, что чеченские жилища простираются «до 200 верст от реки Сунжи до берегов Каспийского моря» [72, с. 715, 716].
И.В. Равинский в свое время писал об острове Чечень как лежащем «против обиталища чеченцев» по близости Аграханского залива [73, с. 13]. Во второй половине XVIII в. М. Чулков, описывая Дагестан, отмечал: «Оная земля разделяется на Верхний и Нижний Дагестан. В верхнем Дагестане находятся следующие места: Тарху, Андреева, или Эндери, Чечень, Бойнак, Утемиш, и Кубеша. Жилища чеченцев простирались прежде сего от гор, недалеко от Эндери находящихся, до самого моря» [74, с. 471, 477]. В архивах находим дело 1831 г. об отдаче на откуп разным лицам Чеченских рыболовных участков в Астраханской губернии [75, л. Т]. В другом архивном деле от 1849 г. о переписке по уточнению границ Каспийского моря с Чечней и уточнению границ морских участков, принадлежащих Чечне, имеются копии документов за 1834 и 1836 гг.: Определение границ Чеченских вод Каспийского моря; Заключение об определении границ Чеченским рыболовным водам, предоставленных в пользование гребенских и кизлярских казачьих полков. В прошении от 14 ноября 1851 г. Тарковский шамхал обращается к царской администрации с просьбой о передаче ему во владение пространства «от острова Поповой косы до самого острова Чечни» [76, л. Т, 11, 29 об., 44]. В еще одном архивном деле хранится докладная записка о положении дел с 1834 по 1840 г., в которой находим сведения о чеченцах, проживавших на пространстве, ограниченном Тереком, Сулаком и Каспийским морем [77, л. 4]. В архиве Грузии хранится дело от 1830 г., в котором сообщается: «Для обозрения Горских народов, находящихся в ближайшем соприкосновении с Кавказскою линиею и землями Черноморскими, нам должно, начиная от Каспийского моря, упомянуть сперва о Чеченцах и кумыках» [78, л. 1].
Чеченская исследовательница Т.А. Исаева, изучив топонимику и гидронимику Прикаспийской низменности по данным источников XVII в., пришла к следующему выводу: «Наименование острова Чечень и города Чечен зафиксированы в XVII в. как места постоянного и длительного пребывания там чеченцев в предшествовавшие XVII в. времена. К исследуемому времени и об острове, и о городе остались лишь упоминания как о чеченских» [79, с. 9]. Известный чеченский этнограф А.С. Сулейманов писал о проживании чеченцев Ауха в районе рек Сулак, Терек и западного берега Каспийского моря, где на острове Чечень имелся одноименный городок Чечана. По мнению автора, в «основу этнических названий “аьккхий” и “овхой” легли названия древнейших на Земле профессий – охотников и рыболовов, т.е. названия людей, живущих за счет охотничьего и рыболовного промысла». Среди ауховцев он указывал и род Iаккой – аккой [80, с. 350–351, 404]. Надо отметить, что Акки и Аккой являются отдельными тайпами, входящими в общество Аух; аккинцы, по преданиям, считают себя выходцами из Галанчожа, а аккойцы связывают себя с горой Албури-Лам (соседняя с более известной высотой Цанта-тау, или Занта-Лам), находящейся у границы Салатавии и Ауха.
Ранее нами было указано на наиболее вероятную связь этнонима «око[з]» / «ако[з]» / «ако[ц]» / «око[х]» / «око[к]» с названием данной общины (Акко) – единственной, имеющей в «Старом Окохе» (т.е. в Юрт-Аухе – первейшем центре окочан-окохов-акоз) квартал с субэтническим названием «Аккойн басе» (Аккойцев склон). Более того, на юго-западе от Юрт-Ауха расположено владение Албури-отар, также связанное с общиной Аккой и ее предводителем – Албури, который возглавлял общинное войско. В этой связи отметим имя Албир-мурзы (Албир, Олбар, Албур, Айбир) Окоцкого – владетеля «Старого Окоха» (Юрт-Ауха) и сына Батая Окоцкого (последний называется в документах то сыном, то племянником Шиха Окоцкого-Ишеримова). В одном ряду с указанными топонимами стоит название села Албир-Аух, которое, согласно карте середины XIX в., было расположено напротив Эндирея на левом берегу Гурий (Акташа) в 8–9 км северо-восточнее Юрт-Ауха [98, с. 143–151].
