Воспитание детей на Кавказе

Прививать стремление к самосовершенствованию кавказским детям традиционно начинали очень рано, едва только они начинали что-то соображать. Кавказские народы щедры на ласку к детям своих родственников, знакомых, соседей, а женщины, само собой, и к своим детям. Этим подчеркивается принадлежность ребенка к своему обществу и создает ему ощущение поддержки и защищенности, необходимое для стремления к познанию мира, побуждает к совершению одобряемых окружающими действий. Но если просто приласкать ребенка мог в любое время кто угодно (кроме отца, о чем речь будет ниже), то именно хвалить его было принято только за какой-то положительный поступок (пусть даже самый незначительный). Гладили по голове детей просто «за то что они дети», а похвалу, слова «хороший (-ая) мальчик/девочка, дорогой(-ая) сынок/дочка» в свой адрес ребенок мог услышать только выполнив какое-либо поручение старших, поделившись с другими детьми чем-то вкусным или игрушкой, показав успехи в учебе и др. Стремясь снова услышать похвалу, необходимую для развития самооценки, в свой адрес, ребенок старался совершать больше и больше поступков, за которые его похвалили бы. Если взрослые, занятые своими делами, вовремя не замечают хорошего поступка ребенка, тот нередко начинает открыто указывать на убранную комнату, накормленную домашнюю птицу или выигранное состязание с другими детьми, чтобы услышать заслуженное словесное вознаграждение.

Важное место на Кавказе уделяли воспитанию самостоятельности детей, без которой не могло идти и речи о каком-то самосовершенствовании. Так же как и стремление к лучшему, самостоятельность начинали взращивать едва ли не с первых шагов ребенка. У народов Кавказа не было принято ограждать маленьких детей от помощи старшим по домашним и другим хозяйственным делам. Пытаясь подражать взрослым, уже трехлетние дети хватали, к примеру, веник и пытались мести пол в доме, за что получали только поощрение от родителей и других старших членов семьи. Если малыш не мог как следует подмести пол, то это потом могли сделать старшие, но никто не останавливал проявившего самостоятельность ребенка, поскольку считалось, что иначе тот не привыкнет к труду. Постепенно дети, подражая старшим, серьезно втягивались в хозяйственные работы, и по мере их сил и возможностей на них уже ложились определенные обязанности. Девочки помогали взрослым женщинам в домашних делах, мальчики – отцам и другим старшим в семье мужчинам пасти скот, оказывали подручную помощь на полевых и садовых работах, собирали растопку для очага и т.д. Собственно, так на Кавказе, как и во всех традиционных обществах старины, и происходила передача необходимых для выживания хозяйственных навыков от поколения к поколению. Лень, недобросовестность в выполнении трудовых обязанностей непременно осуждались, осмеивались, наказывались. Мальчиков сызмальства приучали к жизни в условиях постоянных военных тревог. По адыгскому обычаю в пять лет ребенку из аристократической семьи дарили лук и стрелы как символ его будущего предназначения (знать занималась только военными походами, и сельскохозяйственные работы или торговля считались аристократам не к лицу); французский писатель А. Дюма в своих записках о пребывании в лезгинском селении (Дагестан) сообщал о вооруженных боевыми кинжалами детях, «таких, которым у нас (во Франции, – ред.) ножа в руки не дают… чтобы они себя не ранили». 

Мальчики из горного адыгского племени абадзехов в семь лет начинали ходить со своими отцами на охоту, где учились метко стрелять из ружья по летящей дичи. Кавказские стрелки в старину славились своей исключительной меткостью. Мальчиков специально учили хорошо маскироваться среди окружающей местности, незаметно подкрадываться к врагу, использовать различные боевые и тактические приемы. Особенно это было характерно для знатной среды. Нередко боевое искусство было по сути единственным, чему обучались дети князей, ханов и дворян, зато овладевали они этим в совершенстве, которому позавидовал бы сегодняшний спецназ. Еще слабые дети учились меткости, стреляя из лука по домашней птице и мелкому скоту крепостных людей своего отца. Подростков из аристократических семей их воспитатели отправляли по ночам упражняться в хитрости и ловкости, похищая скот и другое имущество у подданных их родителей. Понятно, что в случае обнаружения «благородный вор» не был бы тогда убит или избит, подданные смиренно просили бы вернуть похищенное назад, но все равно попытка похищения считалась бы сорванной, и тренирующаяся молодежь прилагала все усилия, всю сноровку, чтобы остаться незамеченной. А умению ездить верхом на лошади обучались дети всех сословий уже в первые годы жизни.

Подготовка к суровым военным будням выражалась не только в обучении владению оружием и тактическим приемам. Мальчиков приучали терпеливо переносить боль, усталость, холод и голод, сурово пресекая проявления слезливости, жалоб, нетерпения. Уже с довольно раннего возраста их начинали брать в тяжелые дальние поездки, на пастушеские стойбища высоко в горах, где на них накладывались определенные хозяйственные обязанности. Детей из знатных семей чаще всего передавали на воспитание опытному воину простого происхождения – аталыку, где они росли в простой обстановке и были обязаны во всем повиноваться своему наставнику, как и родные дети того, не пользуясь никакими поблажками из-за своего происхождения. Только что они не занимались хозяйственными работами, а под руководством аталыка при строгой дисциплине (а дисциплина в прошлом совсем не похожа на то, что мы требуем от детей сегодня) овладевали воинским искусством. По достижении совершеннолетия они возвращались в родительский дом, но обычно оставались всю жизнь духовно привязанными к аталыку больше чем к родному отцу. 

