ЧЕЧНЯ. О традиционном отношении чеченцев к государству: почему "пачхьалкх" — это не про свободу. В чеченском языке слово «пачхьалкх» — государство — звучит не нейтрально. Оно несёт в себе тяжёлую историческую память, идеологическую настороженность и глубокое недоверие. Происходит оно от термина «паччахь» — то есть «царь», «падишах», «властитель». И это не просто лингвистическая особенность. Это ключ к пониманию всей чеченской философии свободы, власти и общественного устройства. Для предков чеченцев понятие государства всегда ассоциировалось с монархией, с вертикалью подавления, с иерархией, где один человек — царь — стоит над народом. А народ — не хозяин своей судьбы, а подданный. Именно так выглядели все «пачхьалкх», которые чеченцы видели вокруг себя: Персия, Османская империя, Русская империя — все они были царствами. И все они приходили с войной, данью, подчинением. Поэтому идея государства у чеченцев изначально была синонимом рабства. Государство — это не защита, не порядок, не развитие. Государство — это ограничение свободы, это принуждение, это власть одного над многими. А это — то, что чеченцы на протяжении веков отвергали с оружием в руках.
Чеченская "демократия": народовластие в горах. В отсутствие централизованной власти, в условиях вечной борьбы за выживание в горах, чеченцы выработали уникальную форму самоуправления. Русские и западные исследователи, знакомые с республиканскими моделями, называли это настоящей демократией — народовластием в подлинном смысле слова.
Решения принимались на гIала (общем собрании), где каждый имел право голоса. Старейшины (стаги) не командовали — они советовали. Ни один военачальник не мог вести за собой людей без их согласия. Ни один закон не действовал, если его не одобрял мехк-кхел — народ. Это был антигосударственный строй, построенный на равенстве, ответственности и чести. Именно поэтому чеченцы не стремились к созданию собственного «пачхьалкх». Они не хотели своего царя. Они хотели свободы быть собой, без надсмотрщика, без чиновников, без дани.
Шамиль: имам, которого сначала приняли, а потом отвергли. Тогда возникает вопрос: если чеченцы так ненавидели государство, почему они добровольно присоединились к имамату Шамиля? Почему воевали под его знамёнами? Ответ прост: Шамиль изначально предложил не государство, а общину. Он пришёл не как паччахь, а как имам — духовный лидер, призывающий к справедливости, единству и сопротивлению колониальному гнёту. Его идея была религиозной, моральной, освободительной. Он не требовал подданства — он призывал к вере и сопротивлению. И чеченцы поверили. Потому что это была не вертикаль власти, а горизонтальное братство во имя свободы.
Когда имам стал царём: предательство доверия. Но со временем всё изменилось. Шамиль, видя необходимость устойчивой структуры, начал постепенно строить государство. Он вводил налоги, назначал наместников, укреплял централизованную власть. А главное — объявил своего сына наследником. Это был роковой шаг. Потому что имамат не может быть наследственным. Это — выбор общины, духовное лидерство, основанное на знании, мудрости и вере. А наследственность — это признак монархии, царства, того самого пачхьалкх, к которому чеченцы питали отвращение. В этот момент чеченцы поняли: Шамиль больше не имам. Он хочет стать паччахь. Он строит то, что они веками отвергали. И они отказались от него.
Почему Шамиль проиграл: не враги сломили, а свой народ ушёл. Многие думают, что Шамиль проиграл из-за силы русской армии. Но ключевая причина — потеря поддержки чеченцев. Когда стало ясно, что имамат превращается в государство, чеченские тайпы начали отходить от борьбы. Военная опора исчезла. Люди не хотели новой тирании вместо старой. Шамиль хотел освободить Кавказ. Но в попытке создать устойчивый порядок он повторил ошибку своих врагов — попытался построить вертикаль власти. А чеченцы не боролись за то, чтобы заменить одного царя другим. Они боролись за свободу быть без царя.
Свобода личности выше государства. Эта история — не просто страница истории. Это урок. Чеченцы не против порядка. Они против подавления под видом порядка. Они не против единства. Они против единоначалия. Они не против справедливости. Они против справедливости, навязанной сверху. Их идеал — не государство, а самоуправляемое общество, где каждый несёт ответственность за себя, за свой дом, за свой народ. де слово сильнее закона. Где честь важнее власти.
Где свобода — это не право, а состояние души.
Post scriptum. ...Кавказский сборник (1879) об отнощении чеченцев к государству. Шамиль переменил тактику и обратился к мерам, которые в былое время часто употреблял с успехом. Он приказал Кази-Магоме воздействовать на народ, при помощи тавлинцев, силою: заставить чеченцев воевать и в обеспечение этого потребовать у них аманатов, а если не дадут, то взять этих аманатов опять-таки силою. На тавлинцев он еще мог положиться, потому что дикость их нравов, закоснелость их в мюридизме, который у них привился так, как Шамиль хотел его привить; затем пожива и существование на счет других; наконец, управление многими обществами нагорной Чечни посредством тавлинских наибов, которых имам заблаговременно и предусмотрительно рассадил на эти места,– все это ручалось ему, что для тавлинцев не настало еще время отступиться от него. Он не ошибся: тавлинцы действительно сочувственно отнеслись и к его воззваниям, и к его приказаниям. По велению Кази-Магомы, они потребовали у жителей разных аулов заложников; те, конечно, добровольно не дали. Тогда, являясь в эти аулы в составе небольших партий, они стали вытаскивать из домов то сына, то дочь. А Кази-Магома, с главными силами, стоял в то время в верховьях Шаро-Аргуна и ожидал результата распоряжений своего отца. В отряде его до этого дня были еще многие чеченцы. Но вот весть о насилии с быстротою молнии облетела все закоулки.
В тот же миг чеченцы, находившиеся в отряде, бросили Кази-Магому и полетели оградить и охранить свои семьи от покушения тавлинцев. Это случилось в день закладки укрепления. Тавлинцы уже возвращались в свой лагерь с аманатами. Чеченцы, встретив их на дороге, кинулись на них с неистовством, весьма понятным отцам и мужьям, у которых отбирают их детей и жен. Началась резня. Из ближайших аулов подоспели те, которые у себя дома, обманутые и устрашенные миссиями Кази-Магомы, скрепя сердце, должны были уступить насилию, и все соединились против дикарей, посягнувших на заветные права и чувства людей. Свалка была жестокая и естественно, для тавлинцев кончилась не благополучно, потому что, не смотря на всю их отвагу, сила и ожесточение одолели. Чеченцы рубили своих единоверцев, сбрасывали их с обрыва в Аргун, разогнали остальных во все стороны и освободили заложников.
Итак – своя своих не познаша. Оказалось, что мера, которую придумал Шамиль, была самая нелогичная, безумная. Если до сего времени на стороне его оставалась хоть горсть чеченцев, то со дня междоусобной резни не осталось ни одного;
кроме того, раз и навсегда положена между им и населением нагорной Чечни неодолимая преграда. Мало и этого, он посеял месть и вражду с их стороны столько же по отношению к себе, сколько и по отношению к целому тавлинскому племени.
Кавказский сборник, том №3 – Тифлис, 1879 г.
checheninfo.ru