В труде В.Г. Гаджиева читаем: «Горские черкассы ловят рыбы на острове Чечень… В русских документах XVI–XVII вв. встречаются следующие названия чеченцев … ококи, окоцкая земля, окоченная, ахоцкая земля, акозы, акочане и др. …Согласно народным преданиям, образование первых чеченских поселений на равнине выходцами с Аккинских гор относится приблизительно к XIV в. …Согласно данным А. Берже, относящимся к середине XIX в., чеченское общество Аух (Акки) состояло из 43 населенных пунктов… Документы донесли до нас имена целого ряда мурз или старшин акинцев, поселившихся по р. Ямансу. Во второй половине XVI в. ими правил Ших-мурза Ишеримов». По мнению автора, «главной причиной поселения горцев, в том числе чеченцев, у р. Терки и крепости Св. Креста были социально-политические мотивы» [81, с. 31, 57, 58, 59, 62, 63].
Чеченцы проживали не только на плоскости Терско-Сулакского междуречья, но даже и между Тереком и Кумой. В издании 1913 г. В.Н. Семенкович буквально утверждал, что чеченцы, которых аварцы зовут «буртijay, или буртiзал», живут на Куманской плоскости». «Все это, – рассуждает автор, – заставляет нас предположить, что под рекою Буртас надобно разуметь именно реку Куму, под Буртасами – Чеченцев» [82, с. 130]. О том, что чеченцы действовали в Западном Прикаспии, говорит их участие в военных столкновениях за освобождение Тарков в 1604 г. и в сражении под Эндери в 1722 г. во время Персидского похода Петра I. В труде В. Желеховской, изданном в 1886 г., читаем: «Бутурлин и Плещеев со своими войсками были окружены восставшими горцами Чечни, Дагестана, Аварии и всего Каспийского побережья, должны были уступить силе и согласились сдать Тарки шамхалу, [и] Султан-Муту. Под чеченским аулом Эндери на кавалерию напали чеченцы и много людей перебили. Слухи о больших потерях русской кавалерии в Чечне за Сулаком чрезвычайно тревожили государя. Говорили, будто-бы чеченцы атаковали драгун и разбили их на голову, в горном проходе между Чечней и владениями шамхала Тарковского» [83, с. 17, 18].
Далее рассмотрим сведения об Ауховских поселениях, большей частью уничтоженных в ходе Кавказской войны карательными экспедициями царских войск и тавлинцев Шамиля. С новой активной фазой Кавказской войны и провозглашением Шамиля имамом началось «истребление всех аулов в земле ауховцев». И далее: «В богатых Ауховских аулах производились обыкновенно сборы хищнических партий, и крепость Внезапная с дер. Андреевой безпрерывно были тревожимы набегами, с обессилением же Ауховского общества набеги эти прекратились совершенно» [84, л. 37]. В «Актах Кавказской археографической комиссии» можно установить длинный перечень уничтоженных ауховских аулов. К примеру, Асеин-кент, Сати-юрт, Марцык-юрт, Гасан-бек-кент, Бийляр-Курган, Малхонберт, Каме, которые упоминаются в рапорте генерала Н.И. Евдокимова. Он же писал, что имам Шамиль «принуждал ауховцев к переселению в горы». Более того: «Жилища Ауховцев, их запасы хлеба и сена истреблялись Тавлинцами. Каждый день я получал известие об истреблении горцами разных деревень и о переселении жителей их в Ичкерию». Далее в составе Ауховских земель упоминаются – Алмак, Мажар, Ваник и Альбури-отар [85, с. 1038, 1062, 1119, 1143]. Также подверглись уничтожению: Махмут-Юрт, Беюк-Отар, Перки-Хан [86, с. 38], Мустафа-Отар [87, с. 93], Тавбулат-Юрт, Тулубей-Юрт [88, с. 12, 14], Хасум-кент [89, с. 2], Мамиш, Белькиш [90, с. 129], Аргар-Юрт, Оник [91, с. 360], Балаису [92, с. 112]. Прекратили существование села Шерин (Шарапи), Илларт-ирзау, Актахан-Отар, Виси-Отар, Джамбек-Отар [93, с. 121].