От мальчиков требовалась готовность защитить свою честь и достоинство, защитить своих братьев и сестер. Считалось плохим тоном, если ребенок искал защиту в драке у родителей, хотя потасовки между детьми взрослые всегда пресекали. Если ребенок оказывался несправедливо обижен другим ребенком, его родители не разбирались с самим обидчиком, а обращались за разъяснением к родителям того, при этом недоразумение разрешалось обычно без присутствия детей. Если же сами дети считали конфликт исчерпанным (оба считали себя победителями в драке и т.п.), то взрослые обычно не вмешивались. К мальчишескому озорству на Кавказе относились терпимо, поскольку оно считалось проявлением необходимого мужчине активного, предприимчивого и рискованного духа. Правда, при этом существовали и строгие ограничения: нельзя было подшучивать над старшими, играть там, где собралась компания старших, шалить в святых местах (мечеть, церковь, кладбище) и комнатах, предназначенных для приема гостей.

Из девочек стремились воспитать хороших домохозяек и умелых рукодельниц. Девочки сызмальства всюду ходили за старшими женщинами в семье, подражая им, пытались выполнять домашние работы и постепенно так и привыкали к хозяйствованию. Становясь взрослыми, они уже не могли спокойно переносить беспорядок в доме и торопились его устранить. С малых лет девочке давали вязальные спицы или иголку с ниткой, и на досуге она занималась рукоделием. Особенно старательно обучали рукоделию девочек из знатных семей, которых обычно отдавали на воспитание пользующейся доверием семьи благовоспитанной женщине из простого народа. Девочек тоже приучали к терпеливости, умению стойко переносить неприятности и лишения, но менее строго, чем мальчиков. Однако по сравнению с мальчиками девочки были окружены целым набором запретов и правил этикета. Если подвижные игры и детские исследовательские изыскания мальчиков поощрялись, то девочки должны были постоянно следить за целостностью и чистотой своей одежды, что, конечно, сильно ограничивало подвижность, стараться тихо себя вести перед старшими, а лазить по деревьям и скалам считалось совсем недевичьим занятием. Конечно, от девочек не требовали совершенного хождения по струнке, не запрещали вовсе участвовать в подвижных играх, но их с раннего возраста приучали, что «женщина должна знать свое место».

Девочек чаще, чем мальчиков, заставляли заниматься домашними делами, предъявляли требования к качеству выполненной работы. По сравнению с девочками, мальчики будто «отдыхали» перед предстоящими тревожными буднями взрослой жизни, сельским трудом и военными походами. В то же время женское достоинство оберегалось от постороннего посягательства гораздо ревностнее мужского. Братья защищали сестер больше, чем друг друга, и уже на оскорбительные слова, сказанные в адрес сестры, непременно следовало ответить физическим ударом. По традиционным кавказским представлениям, грубо или презрительно отзываться можно было только о падшей женщине (пришедший от времен эпохи матриархата менталитет, свойственный многим народам, у которых сохранились пережитки родоплеменного строя), поэтому оскорбление женщины было равносильным признанию ее таковой и требовало отмщения со стороны ее родственников.

Особое значение в воспитании уделялось строгой субординации младших перед старшими, женщин перед мужчинами. Так формировалась традиционная для обществ с сильным родовым влиянием привычка беспрекословно подчиняться старейшинам рода. В семье главным авторитетом был старший мужчина. Если у главы семейства были живущие в его доме сыновья, уже имеющие своих детей, то он имел над внуками большую власть, чем их собственные родители. Он имел право указывать своим сыновьям, как им воспитывать их же детей, и в спорных ситуациях между родителями и детьми был высшей инстанцией, решение его было законом для всех домочадцев. Учитывая знаменитое кавказское долголетие, таких семей на Кавказе было немало. Способствовало сохранению этой традиции и то, что из-за малоземелья, от которого в старину страдали все народы Кавказа, многие взрослые и обзаведшиеся собственными семьями мужчины не торопились покидать отчий дом, предпочитая после смерти отца разделить между собой его имущество. До присоединения Кавказа к России глава кавказской семьи подобно древнеримскому патерфамилиасу имел почти неограниченную власть над своими домочадцами, даже мог продавать их в рабство, и никто не имел право отделяться от семьи без его разрешения. Исключение составляли только чеченцы и ингуши, у которых особенно сильно сохранились традиции родоплеменного строя: там каждый человек принадлежал только своему роду, и, несмотря на тоже строгие патриархальные порядки в семье, каждый мужчина, способный носить оружие, имел право по своему усмотрению покинуть отчий дом. Покинувший семью отца мужчина становился полноправным членом своего рода и лично нес свои обязанности перед тем.

checheninfo.ru