Костемеровский об этих трагических событиях сообщает в 1858 г.: «Горцы собрались на ближайших ауховских высотах, у Эльдарова хутора. Ауховец горевал о своем семействе и жаловался, что Русские отняли все лучшие места и загнали Ауховцев, как и других нохчио (чеченцев), в леса» [94, с. 435]. В начале XIX в. А.М. Буцковский, перечисляя чеченские села, входившие в общество Аух, упоминает Алмак [95, с. 245]. За Алмаком находится гора Цанта, искони считавшаяся Ауховскою [96, л. 10].
С 1840 по 1859 г. территория Ауховского общества входила в состав
Северо-Кавказского имамата в качестве административной единицы – Ауховского наибства [97, с. 3]. После падения Имамата в 1859 г. был создан Ичкеринский округ, «в который вошли: Ичкерия, Гумбет, Андия и Технуцал». При этом Ауховский участок был присоединен к Кумыкскому округу [93, с. 3]. Об этом был издан приказ ген.-адъют. кн. Барятинского по Кавказской армии от 23-го октября 1859 г. № 411 (о присоединении к Кумыкскому округу участков Ауховского и Салатавского) [86, с. 652]. В 1862 г. данный участок существует как Наибство Ауховское [99, с. 147]. В 1867 г. «Ауховское племя, чеченское по происхождению и языку, составляет в административном делении края особенное наибство Нагорного округа» [100, с. 63]. Собственно, Кумыкский (с 1869 г. – Хасавюртовский) округ «образован как Кумыкский в 1857 г. на Левом крыле Кавказской линии, переименованном 08.02.1860 г. в Терскую область Северного Кавказа». Далее читаем: «По указу от 18.07.1860 г. вся территория Дагестана вошла в новую Дагестанскую область, кроме “земель по левому берегу Андийского Койсу, которые временно остаются присоединенными к Терской области”. Указом от 19.11.1860 г. часть Кавказского линейного казачьего войска с землями была переименована в Терское казачье войско, а по положению об управлении Терской области от 25.05.1862 г. в порядке управления горскими народами области были образованы 3 военных отдела. Кумыкский округ, входивший в Восточный отдел Терской области, был разделен на два округа – Кумыкский округ на плоскости и Нагорный округ из Салатавского, Ауховского и Зандакского обществ. С 30.12.1869 г. Кумыкский и Нагорный округа вновь были объединены, но получили новое название – Хасавюртовский округ Терской области. В 1913 г. округ состоял из трех участков: 1–3 (Хасавюртовский, Аксайский и Кишеньауховский)» [101, с. 217].
В 1871 г. в состав Хасавюртовского округа входят: слобода Хасав-Юрт, Ауховское и Салатавское наибства (из бывшего Нагорного округа). Границы вновь образованного округа: «Терек до впадения его в Аграханский залив, и Андийский хребет; в ведомство округа вошли племена: нагайское, кумыкское, чеченское и аварское» [102, с. 1]. В газете «Кавказ» от 1890 г. отмечалось участие представителей Ауха на встрече с областным начальником г.-м. Кахановым. Последний «выразил надежду, что салатавцы, ауховцы и кумухцы и далее будут поддерживать внутренний порядок у себя дома так же хорошо, как это было до сих пор, и что только с помощью их непосредственного содействия можно окончательно искоренить всякое зло в крае» [103, с. 2]. На военно-топографической карте Хасавюртовского округа Терской области 1911 г. обозначено Наиб[ство] Ауховское [104, л. 1].
Приведенные данные наглядно показывают, что задолго до создания Ауховского района в составе Дагестанской АССР ауховское общество с принадлежащими ему землями являлось отдельной административной единицей и имело представительство наравне с другими народами.
С установлением советской власти началась перекройка старых, уже устоявшихся, административно-территориальных границ края. А.Г. Агаев пишет: «В 1920 г. Дагревком добился передачи в состав Дагестана Хасавюртовского округа, входившего в то время в Терскую область. В архивах содержится переписка Н. Самурского, Д. Коркмасова с Г. Орджоникидзе. В одной из телеграмм Самурского (17 июля 1920 г.) на его имя говорится: “Прошу подтвердить Ваш приказ о присоединении Хасавюртовского округа к Дагестану”» [105, с. 213]. Дагестанская АССР образована в 1921 г. (Пост. ВЦИК 20/I – 1921 г.; С. У. 1921 г. № 5, ст. 39). Хасав-Юртовский округ бывшей Терской области был присоединен к региону в 1921 г. (Пост. ВЦИК 20/ I – 1921 г.; С. У. 1921 г. № 5, ст. 39) [106, с. 307].
В «Советской этнографии» приводятся сведения со ссылкой на ЦГА ЧИ АССР (Ф. 125. Оп. 1. Д. 4. Л. 9 об.) о том, что наиболее «значительными миграциями были переселения жителей Ножай-юртовского округа в Гудермесский округ Чечни и
Притеречные земли Хасав-юртовского округа Дагестана, в частности, на земли ауховских чеченцев (выделено нами. – Авт.)». В течение 1923–1926 гг. на указанные земли переселилось до 2,8 тыс. человек [107, с. 43]. Согласно переписи населения Дагестанской АССР от 1926 г., в республике была зарегистрирована 81 народность, однако к коренному населению была отнесена 31 народность. При этом у чеченцев Ауха (аухи) было указано 83 населенных пункта [108, с. 14, 15]. Сразу после переписи в документальных источниках наблюдается целенаправленная работа по экспансии, направленной против чеченского населения республики. В архивном деле за 1927–1928 гг. читаем: «Мотивированное заключение представителей ДАССР. Ауховское общество состоит из 6 селений и 14 хуторов, расположенных в Ю.З. части Хасав-Юртовского округа» [109, л. 6, 6 об.]. Речь идет о территории, на которой впоследствии будет создан Ауховский район. Несмотря на то, что с образованием ДАССР ее власти начали активно заселять Терско-Сулакское междуречье переселенцами из горных районов, согласно данным за 1929 г., имеем следующие цифры: «Чеченцы живут в 20 поселениях Баба-Юртовского (19.5 проц.), в 57 аулах Хасав-Юртовского (48.1 проц.) и в 4 аулах Шелковского (2.0 проц.) районов… Хасав-Юртовский район, национальный состав населения довольно пестрый.
Преобладающими народностями являются чеченцы (48.2 проц.) и кумыки (45.3 проц.), далее идут
авары (2.1 проц.) (выделено нами. – Авт.)» [110, с. 12, 50].
Целенаправленная политика дагестанских властей на изменение этнического баланса в описываемом регионе, сопровождавшаяся репрессиями и стеснением, подталкивала чеченцев Ауха требовать выделения их селений в отдельный административный район. Однако инициатива чеченцев встречала противодействие вплоть до Великой Отечественной войны. В архивном деле с заголовком «Объединенные решения ЦК ВКП(б) и СНК ССР и переписка с ЦК ВКП(б)» имеются следующие документы: 1) «Доклад от 15 мая 1942 г. // секретарю ЦК ВКП(б) // Товарищу Маленкову, в Дагестанской АССР имеется 52 чеченских аула, в которых по переписи 1939 г. вместе с чеченским населением других аулов насчитывается 23.000 жителей»; 2) «Докладная записка от 16 июня 1942 г. // ЦК ВКП(б) // Оргинструкторский отдел // о выделении из Хасавюртовского района Дагестанской АССР Ауховской (чеченской) части в самостоятельный район. Хасавюртовский район по количеству населения является самым крупным, а по территории одним из наиболее крупных районов в Дагестанской АССР. Население района по национальному составу крайне разнообразное. По последним данным в сельской местности и городе проживает:
чеченцев 22,5 тыс. чел., кумыков – 19,0 тыс., русских – 15,5 тыс. чел., прочих – 9,8 тыс. чел. 16 июня 1942 г. появляется проект постановления ЦК ВКП(б) “О выделении из Хасавюртовского района Дагестанской АССР Ауховской (чеченской) части в самостоятельный район”, пункт 1 которого гласит: “Согласиться с предложением Совета Народных Комиссаров Дагестанской АССР и Дагестанского Обкома ВКП/б/ о выделении из Хасавюртовского района Дагестанской АССР Ауховской /Чеченской/ части в самостоятельный район”. Список Чеченских аулов Дагестанской АССР:
1. Хасав-Юртовский район; 1. Аджи-Маджигат-юрт, 2. Карасу-отар, 3. Акбулат-юрт 1, 4. Акбулат-юрт II, 5. Акташ-Аух, 6. Бурсук, 7. Мажгар, 8. Абдиль-отар, 9. Байрам-аул, 10. Баммат-юрт, 11. Абдурашид-отар, 12. Адиль-отар, 13. Тутляр-омар, 14. Тамыш-кутан, 15. Банай-аул, 16. Банай-юрт, 17. Безынчу, 18. Шалманча, 19. Ямаксу-отар, 20. Бильт-аул, 21. Алты-мурза-юрт, 22. Бал-юрт II, 23. Бамат-бек-юрт, 24. Манти-отар, 25. Ярмаркин 1, 26. Ярмаркин II, 27. Кишень-аух, 28. Визи-ирза, 29. Ибарни, 30. Ярыксу-аух, 31. Элибавинчу, 32. Минай-Тугай, 33. Осман-юрт, 34. Сим-сор, 35. Будайхан-отар, 36. Даут-омар, 37. Арслан-Герей-омар, 38. Юрт-Аух, 39. Барчхой-отар, 40. Дзори-отар, 41. Бурган-гечу, 42. Разук-отар, 43. Зандак-отар.
II. Бабаюртовский район; 1. Чанка-Юрт, 2. Алер-Отар, 3. Хошкельды-отар, 4. Шахболат-отар, 5. Уцми-юрт, 6. Ибрагим-отар, 7. Патимат-отар, 8. Казан-Кулак» [111, л. 84, 86, 94, 96].
В другом источнике сообщается: «31 января 1944 г. было принято постановление ГКО о выселении чеченцев и ингушей в Казахскую и Киргизскую ССР. 21 февраля во исполнение постановления ГКО был издан приказ НКВД СССР о переселении чеченцев и ингушей. Было выселено также около 30 тыс. дагестанских чеченцев. Около половины из них составляли чеченцы-аккинцы, входившие в состав Хасавюртовского, а с октября 1943 г. – выделенного из него Ауховского района. В состав нового района входило 15 аулов и 6 хуторов с населением около 14 тыс. человек, подвергшихся выселению, как и все остальные чеченцы» [112, с. 180].
В настоящее время происходит новое изменение этнического баланса в Терско-Сулакском междуречье; это вынуждает чеченцев-аккинцев (многие из которых так и не вернулись в свои дома, «освобожденные» от них еще в 1944 г.) вновь поднимать вопрос об образовании отдельного Ауховского района, что опять встречает категорическое сопротивление, скрытое за декламируемым «юридическим разрешением» вопроса. Де-факто же речь идет о его бюрократическом саботаже. Данная политика саботажа обосновывается утверждениями о том, что аккинцы якобы не являются коренными жителями Дагестана, и вместо прежних сел им выделили новые места на равнине. Приведенные выше исторические и архивные данные убедительно свидетельствуют об обратном и показывают, что до выселения у чеченцев было больше 50 поселений на территории Ауховского, Хасавюртовского и Бабаюртовского районов, а некоторым авторам, пытающимся это отрицать, стоит пристальнее заняться изучением исторического прошлого своих народов.
К примеру: Айдимир Чиркеевский, первый аварец-этнограф, помощник одного из основоположников научного кавказоведения П.К. Услара, который в отличие от малоизвестного младшего офицера У. Лаудаева получил от своего старшего коллеги навыки научной работы, писал: «Из всего вышеприведенного можно, кажется, довольно основательно заключить, что аварцы не коренные жители Дагестана, а кочевые пришельцы и только гористая местность сделала их народом оседлым. Можно предположить, с большей или меньшей вероятностью, что народ более сильный или более воинственный отбросил аварцев вглубь Дагестана, или сами они искали здесь убежища от совершенного истребления: только жалкие остатки народа могли укрыться в горах. Но нельзя сказать, что аварцы пришли в Дагестан завоевателями, хотя, быть может, они и боролись с древнейшим племенем Дагестана для очистки себе места. В те дикие времена, когда совершались предполагаемые нами события, варварские народы стремились всегда в богатые и цивилизованные государства, где могла удовлетвориться их жадность к добыче, а Дагестан по бедности и бесплодию и по неприступному местоположению своему не мог быть приманкой для завоевателей тех времен. И так, все это в совокупности указывает, что аварцы пришли на Кавказ с севера, вынужденные к тому напором других, более сильных кочевых племен, подвигавшихся в Европу из средней Азии, по северную сторону Каспийского моря. Есть ли какая-нибудь возможность отыскать доисторические следы аварского племени в нынешней астраханской и оренбургской губерниях или даже еще далее? Конечно, есть, – но дело не так легко, как празднословие об аварцах без самомалейшего знания их языка. Лингвистический разбор географических названий к северу от Каспийского моря, быть может, некогда обозначит для нас путь следования аварцев к Кавказу» [113, с. 330].
Об этом же пишет и Д. Баддели: «Есть некоторые указания на то, что аварцы жили к северу от Каспия, а если это так, то, значит, они были выдавлены оттуда более сильными племенами. Они ничего не имели общего с аварами, которые играли заметную роль в европейской истории с V по IX век… Опираясь на антропологические данные (черты лица, форма головы), он (Эркерт. – Авт.) объявляет, что авары – это самая этнически смешанная народность Дагестана. Он признает тем самым возможность того, что в крови аваров есть доля крови угро-алтайских народов, и добавляет, что “при измерении голов в Хунзахе мы были поражены тем, что иногда нам встречались
абсолютно финские типы в самом широком понимании этого слова, хотя мы не искали намеренно какой-либо подобной связи” (выделено нами. – Авт.)» [114, с. 15, 16].
По-видимому, Ш. Хапизову стоит последовать совету своего известного соплеменника и искать родину своих предков где-нибудь в бескрайних просторах астраханских и оренбургских степей. С другой стороны, З. Гаджиеву стоит обратить внимание на историческое прошлое своего народа, корни которого, согласно некоторым данным, ведут в богатые древневосточные страны. Ф.Ф. Симонович в «Описании Южного Дагестана» пишет: «Владение Хамутая Сурхай хана казыкумыцкого. Народ сей провинции происходит от дагестанских татар, смешавшихся с персидскими поселенцами, они с ними одного закону, а говорят лезгинским языком. Казыкумыцкая провинция. Народ сей поселился, по свидетельству некоторых персидских летописей, при шахе Абумуслиме из Гильяна и состоял при духовном чиновнике казы, под владением шамхаловым. По сему чиновнику и занятому народом, поселившимся из Гильяна, кумухского места, или лучше сказать, по смешениям с коренным кумухским народом, происходящим от дагестанских татар, и произошло название казыкумук» [95, с. 152].
А.М. Алиханов-Аварский наблюдал генетическое родство некоторых дагестанских, в том числе лакского, языков с языками Индии, Малой Азии и Дальнего Востока. «Подтверждением приведенных материалов о миграции лаков вглубь Дагестана, – пишет автор, – служит интересное предание, услышанное путешественником XVII в. Рейнеггсом от самих лаков. Их предки, рассказывали они, эмигрировали из Индии в незапамятное время и обосновались в Ширване, откуда они распространились на Северный Кавказ… В культурном отношении племена лаков в период их расселения в Дагестане все еще сохранили черты преемственности среднеазиатской и закавказской культуры, предшествующей периоду их миграции» [115, с. 7, 21, 22]. С данными Рейнеггса можно сопоставить сведения Марко Поло, который записал в главе «О провинции Лак»: «Оставив место успокоения святого Фомы, и направившись к западу, достигаем провинции Лак, откуда ведут свое происхождение брамины, распространенные по всей Индии» [116, с. 217]. Учитывая предания лакцев об их эмиграции из Индии, можно предположить, что местом исхода являлась указанная одноименная провинция.
В дореволюционном издании П.В. Гидулянов отмечает: «Археологические изыскания начаты недавно и не дают еще достаточного материала заключать, кто были древние обитатели Дагестана и кто был прародителем настоящих его народов. По-видимому, последние не принадлежат к числу коренных аборигенов, потому что
все черепа, найденные до сих пор в древнейших могильниках, резким образом отличаются формою от черепов современных обитателей гор (выделено нами. – Авт.)» [117, с. 4]. При этом архивные источники утверждают, что все «вообще жители Дагестана поселены Персидскими шахами» [53, л. 133].
Всем исследователям-кавказоведам хорошо известно генеалогическое предание о происхождении родоначальника шамхалов от арабов. Так, в архивном деле имеется письмо 1785 г. от владельцев Темира Хамзина и Аджимуртазали Чепанова к царской администрации об истории происхождения следующего содержания: «Из поселения Шама а по-российски называемого Вавиланского чиновник Абумуслим въехал с войском в дагестанские и казикумухские селения, жителей тех мест подчинил себе и начальником в казикумыкской деревне определил Шахбалия…» [118, л. 93, 93 об.]. О том, что шамхалы появились на равнине по правую сторону реки Сулак только к XVI в., говорят данные из прошения ногайцев 1860 г., в котором они указывают: «В те времена, когда наши предки, то есть мы – дагестанские ногайцы – поселились в северной стороне этих Дагестанских гор. В 844 [1440–1441] году на нижней стороне Дороги Хромого Тимура и шахского окопа не было ни одного человека. Вот имена известных нам наших предков, живших на нижней стороне от той дороги и от того окопа: В Кашыгае жил уйсюнь Амет-батыр сын Айсула. В Манасе и Айса-тёбе жил Кулай, сын Айса. В Таргу жил Таргул-агай… В течение некоторого времени на упомянутых землях проживали наши предки и мы – их потомки. Затем то ли из Газикумуха, то ли из Хайдака пришел некто по имени Шамхал и путем насилия основал село в Кафыркумуке. Некоторое время он проживал там. Затем один из его сыновей пришел в Таргу и основал там село (йурт)» [119, с. 60, 61]. Выше уже приводились сведения С.А. Белокурова о том, что шамхалы обосновались в районе Тарков только в конце XVI в., когда чеченцы (ауховцы-окочане) уже давно проживали в Терско-Сулакском междуречье.
Наконец, завершая исследовательскую часть статьи, добавим к сказанному, что в уже изданных нами публикациях были разбиты попытки некоторых кругов указать на 1763 г. как на время, когда «началось переселение» [120, с. 390] чеченцев в Аух. Не считая все множество совокупных фактов (документы, источники, материалы), опровергающих это ложное утверждение [121, с. 41–46; 122, с. 8–15; 123, с. 22–29; 124, с. 72–83; 125, с. 61–65], мы указали на документ, сообщающий о возвращении в 1746 г. чеченцев из общины Чунгарой обратно в Эндирей [126, с. 25–27]. Также была показана несостоятельность попытки отождествить окочан (в частности, Шиха Окоцкого) – с царских времен энциклопедически известны как чеченцы Ауха – с кабардинцами, а также увязать сам термин с названием села Оку-Юрт [125, с. 64]. Все эти попытки показывают агрессивную политизированность некоторых деятелей научного сообщества и всякое отсутствие профессиональной этики.
Вместо того, чтобы заниматься фальсификацией прошлого чеченского народа, манипуляцией общественным настроением с целью аннексии земель путем вытеснения местного населения, политизацией исторической науки и стравливанием соседей указанным выше авторам следовало бы заняться изучением собственной истории, что могло бы способствовать просвещению и образованию их соплеменников; и не пытаться игнорировать очевидные и давно установленные наукой факты, превращая историю в фарс и инструмент, создавая очаги межнациональной розни между соседними братскими народами.
checheninfo.ru
